14 сентября на сайте газеты «Культура» была размещена статья, в которой речь шла о картине «Илья Муромец», вышедшей 60 лет назад. Публикуем её полностью.
60 лет назад во всесоюзный прокат вышла картина «Илья Муромец» с Борисом Андреевым в главной роли. Это первый широкоэкранный отечественный фильм. Сегодня, в эпоху доминирования изобретательных фэнтези и торжества компьютерных технологий, имеет смысл разобраться: сохранила ли сказка отечественного классика, режиссера Александра Птушко, художественное качество или ее следует воспринимать как громоздкий памятник эпохи, и только.
Самопальные спецэффекты фильма в комплекте с его несомненной изобразительной насыщенностью, хотя и производят впечатление, уже не потрясают. Зато поражает непоказной антипсихологизм, который принудительно диктуется исходным фольклорным материалом.
Птушко не умничает и не ерничает, никакого такого «постмодернизма», даже и в зародыше. Значимые события располагаются на линейке сюжета вплотную, впритык. Персонажи не размышляют, но отрабатывают фольклорные «обязательства». Устойчивость этого кровавого, жестокого, опасного мира обеспечивается именно безальтернативным характером событий.
Никаких пауз, ни малейшего временного зазора для возникновения рефлексии действующим лицам не предоставляется. Все очень определенно, конкретно, смачно, сочно, быстро. Птушко не в первый, да и не в последний раз удается дать точный визуальный и темпоритмический эквивалент архаического типа сознания.
Илья Муромец выпивает сока встань-травы и моментально выздоравливает. Боярин Мишатычка, в выразительном исполнении Сергея Мартинсона, сразу же соглашается на предательство, но скорее не из «трусости», а потому что такое у него место в сказочном человеческом космосе, такая неотчуждаемая роль.
Знакомство богатырей — Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича — напоминает, конечно, знакомство мушкетеров, но лишь внешне. У богатырей допсихологической эпохи нет «внутреннего мира», обид, честолюбия и вообще эмоций, один только долг. Они защитники Земли Русской. Воины. Понятно, Алеша Попович да Илья Муромец нуждаются в своих возлюбленных, но исключительно для того, чтобы обеспечить посредством рождения детей дальнейшее безостановочное развитие истории. А отдых им и вовсе не требуется.
Страна, совсем недавно пережившая кошмар войны на уничтожение, выстоявшая и победившая, легко считывала с экрана тему долга, мотив безусловного героизма: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». Архетип в картине Птушко тот же, просто в центре былинного Русского Мира мать городов русских, Киев-град.
Расклад традиционный: бояре грызутся, а некоторые предают, князь мудр и ответственен, крестьянин сомнителен, ибо гостит тут, а не живет, дева прекрасна и преданна, воин-дружинник смел. На границах Киева враги: Соловей-разбойник, Лихо одноглазое, Калин-царь. Жаждут поживы, унижения русских и самоутверждения. Некая жизнеустроительная стратегия Русского Мира — ее никто персонально не придумывает, не внедряет из соображений ситуативной корысти и хитроумия.
Большой интерес представляет следующий парадокс. «Илья» — имя иудео-христианское, между тем Киевская Русь в фильме показана как страна языческая, поклоняющаяся Перуну и компании. Вероятно, роль сыграло то обстоятельство, что при Никите Хрущеве как первом секретаре ЦК КПСС началось определенное наступление на православную церковь.
Но, как ни странно, это несоответствие приводит к углублению проблематики. Ключевой эпизод — сражение между Ильей Муромцем и его юным сыном-богатырем по имени Сокольничек, которого давно отнял у пленной Василисы и воспитал в степном духе царь Калин. Эта коллизия — классическая для фольклора. Смысл конструкции в том, что архаические сообщества ставят кровно-родственные отношения превыше всего, и схватка сына с отцом, таким образом, автоматически «напрягает» сюжет.
В «Тарасе Бульбе» Гоголь, конечно, заостряет, опровергая архаику. «Я тебя породил, я тебя и убью», — так обозначен высокий градус осознанности заглавного героя. В «Илье Муромце», едва богатырь опознал в сопернике сына, едва разъяснил тому степень их кровного родства, Сокольничек принял сторону русских, по существу, предав воспитавшего его степного царя. Нами «предательство» не замечается, ибо мы, зрители, к этому моменту уже полностью перешли на сторону антипсихологизма.
Так вот, для христианизированной страны подобное преувеличение отношений крови граничит с неприличием. Все-таки в Новом Завете Иисус Христос прилагает большие специальные усилия, чтобы вырвать человека из лап кровно-родственной зависимости. Но там, где доминирует Перун, и поведение Сокольничка, и ответное поведение отца-богатыря никаких вопросов не вызывает.
В предвоенные годы, когда основного врага мы ждали с Запада, Эйзенштейн подробно смоделировал экспансию крестоносцев в «Александре Невском», а Пудовкин с надеждой присмотрелся к другу степей в «Потомке Чингис-хана». Однако теперь, в середине 50-х, страна заново ощутила свою технологическую мощь и перспективу. Всего ничего остается до запуска первого спутника и полета Гагарина. Западный стандарт закономерно противостоит у Птушко некоторой степной неразвитости.
Калин-царь натравливает на русских неуклюжего Змея-горыныча, того легко сбивают гигантские, подобные ракетам, стрелы изобретательного мастера Разумея. Персонажа этого играет молодой Михаил Пуговкин, и его, разумеется, в аутентичных былинах нет.
Вообще, стилизованная ломаная речь степняков, включая самого Калина, призвана подчеркнуть цивилизационное превосходство русских. «Турзы мои, мурзы мои!» — это, конечно, комическое снижение.
Сам же Илья говорит возвышенными поговорками: «Волоку шубу за один рукав, а бояр буду волочить за густы кудри», «Храбры бояре, пока за рекой тугаре». Любопытно, что в 1956-м подобная стилистика еще представляется допустимой и даже престижной большинству населения. Но совсем скоро тот же Михаил Пуговкин будет при посредстве Леонида Гайдая пародировать подобную архаику в «Иване Васильевиче…»: «Паки, паки, понеже, житие мое…»
И все-таки «Илья Муромец» мог бы многому научить внимательного современного кинематографиста. Готовые мгновенные оценки с решениями персонажей не есть авторская наивность или, тем более, примитив. Наоборот, перед нами уверенная манера режиссера, который строил, строит в 56-м и еще полтора десятка лет будет продолжать строительство здоровой отечественной массовой культуры.
В сущности, перед нами аналог комикса, оперирующего, как правило, базовой образностью, антропологическими константами в манере быстрой, яркой и доходчивой. Американское кино многому научилось у низовых жанров, а вот отечественная творческая интеллигенция, к сожалению, рано запрезирала и массовые жанры, и сам низовой заказ. «Скорей надо извести деревенщину!» — канючит в фильме нечистый на руку боярин Мишатычка.
Не отсюда ли все наши теперешние, зачастую беспомощные, заимствования?
«Испугалися? Покорилися?» — с надеждой вопрошает Калин-царь. Его опасливые высказывания производят очищающее впечатление. Не испугалися, не покорилися, живы-здоровы.
«Не дождешься, коршун чебуркульевский!»
От редакции: Способы создания картины «Илья Муромец» — от тематики до акцентов в произведении — остаются актуальными и сегодня. Хотя бы как альтернатива современному постмодернистскому «искусству» , которое фактически культивирует среди людей (особенно среди молодёжи) такие фальшивые «ценности» как обывательщина, безответственность, космополитизм, играет на низменных мелкобуржуазных «потребностях». Впрочем от власти, проводящей политику в интересах иностранного капитала, невозможно дождаться отказа от культурной политики, проводившейся по инструкции директора ЦРУ А. Даллеса ещё в 1945 году.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.