Одно из главных обвинений «путинского режима», выдвигаемого «либералами», состоит в том, что последний не смог за «десять тучных лет» перейти от сырьевого типа экономики к экономики инновационной. Конечно, защищать периферийный российский капитализм – дело бессмысленное, поскольку ублюдочность данной системы гарантируется ее самим устройством. Однако в данном случае стоит отметить, что подобные обвинения выдвигаются апологетами самого ярого антисоветизма, которые по умолчанию гарантирует то же самое, только в еще более «усиленном» варианте. Более того, зачастую «обвинителями» являются люди, находившиеся наверху в 1990 годы, которые инновационными назвать никак нельзя. Это, по крайней мере, должно насторожить. Однако при внимательном рассмотрении проблемы становится понятным, что речь идет не только о сомнительности критиков. На самом деле все намного серьезнее…
А именно – никто даже не задумывается о том, возможно ли указанный переход к «инновационной экономике», как таковой. На самом деле тут работает «сила привычки»: ну вот было последнее столетие периодом успешного «догоняющего развития», следовательно, нет никаких проблем, чтобы устроить его тут. Ну, кроме политической воли и пресловутой коррупции, разумеется. На самом же деле тут все намного сложнее. Во-первых, стоит указать, что само по себе догоняющее развитие и «инновационное развитие» представляют собой пусть пересекающиеся, но не совпадающие понятия. В том смысле, что «инновационным» может выступать не всякое создание современной экономической системы, а только такое, которое опирается на приоритет инноваций, где основной экономический эффект дает именно успех в сфере высоких технологий. Как не странно, но это отбрасывает огромное число экономик, при этом развивающихся достаточно успешно и даже достигших приличных показателей (скажем, Иран, Турцию или, даже, Индию).
Та же под вопросом оказывается такой, казалось бы, хрестоматийный пример «инновационной экономики», как Сингапур. На самом деле львиная часть «сингапурского чуда» обеспечивается его ключевым положением в регионе, как главного перевалочного узла в транспортном, и что еще более важно, финансовом плане. Собственно производство в данном случае играет вторичную роль, во многом определяясь наличием свободных финансовых ресурсов. Тем не менее, Сингапур все же можно отнести к «инновационному» множеству, куда так же следует включить Южную Корею, Тайвань и Японию. Последняя наиболее интересна – тем, что именно она первая и стала страной, разработавший тот самый путь, который и привел к построению указанной экономики. Неудивительно, что именно Япония превратилась в «мировой эталон» высокотехнологичных отраслей. В том числе и у нас, причем достаточно давно – еще для позднесоветских людей ее уровень развития выступал, как некий недостижимый идеал: там все роботизировано и выпускают самую совершенную технику. В отличие от «совка», где только и делают, как навоз вилами ворочают…
* * *
На самом деле, как и все позднесоветские представления, впоследствии породившие постсоветский мир, оно оказывается не просто неверным, но вообще, переворачивающем реальность с ног на голову. Впрочем, об этом будет сказано позже. Пока же стоит напомнить о том, что очень важным фактором в «японском чуде» выступило политическое покровительство данной страны элитой Запада, позволившего бывшим «узкоглазым обезьянам» войти в «клуб развитых стран». Причины этого очевидны: от СССР до Японии намного ближе, чем от США. Поэтому, при неблагоприятных обстоятельствах, вероятность получить очередной «Китай» или «Северную Корею» на островах довольно велика. Тем более, если учесть, что еще совсем недавно их жители довольно успешно громили американскую армию и флот по всему Тихому Океану и особого пиетета к «гайдзинам», разумеется, не испытывали. Так что особо прижимать японцев было чревато крайне нехорошими последствиями. А вот превратить их в своих верных сателлитов, подобно тому, что было сделано с Европой, выглядело прекрасной идеей.
Американцы не учли тот факт, что вчерашние «обезьяны» смогут так быстро сориентироваться в существующем мире, и обрести не просто относительно стабильное существование, но и выйти на самый высокий уровень развития. В довоенное время «страна Ямато», конечно, демонстрировала приличный технологический рост, но он был, во многом, скрыт от европейцев и американцев (последние, к примеру, были невысокого мнения о японской боевой технике – за что и поплатились). Но после войны все «опасные» отрасли были заблаговременно заблокированы, и считалось, альтернативы превращению страны в экономику «второго эшелона» под четким патронажем Штатов быть не может. Поэтому американцев особенно не волновало развитие японской промышленности – они просто не видели в ней конкурентов, способных пошатнуть их позиции. И относились к ней соответственно: к примеру, американские вооруженные силы во время Корейской войны запросто размещали военные заказы (прежде всего, на автомобили) в Японии, опираясь на очевидные логистические преимущества. Какие-либо экономические последствия данного решения казались невозможными…
Но случилось неожиданное. Япония смогла осуществить прорыв на мировой рынок и, на какое-то время, стать ведущим игроком на самой вершине технического прогресса. Настолько, что в те же 1980 и даже 1990 годы серьезно говорили о переносе центра мировой экономики в Страну Восходящего Солнца. Ключом к прорыву, кстати, стали не указанное выше автомобилестроение, а отрасль совершенно неожиданная: полупроводниковая техника. Нет, конечно развитие шло и в других направлениях: к примеру, Япония стала одним из ключевых производителей стали или автомобилей (о последних будет сказано ниже). Но победа в электронной промышленности была абсолютной. Именно японская электроника на десятилетия стала символом высокого качества при условии самой современной конструкции – и остается таковой даже сейчас, когда из всего японского на ней остался только шильдик…
Однако стоит понимать, что саму по себе полупроводниковую технику японцы, разумеется, не придумали. Более того, к отработке данной технологии до состояния, пригодного к промышленному применению, они имели весьма отдаленное отношение. «Отцами» транзистора были американцы Браттейн и Бардин, во второй половине 1940 годов работавшие в компании «Bell Labs». Основной задачей, поставленной перед данной группой, было создание твердотельного усилительного устройства, пригодного для работы в бортовых радиолокационных станциях – главной электронной системе развертываемой стратегической авиации. Именно ожидаемые военным заказы стали основой для финансирования американской телефонной компанией указанного исследования. Правда, сам транзистор Браттейна-Бардина для работы в данной отрасли оказался неспособен – однако начало было положено. На отработку новой технологии были брошены достаточные силы — и потребовалось меньше десяти лет, чтобы новые устройства стали обычным делом.
Это случилось в середине 1950 годов. Однако, что касается бытовой аппаратуры, то тут с внедрением новой технологии были определенные проблемы: в отличие от бортовой аппаратуры, массогабаритные характеристики для данной области не критичны. Поэтому, даже после того, как технология выпуска транзисторов была отлажена, вся бытовая аппаратура продолжала оставаться ламповой. Да, еще и понятие «теплый ламповый звук» для того времени было актуальным – первые транзисторные устройства действительно имели не очень хорошее качество звучания, и проигрывали в этом вакуумным приборам подчистую. Поэтому, скажем, выпуск фирмой Texas Instruments первого транзисторного приемника оказался неудачным – покупатели не особо жаловали устройство ценой тогдашних 50 $.
Впрочем, американцы не особенно расстроились от данного факта – они-то имели намного более выгодный рынок военных заказов. Но вот японцы, лишенные подобного счастья, смогли увидеть в данной технологии что-то серьезное. Именно поэтому они стали теми, кому впервые улыбнулось счастью создания того, что впоследствии будет названо «гаджетами» — а именно, удобных, не требующие больших затрат, но весьма неочевидных устройств. Первым в мире «гаджетом» стал транзисторный приемник SONY TR-55, супергетеродин на 5 транзисторах, принимающий средневолновые радиостанции. Это несложное и недорогое изделие (40 $) оказалось первым японским электронным устройством, востребованном во всем мире. Собственно, выпуск его и продемонстрировал тот путь, который в дальнейшем привел Японию к процветанию. А именно – активное использование недавно созданных, но еще не освоенных технологий. Замечу, не создание их – а освоение созданного в иных областях, прежде всего, в связанных с научно-техническим соперничеством США и СССР, и «трансляция» его на коммерчески эффективные рынки.
* * *
Данный путь сделал Японию родиной многих эффектных изобретений, вроде компакт-диска, портативного плеера или видеомагнитофона формата VHS, изменивших жизнь миллионов человек при минимальных затратах. Впрочем, это относится не только к электронике – подобную роль Страна Восходящего Солнца сыграла и в других сферах, к примеру, в автомобилестроении. В ней японские модели стали основой для создания «современного типа» автомобиля — не огромного «дорожного крейсера», бывшего привычным для промышленности США, но и не слишком миниатюрной европейской малолитражки. Японцы же положили в основу своих машин самые передовые достижения техники – к примеру, высокофорсированные двигатели, способные при небольшом рабочем объеме (и, следовательно, небольшом расходе топлива) выдавать приличных характеристики. Или применение в легковых машинах дизельных двигателей, до этого бывших признаком грузовиков и автобусов. Особенно эффектно данное преимущество японских машин проявилось во время известного повышения на нефть в середине 1970 годов, ставшее их «звездным часом». Именно тогда Страна Восходящего Солнца окончательно утвердилась на автомобильном рынке своего могучего конкурента – США.
Таким образом, можно сказать, что основой «японского чуда» выступило то, что данная страна получила возможность использовать технологический рывок 1950-1970 годов, причем практически бесплатно. Нет, конечно определенную плату за использование новых технологий платить пришлось – к примеру, за лицензию на производство тех же транзисторов компания SONY отдала 25 000 $. Однако на самое главное, а именно –на высокорисковый момент начала разработки технологии, Япония не тратилась. Это делало ее положение практически безупречным. Действительно, научно-техническая «производительность» американо-советского противостояния была настолько велика, что инновации сыпались оттуда, как из рога изобилия. И, конечно, никак не могли быть освоены самими «производителями». Это давало «третьей стороне», в качестве которой и позиционировала себя Страна Восходящего Солнца, отличный шанс. Впрочем, не только она – впоследствии данный путь был в дальнейшем «клонирован» многими государствами, начиная с Южной Кореи и заканчивая Китаем. Впрочем, про последний надо говорить отдельно, так как тут не все так просто – однако во-многом, «китайское чудо» выступает копией японского.
Но указанный метод имел и свои очевидные недостатки. А именно – то, что высокая эффективность его могла осуществляться, понятное дело, только при наличие указанного неиссякаемого «технологического источника». При исчезновении его положение «третьей стороны» становилось критичным. Поэтому, как только указанный «источник» иссяк, Япония оказалась лишена возможности использовать свою сверхэффективную стратегию в качестве способа получения новых рынков. Это был самый серьезный кризис в послевоенной истории. Собственно, для его решения у страны было два пути. А именно: или попытаться стать производителем новаций самой, т.е., сделать то, что делали СССР и США в период своего противостояния. Причем, неся при этом намного большие потери на высокорискоый начальный период. Или же можно было постараться найти другую стратегию поведения на рынке, позволившей бы сохранить достигнутое положение.
Как это ни удивительно, но японцы опробовали оба варианта. Во-первых, они очень серьезно вложились в развитие науки и техники, вплоть до декларированного перехода ко всеобщему высшему образованию. Как раз этот процесс, воспринятый постсоветским человеком «эпохи всеобщего развала» 1990 годов, окончательно утвердил его в мысли о невиданном цивилизационном превосходстве Японии и породил иллюзию скорого наступления «постиндустриального общества». А во-вторых, они же попытались использовать «американскую» стратегию «надувания пузырей» — начиная, понятное дело с биржи, и заканчивая брендами. Однако в обоих случаях их ждала неудача. Оказалось, что и образование, и вложения в науку являются пусть необходимыми, но не достаточными условиями для формирования новаций. Что же касается «пузырей», то оказалось, что даже имеющихся финансовых возможностей не хватит, чтобы продлить их существование достаточно долго. Без американских возможностей господства в финансах они оказались лишь временным спасением, лишь усиливающим будущий кризис.
В конечном итоге, Япония, конечно, не потерпела полную катастрофу, упав на самое дно. Нет, запас прочности японской социально-экономической системы оказался достаточно велик для того, чтобы сохранить стабильность. Но вот прежний шарм высокотехнологичного мира, стоящего одной ногой в будущем, эта страна потеряла. Это очень печально – поскольку как раз для нас в свое время Япония выглядела если не Раем земным (впрочем, почему если – именно раем и выглядела, с унитазами, управляемыми с пульта и телевизорами, которые можно носить в ладони), то, по крайней мере, самым желаемым будущим уже для нашей страны. Однако это было неизбежно, и даже более того, вытекало из указанной ситуации. Ведь понятно, что если представители страны – генератора наваций воспринимают страну – потребителя новаций, как более новационное место, дело обстоит очень и очень плохо. А речь ведь шла о буквальном «обожествлении» японской экономики позднесоветскими людьми, при полном уничижении новационной способности советского строя! «Совок» представлялся «царством архаики», а все производимые им новации – или «случайными флуктуациями», или просто копированием чужих идей. (Смешно, но именно этим и занимались те самые «инновационные экономики», которые мы так любили приводить себе в пример.)
* * *
Впрочем, обсуждение особенностей позднесоветского и постсоветского мышления – тема отдельного разговора. Тут же нам стоит обратить внимание на то, что указанный механизм функционирования «инновационных экономик» являлся работоспособным в крайне ограниченном временном периоде. А именно – в момент, когда общество имеет большее количество открытых технологий, нежели способно освоить. Именно тут имеет смысл создавать «подхватывающие» отрасли, превращающие эти технологии в реально существующие производства – и захватывать за этот счет новые рынки. Если подобной возможности нет – то никакие «инновационные производства» невозможны. Поскольку в данном случае становится потребным не логичное и прекрасно ложащееся в бизнес-планы превращение новаций в новые технологии, а совершенно непредсказуемый – в рамках господствующей парадигмы – процесс создания новаций, как таковых. При этом следует понимать, что никакой бизнес ничего подобного просто не потянет: поскольку, во-первых, это требует значительных затрат, зачастую превышающие возможности венчурного капитала. А, во-вторых, поскольку бизнес не имеет механизмов, позволяющих ему иметь хоть какое-то представление о производимых действиях. (В 1950-1970 годы данная проблема решалась через институт «инженеров-бизнесменов» и даже «ученых-бизнесменов», в СССР – «генеральных конструкторов», но теперь этой возможности нет.)
Все это приводит к тому, что указанный путь для современного общества закрыт – как бы заманчивым он не казался. Кстати, у нас в стране этот факт был прекрасно продемонстрирован на примере пресловутого Солково, должного стать зародышем «инновационной экономики» в стране. А на деле превратившееся в пример бессмысленного и дорогостоящего «распила». А что делать, если ни одна из известных технологий больше не дает решающего выигрыша на мировых рынках? Только «осваивать выделенные средства». Нет, конечно можно еще и пытаться получать прибыль за счет внедрения инноваций – но стоит понимать, что величина ее в данном случае не будет иметь решающего значения (по крайней мере, для того же Вексельберга).
Именно поэтому попытка создания капиталистической «инновационной экономики» в России завершились закономерным пшиком. Несмотря, кстати, на немалые выделенные средства. Очевидно, власть смогла сделать из этого всего закономерные выгоды (не вскрывая, разумеется, механизма этой неудачи – это в рамках господствующего представления невозможно) и дальнейшие свои действия ведя, имея в памяти указанный факт. Именно этим, ИМХО, определилась современная ориентация на построение «классического империализма», который действительно является самой оптимальной стратегией в настоящее время. Что, впрочем, не отменяет вопросов о эффективности данного строительства. И тем более – о благости данного процесса для основной массы населения.
* * *
Впрочем, на этот вопрос ответ был дан еще более ста лет назад. А именно – капитализм, как классовое общество, существует для обеспечения интересов господствующих классов, и следовательно, ожидать от него заботы обо всем народе является глупостью, недостойной человека. Что же касается того, что следует делать, чтобы таковая забота все же проявилась – так же известно еще с того времени… Но, понятно, что к построению «инновационного общества», и прочим артефактам прошлого столетия, этот процесс не имеет никакого отношения.
Ну и конечно, к мнению либералов следует относится известным образом – как к чистому и незамутненному бреду. Но это-то, думаю, всем давно должно быть понятно…
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
