К 90-летию со дня смерти Ф.Э. Дзержинского
Почти четверть века назад беснующаяся толпа собралась в Москве на площади Дзержинского, чтобы свергнуть памятник тому, кого в советское время называли Железным Феликсом. Первая и самая значительная акция вандализма в столице сопровождалась истеричными воплями об освобождении от тоталитаризма, символом которого избрали руководителя ВЧК, а затем ОГПУ. Вряд ли среди агрессивных (и не всегда трезвых) людей нашлись те, кто вспомнил бы о том, что последние два с половиной года своей жизни Дзержинский, возглавив Всесоюзный Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), стал инициатором осуществления индустриализации нашей страны и добился многого за этот короткий срок. Мало кто в августе 1991 года мог предположить, что расправа с памятником станет сигналом для разрушения промышленности, ради создания которой упорно трудился и отдал жизнь Феликс Эдмундович.
Отстаивая дело индустриализации
В статье «О победе социализма первоначально в одной стране», опубликованной в «Правде» 7 мая 2015 года, приводились отрывки из доклада Ф.Э. Дзержинского «О металлопромышленности», с которым он выступил на XIV конференции РКП(б). Через две недели после завершения этой конференции, 15 мая 1925 года, Дзержинский выступил с обстоятельным докладом о положении во всей промышленности СССР на III Всесоюзном съезде Советов. В нём было отмечено: «Главнейшая и основная задача, которая стоит не только перед промышленностью, но и перед всем народным хозяйством и перед правительством, — это наметить в дальнейшем меры к тому, чтобы рост развития промышленности не только не был ослаблен, но был усилен и догонял потребности всего народного хозяйства».
Дзержинский подчёркивал: «Для того, чтобы всё растущее население могло прокормиться, необходима, прежде всего, интенсификация технической культуры в сельском хозяйстве, что возможно только при развитии нашей промышленности». Дзержинский обращал внимание на многие проблемы, которые предстояло решить в кратчайшие сроки: «Сельское хозяйство ведётся у нас без необходимых минеральных удобрений, которые… должны вырабатываться нашей промышленностью, без достаточного применения сельскохозяйственных орудий и механизмов, только при помощи силы животных и рабочей человеческой силы, без применения силы механической, без применения силы и энергии электрической невозможно поднять производительность земли на ту высоту, которую она может дать».
Между тем промышленность всё ещё отставала даже от отнюдь не высокого дореволюционного уровня развития. Как отмечал Юрий Жуков в своей книге «Оборотная сторона нэпа», в своём докладе Дзержинский сообщил «о всё ещё сохранявшейся нехватке цветных металлов, особенно меди, без которой не справляется со своими задачами электротехническая промышленность. О сохранившемся отставании лёгкой промышленности: текстильной, достигшей всего 44% довоенного уровня из-за нехватки хлопка, обувной, дающей пока только треть довоенной продукции, пищевой». Дзержинский информировал делегатов съезда, что производство масла, сахара, патоки, крахмала, табака, спирта «получило у нас ещё недостаточное развитие».
Многие промышленные предприятия всё ещё оставались незагруженными. Таких было свыше 20%. Правда, за год уменьшилось число законсервированных заводов — с 28% до 22%. Дзержинский упомянул в докладе, что заработали на полную мощность четыре новые электростанции: Шатурская, Каширская, «Красный Октябрь» и Кизеловская. К концу года, сообщал докладчик, будут введены в строй новые станции: Волховская, Нижегородская и Штеровская.
Дзержинский не раз посещал строившиеся гидростанции. В июне 1925 года он вместе с начальником строительства Г.О. Графтио осмотрел Волховстрой. Вернувшись в кабинет Графтио, Дзержинский заметил: «Знаете, Генрих Осипович, доктора запретили мне даже на третий этаж подниматься, а сколько я исходил здесь, сами видели, и ничего… Воздух стройки полезен!»
Подводя итоги хозяйственной деятельности Дзержинского, автор его биографии А. Тишков писал: «Прошло около двух лет после его прихода в ВСНХ и год с того момента, когда он возглавил «Главметалл»… За истекший 1924/25 хозяйственный год вся промышленность возросла по сравнению с предыдущим 1923/24 годом на 62 процента, превысив в два раза плановые предположения. Ещё разительнее были успехи металлопромышленности. Здесь рост за год был более чем вдвое».
Совмещая руководство ВСНХ и ОГПУ
Отчасти совместительство двух важнейших правительственных постов помогало Дзержинскому. Обнаружив нехватку меди, Дзержинский дал задание сотрудникам ОГПУ искать запасы этого металла на базах, складах и предприятиях. Тишков писал: «Медь была найдена. Даже более чем требовалось».
В то же время хозяйственная работа диктовала иные подходы, чем те, к которым привыкли чекисты. Выступая на XIV партконференции, Дзержинский сказал: «Как же мы подходим ещё сейчас к техническому персоналу? У нас очень много пережитков в этой области. Мы помним ещё то время, когда держали дубинку в руках и должны были держать для того, чтобы не позволять им изменять, а кто изменяет, того стукнуть и уничтожить. Остатков той психологии, которая была тогда уместна, у нас ещё очень много держится до сих пор».
Дзержинский прервал своё выступление, заметив: «Может быть, вам несколько странно, что я, председатель ГПУ, такие речи говорю?» Ответом был взрыв смеха. Дзержинский продолжил говорить о предвзятом отношении к инженерно-техническим сотрудникам: «Я должен прямо сказать: мы рассматриваем их часто только как наёмников. Я думаю, неправилен такой подход… Без уважения к людям, которые знают, без поддержки технического персонала, без поддержки науки, которая имеет целью поднять нашу промышленность и подвести научную базу под производственные процессы, мы без этого не сможем выполнить той задачи по поднятию производительности труда, которая перед нами поставлена… Вопрос относительно того, чтобы поднять на высшую ступень науку и создать товарищеские условия работы нашему техническому персоналу, является основной задачей, без которой мы окончательно победить в экономическом отношении буржуазную Европу не сможем!»
Занимаясь восстановлением экономики страны, Дзержинский продолжал осуществлять руководство ОГПУ. 1926 год ознаменовался эскалацией напряжённости на границах СССР. 13 мая в Польше был совершён государственный переворот и установлена диктатура Юзефа Пилсудского. Всего шесть лет назад Дзержинский, став председателем Польского бюро РКП(б) и членом Временного ревкома Польши, принял активное участие в войне — правительство Пилсудского развязало её против Советской страны. Тогда помощь Пилсудскому оказала Западная Европа. Теперь в ОГПУ поступали сведения о том, что с помощью польского диктатора, а также руководителей прибалтийских государств английский генштаб готовит диверсии на советских предприятиях. Вскоре органы ГПУ задержали нескольких диверсантов, направленных на производства «Грознефти», Донбасса и на тульские оружейные заводы. И всё же на ряде предприятий произошли пожары и взрывы.
Дзержинский поставил перед сотрудниками ОГПУ задачу: «Все свои силы направить на подготовку к обороне». Он наметил целый ряд практических мер по борьбе с вражеской агентурой, усилению охраны границ и разведки в пограничной местности. 20 мая 1926 года Дзержинский представил в комиссию Политбюро по вопросам обороны доклад «О современном состоянии заводов военной промышленности».
Международная обстановка продолжала обостряться. 11 июля Дзержинский сообщил в ЦК о подготовке Польши к нападению на СССР и об активизации белогвардейских формирований в Прибалтике. Он внёс предложение рассмотреть вопрос о состоянии боеготовности Красной Армии на комиссии Политбюро по обороне. Вместе с Чичериным Дзержинский предложил рассмотреть вопрос о внешнем положении СССР на открывавшемся 20 июля пленуме ЦК. 18 июля Дзержинский готовил своё выступление на пленуме до поздней ночи.
Но дела в ВСНХ также требовали срочного внимания. 19 июля Дзержинский выступил на заседании Президиума ВСНХ с речью о контрольных цифрах промышленного развития на 1926/27 хозяйственный год. Очень уставший, он вернулся домой лишь в 3 часа ночи.
К тому времени состояние здоровья Феликса Эдмундовича было крайне неудовлетворительным. Тюрьмы, ссылки, тяжёлые условия подполья, а затем напряжённая работа на важнейших правительственных постах не прошли даром. Ещё в 1922 году доктор в Сухуми сказал ему: «Вас хватит не более чем на два-три года, если не будете лечиться и соблюдать режим». Врачи требовали, чтобы Дзержинский ограничил работу четырьмя часами, больше отдыхал на воздухе, не допускал физических и нервных перегрузок. Дзержинский же по-прежнему продолжал работать по 16—18 часов. В начале 1926 года он перенёс два сердечных приступа, но скрыл это от врачей. Избежать нервных перегрузок в разгар активизации выступлений оппозиции против руководства страны было практически невозможно.
20 июля 1926 года
После своего политического поражения на XIV съезде партии, завершившемся в декабре 1925 года, Зиновьев и Каменев объединились с Троцким, с которым враждовали с 1923 года. Создание «новой оппозиции» произошло после отречения Зиновьева и Каменева от их критики Троцкого и его сторонников. Троцкий же отказался от своих обвинений в адрес Зиновьева и Каменева. В ЦК, пленум которого открывался 20 июля, было направлено «заявление тринадцати». Его подписали Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Лашевич, Муралов и другие.
Обращая внимание на целый ряд острых проблем страны, авторы заявления голословно обвиняли руководство партии в провоцировании кризисных явлений в экономике. Зиновьев и Каменев, которые до тех пор выступали против активной индустриализации под лозунгом «Реже шаг!», теперь стали обвинять Политбюро в том, что оно слишком медлит с её проведением.
Дзержинский знал, что на пленуме будет острая дискуссия по вопросам, которыми он занимался как руководитель ВСНХ. Между тем он не выспался, а с утра ощутил признаки сосудистого криза. Дзержинский не стал завтракать и поспешил зайти в ОГПУ, прежде чем отправиться в Кремль на пленум ЦК.
Первым на пленуме с докладом выступил Л.Б. Каменев, занимавший тогда пост наркома внутренней и внешней торговли. Дзержинский терпеливо его выслушивал, хотя его глубоко возмущало вопиющее искажение оратором подлинных фактов. Каменев не только демагогически преувеличивал прибыли частников, но и проявлял очевидное невежество. Он путал валовую прибыль с чистой прибылью.
Дзержинский готовился выступить с опровержением, но тут слово предоставили Г.Л. Пятакову. Дзержинский был поражён: Пятаков, его заместитель по ВСНХ, даже не удосужился предупредить его о своём выступлении, в котором резко осуждалась экономическая политика, проводимая руководством партии.
Поднявшись наконец на трибуну, Дзержинский начал свою речь, с трудом сдерживая эмоции. Он говорил: «Товарищи, я должен сказать, что в докладе Каменева и в дополнении к этому докладу Пятакова я поражён в величайшей степени тем обстоятельством, что один из них, будучи наркомторгом… а другой заместителем председателя Высшего Совета Народного Хозяйства, проявили полное незнание и незнакомство с теми вопросами, о которых они здесь трактовали». Приводя статистические данные, Дзержинский убедительно опровергал демагогические утверждения членов «новой оппозиции».
Тогда Каменев, Троцкий, Пятаков и другие оппозиционеры стали перебивать Дзержинского ядовитыми репликами. Сначала Феликс Эдмундович игнорировал их, но затем, обратившись к участникам пленума, сказал: «Вы — свидетели: уже не один день как меньшинство желает вывести из равновесия большинство, и я не буду на такие реплики обращать внимания, ибо чем мы больше обращаем внимание на эти выходки, тем больше мы этим даём возможность оппозиции нашу деловую работу дезорганизовывать».
Большинство участников пленума выкриками поддержали Дзержинского, но оппозиционеры не угомонились. Дзержинский же продолжал выступление, приводя всё новые и новые данные, свидетельствующие о его правоте и лживости его противников. Дзержинский уже не сдерживался и поэтому сказал: «И тут выступает на смену программа Пятакова, бессмысленная, антисоветская, антирабочая программа за повышение отпускных цен». Впервые в партийной полемике программа оппозиционеров была названа «антисоветской».
Председательствующий объявил, что время, выделенное Дзержинскому, истекло, но присутствовавшие требовали не ограничивать его выступление. Из зала прозвучала реплика Каменева, который пытался оправдать свои невежественные аргументы: «Вы четыре года нарком, а я только несколько месяцев!» «А вы будете 44 года – и никуда не годны, — отвечает Дзержинский, — потому что вы занимаетесь политиканством, а не работой. А вы знаете отлично, моя сила заключается в чём? Я не щажу себя, Каменев, никогда!.. И потому вы здесь все меня любите, потому что вы мне верите… Я никогда не кривлю душой… Если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них. Мне одному справиться трудно, поэтому я прошу у вас помощи…»
Говорить становилось всё тяжелее. Дзержинский побледнел, лоб покрылся испариной. И всё же, собравшись, он закончил речь: «Вы видите, что именно все те данные и все те доводы, которые приводила наша оппозиция, основаны не на фактических данных, а на желании во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую Политбюро и пленум ведут».
Оратор сошёл с трибуны и сел на своё место среди членов ЦК. Он чувствовал тупую боль в груди. Какое-то время он слушал выступления и начал опять волноваться. Ему стало ещё хуже. Сидевшие рядом помогли покинуть зал заседаний. Кто-то уложил его на диван в одной из комнат отдыха. Тут же появился врач, который сделал Дзержинскому укол камфары и дал ландышевые капли.
Полежав некоторое время, Феликс Эдмундович решил отправиться домой. Жена увидела смертельно бледного супруга, который в сопровождении двух сослуживцев с трудом вошёл в квартиру. Он сказал, что сам приготовит себе постель, когда супруга попыталась его опередить. Однако, не успев дойти до кровати, рухнул на пол. Прибывший врач констатировал смерть, которая произошла в 16 часов 40 минут.
…Вечером того же дня пленум ЦК ВКП(б) принял обращение «ко всем членам партии, рабочим, трудящимся, к Красной Армии и Флоту». В обращении говорилось: «Дзержинский проявлял нечеловеческую энергию, дни и ночи, ночи и дни без сна, без еды, без малейшего отдыха работал на своём сторожевом посту… Его рыцарская фигура, личная отвага, его глубочайшая принципиальность, его прямота, его исключительное благородство создали ему громадный авторитет. Его заслуги громадны. Переоценить их нельзя».
Через два дня на страницах «Правды» Сталин, перечислив основные вехи жизни и деятельности Дзержинского, написал: «Хочется лишь одним словом охарактеризовать эту кипучую жизнь: ГОРЕНИЕ… Не зная отдыха, не чураясь никакой чёрной работы, отважно борясь с трудностями и преодолевая их, отдавая все свои силы, всю свою энергию делу, которое ему доверила партия, — он сгорел на работе во имя интересов пролетариата, во имя победы коммунизма».
Сталин подчёркивал: «Буржуазия не знала более ненавистного имени, чем имя Дзержинского, отражавшего стальной рукой удары врагов пролетарской революции». Отнюдь не случайна та ярость, с которой буржуазные контрреволюционеры свергали в августе 1991 года его памятник. Для буржуазии Дзержинский олицетворяет всё то, что ей ненавистно: честный и самоотверженный труд, пренебрежение материальными благами, личная смелость, преданность высоким идеалам. Хочется верить, что память о Дзержинском навечно сохранится в сердцах лучших людей страны, а величественный памятник Железному Феликсу будет восстановлен.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
