Заметки внимательного читателя
В разговоре о книгах каждому особенно желателен знающий и умный собеседник. По мнению редакции «Правды», именно таков Юрий Васильевич Емельянов, очередную статью которого мы сейчас представляем. При публикации первого его материала в разделе «А вы что читаете?» он был назван одним из интереснейших авторов нашей газеты, и это, думается, вполне соответствует действительности. Известный читателям «Правды» больше всего своими статьями на темы советской истории (в первую очередь — о Сталине), учёный и писатель Юрий Емельянов вместе с тем проявляет незаурядную широту интересов, обращаясь подчас, казалось бы, к весьма неожиданным для него сюжетам и персонажам. Есть такое понятие: начитанность. Или можно сказать по-другому — эрудиция. Вот эти качества любимого автора справедливо отмечаются и в откликах на его размышления, опубликованные под рубрикой «А вы что читаете?» — «Словно поиск сокровищ» в номере от 10—15 июня и «Уроки Аркадия Гайдара» в номере от 19—20 июля с.г.
В СЕРЕДИНЕ 70-х годов прошлого столетия для фильма «Солдаты свободы» потребовалось воспроизвести беседу председателя правительства Польши в изгнании Станислава Миколайчика с Уинстоном Черчиллем в кабинете британского премьера. Поэтому собрали из разных библиотек старинные, но не слишком ценные книги, на корешках которых красовались золотые буквы иностранных названий. Поскольку я уже снимался в фильмах Юрия Николаевича Озерова в роли переводчика с английского языка, то был приглашён, чтобы проследить за правильностью воспроизведения актёрами английских фраз. Пока шли приготовления к киносъёмке, я стал листать книги, стоявшие на полках. Судя по обложке, в одной из них были помещены мемуары некоего французского маркиза XVIII века. С самого начала книги до её конца страницы не были разрезаны. Это означало, что за два столетия никто ни во Франции, ни в нашей стране ни разу не удосужился поинтересоваться сочинением высокородного автора.
Читать или не читать?
Над подобным отношением людей к книгам иронизировал чешский писатель Карел Чапек, который зачастую иллюстрировал свои произведения собственными рисунками. На одном из них он изобразил человека, стоящего перед книжным шкафом. Глядя на возвышающиеся над ним полки, заполненные книгами снизу доверху, человек, очевидно собравший их, говорит: «Когда-нибудь я заболею и всё это прочту!»
Эти размышления знакомы всякому книголюбу. Оказавшись в 1970 году в Будапеште, я обнаружил в центре города небольшой книжный магазинчик, в котором продавалось много литературных произведений на разных языках. Я приобрёл там книги, изданные в нашей стране, но являвшиеся «дефицитными», а также произведения писателей, пишущих на английском языке. Когда на другой день я стал рассказывать венгерскому профессору о своих покупках, он спросил меня: «А не было ли рядом магазина, в котором бы продавалось время, чтобы читать эти книги?»
И всё же не только нехваткой времени объясняется удивительный переход от острого желания прочесть книгу, возникающего в момент её покупки, к утрате этого порыва. Приобретая новую книгу или скачивая её из Интернета, мы обычно не задумываемся о том, насколько мы готовы к тому, чтобы прочесть это литературное произведение. Хотя Илья Ильич Обломов порой брал в руки книгу и даже начинал её читать, он быстро терял интерес к ней. Поэтому, хотя в его комнате «лежали две-три развёрнутые книги», страницы, на которых они были открыты, «покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно».
Герой повести Чехова «Дуэль» Иван Андреевич Лаевский окончил филологический факультет и выписывал «два толстых журнала», но его собеседник фон Корен обнаруживал в беседе с ним бездны невежества, а потому сурово отчитывал его, вопрошая: «Зачем он ничего не читает, зачем он так мало культурен и мало знает». Очевидно, что знания, полученные Лаевским в университете, были давно им утрачены, а содержание получаемых им регулярно журналов не захватывало его внимания. Фон Корен объяснял интеллектуальный упадок Лаевского тем, что он «много пьёт… и других спаивает».
Но почему не только патологически ленивый Обломов и любитель выпивки Лаевский, но и многие другие люди, берущие в руки книжное произведение, теряют к нему интерес после прочтения первых же его страниц? Очевидно, их ожидания от книги не оправдываются. Можно предположить: такой читатель надеется, что с самого начала книга всецело захватит его внимание, но вместо этого он вынужден отвлекаться на множество предметов, которые возникают на его пути в ходе продвижения по страницам произведения и становятся непреодолимыми препятствиями.
Начиная новую книгу, читатель словно переходит порог незнакомого дома, населённого неизвестными ему прежде людьми, а иногда ему кажется, что он пересёк государственную границу и попал в чужую страну. Ему нелегко разобраться в ориентирах и приметах описываемого пространства. Он путается в именах и фамилиях персонажей, с которыми постоянно знакомит автор книги с первых же страниц. Некоторые из этих новых знакомых могут сразу же вызывать у читателя жгучую неприязнь, хотя автор явно им симпатизирует. Читатель не всегда может понять, почему автор счёл избранную им тему важной для повествования. Авторские оценки могут показаться малоубедительными, а то и вздорными. Некоторым читателям покажется непривычной авторская манера изложения.
Нечто подобное произошло с моим однокурсником Володей Кавтарадзе, когда ему было поручено сделать доклад по роману Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит». На следующем же занятии Володя попросил преподавательницу американской литературы Хакину дать ему другую книгу для доклада. «Вы просто не вчитались в роман, — уверяла его поклонница Мелвилла. — Сколько страниц вы прочли? Тридцать?» «Меньше», — мрачно ответил Володя. «Двадцать?» — «Меньше!» Хотя Володя отличался любовью к чтению, его терпения на знакомство с книгой, не только знаменитой глубоким психологическим раскрытием человеческой природы, но также изобилующей подробными описаниями пород китов, их анатомии, процесса свежевания китовых туш, хватило лишь на прочтение восьми страниц текста.
По сравнению с посещением дома, в котором гость сразу ощутил желание покинуть его, читатель обладает несомненным преимуществом. Он может захлопнуть непонравившуюся ему книгу. Однако такое расставание с книгой может оказаться временным. Воспоминание о начатой, но непрочитанной книге может неожиданно прийти на ум через несколько лет. Так случилось со мной, когда я начал читать книгу Альфонса Доде про Тартарена из Тараскона. Вскоре после войны по радио стали передавать полюбившуюся детям передачу «Клуб знаменитых капитанов». Героями передачи были Дик Сэнд, капитан Гаттерас, Гулливер и другие персонажи из книг, известных многим советским детям. Однако мне не был знаком один из членов клуба — Тартарен, и поэтому я взялся за книгу об этом обитателе провансальского городка. Мне тогда было девять лет, и книга показалась мне скучной. Года через четыре я вспомнил некоторые эпизоды из романа Доде, прочитанные мною, и они вызвали у меня неудержимый смех. Я снова взял книгу и «проглотил» её за пару дней.
Разумеется, не только в процессе взросления, но также по мере накопления разнообразного житейского опыта и совершенствования литературного вкуса читатель может по-иному оценить то, что он когда-то отверг. Предметы, которые не захватили его интереса при первом знакомстве с книгой, через несколько лет могут показаться ему чрезвычайно важными. Читатель может постепенно приучиться заблаговременно узнавать о времени и месте действия книги, точно так же, как это порой делает человек, отправляющийся в дальнее путешествие. Как турист, фотографирующий достопримечательности, читатель может научиться выписывать из книги понравившиеся ему высказывания. Ценность же этих выдержек из литературных произведений, рождённых упорным трудом писателя, гораздо больше, чем фотоснимка, запечатлевшего весело улыбающихся членов семьи на фоне гор или городских зданий.
Испытав сильное душевное потрясение и разочарование в людях, герой романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро» находил спасение лишь в книгах, заметив: «Я удалился от шума городов, людской толпы и провожу дни, окружённый книгами, этими широкими окнами, открывающимися на нашу жизнь и освещёнными светлой душой писавших их людей». Поэтому поспешно закрыть книгу, даже если сначала она не увлекла вас, — это значит отгородиться от жизни, осмысленной выдающимися мыслителями, лишить себя мудрости, которую они вам предложили, утратить возможность усовершенствовать свой ум, способ выражения своих мыслей, свои душевные и моральные качества. Кроме того, не следует забывать, что ваша первоначальная неблагоприятная оценка книги может быть пересмотрена вами и тогда первоначально отвергнутое вами литературное произведение превратится в вашего надёжного помощника, умного учителя и верного друга.
Забываемая ныне великая русская литература
Все сильные стороны лучшей мировой литературы ярко проявились в уникальных достоинствах классических творений русских авторов. В наиболее тяжёлые дни Великой Отечественной войны, когда враги стояли буквально у ворот Москвы, И.В. Сталин в своём докладе 6 ноября 1941 года перечислил 16 имён самых выдающихся людей «великой русской нации». Шестеро из них были писателями и литературными критиками: Пушкин, Толстой, Чехов, Горький, Белинский, Чернышевский. В своих выступлениях и статьях Сталин не раз обращался также к творчеству Гоголя, Некрасова, Салтыкова-Щедрина и других русских писателей, приводя из их произведений примеры, поучительные для современной жизни.
Значение русской классической литературы было признано во всём мире. Французский публицист Марсель Самба писал: «Древняя Греция дала Сократа, Аристотеля, Платона, Софокла, Эсхила, Фидия; Италия дала Данте, Микель-Анджело, Леонардо да Винчи; Франция — Вольтера, Руссо, Виктора Гюго; Германия — Гёте, Шиллера; Англия — Шекспира и Байрона; Россия пришла позже других,… но уже успела дать только за один XIX век Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского — четырёх художественных титанов XIX столетия. Чего же нельзя ожидать от неё в будущем?»
Комментируя эти слова, советский историк Е.В. Тарле отметил: «Когда Проспер Мериме и первые переводчики открыли Европе Пушкина, когда Боденштедт «открыл» Лермонтова, когда знаменитый французский критик Сент-Бёв заговорил о Гоголе, а Париж времён Второй империи бурными аплодисментами и несмолкаемым смехом встретил первое театральное представление «Ревизора», — то всё это было лишь началом триумфального выступления великой русской литературы на мировой арене. Могущественное влияние прозы Тургенева на Флобера, Золя, Мопассана… тоже дало лишь первые намёки на то, чем суждено было стать к концу XIX века для Европы и Америки Льву Толстому и Достоевскому. Критики и беллетристы Запада единогласно признают, что после появления «Войны и мира», «Анны Карениной», «Воскресения», после «Преступления и наказания», «Записок из мёртвого дома», «Карамазовых» требования к художественной литературе так неслыханно возросли, что стало просто невозможным писать «по старине» и всё читающее человечество почувствовало, что в словесном творчестве, в художественном психологическом анализе сделан новый огромный шаг».
За годы Советской власти было сделано немало, чтобы приобщить миллионы людей к великим достижениям русской литературы. Мечта Некрасова о том, что «мужик… Белинского и Гоголя с базара понесёт», сбылась. С 1918 по 1982 год в нашей стране было издано 323 миллиона экземпляров произведений Льва Толстого. За этот же период сочинения Пушкина вышли общим тиражом в 301 миллион экземпляров. Были опубликованы 142,1 миллиона экземпляров книг Чехова. Тиражами свыше 50 миллионов были изданы книги Тургенева, Некрасова, Лермонтова, Гоголя, Крылова, Куприна, Достоевского. Значительная часть этих книг входила в многотомные собрания сочинений. Люди выстаивали длинные очереди, чтобы подписаться на такие сочинения, заполнявшие затем книжные шкафы советских людей. К концу 80-х годов свыше 80 процентов населения имели свои личные библиотеки.
К сожалению, как свидетельствовали данные ряда советских социологов, многие книги в личных библиотеках оставались непрочитанными. Книги, в том числе написанные лучшими русскими писателями, нередко собирались ради моды и служили украшением дома или свидетельством приобщения их обладателей к высокой культуре. После окончания школ многие их выпускники уже не обращались к шедеврам русской литературы.
Зато в последние десятилетия Советской власти бурно росло увлечение читателей книгами, которые не обладали психологической глубиной и другими достоинствами классической русской литературы, но зато могли с первых же страниц всецело завладеть вниманием читателя. Потребность найти в книге возможность уйти от серьёзных размышлений и погрузиться в мир, населённый безупречными героями или отталкивающими злодеями, в каскад событий, в ходе которых первые побеждали вторых, удовлетворялась быстро растущими тиражами историко-приключенческой, детективной и научно-фантастической литературы.
Высмеивая примитивность персонажей подобных книжек, Гоголь писал: «Просто бросай краски со всей руки на полотно, чёрные палящие глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо чёрный или алый, как огонь, плащ — и портрет готов». По количеству изданных книг с подобными героями первенствовал их творец Александр Дюма. К 1982 году тиражи этого автора увлекательных романов о прошлом Франции, в которых вымысел явно преобладал над исторической правдой, превысили 40 миллионов и приблизились к тиражам ведущих русских дореволюционных писателей.
С 1974 года за 20 кг бумаги можно было приобрести томик Сабатини, Агаты Кристи, Жоржа Сименона, Луи Буссенара и других авторов. В ходе реализации программы обмена на макулатуру было издано 117 различных книг огромными тиражами. Хотя советские печатники старались публиковать лучших авторов зарубежной приключенческой литературы, как правило, избегая низкопробных поделок, книгоиздательства Молдавии, ориентируясь на не слишком развитые потребности многих читателей, спешили отпечатать на русском языке как можно больше романов о приключениях Анжелики.
В постсоветской России барьеры на пути развлекательной литературы были сняты. Откровенно халтурные произведения отечественных и зарубежных авторов приключенческого чтива вытеснили даже книги Дюма и Сименона. Люди стали читать, чтобы «расслабиться», а не для того, чтобы разглядеть, как писал Гоголь, «все тонкие, почти невидимые черты» человеческой природы. К тому же всё больше людей переставали читать книги, ограничивая свой культурный рацион телесериалами.
Между тем обращение к великой русской литературе, в том числе перечитывание, казалось бы, знакомых книг, могло бы существенно обогатить людей в интеллектуальном и духовном отношении и обеспечило бы им иммунитет от ограниченности, упрощённых оценок, убогих суждений, распространяемых обывательской молвой и многими средствами массовой информации. Каждая строчка великой русской литературы, над созданием которой их творцы трудились долго и упорно, может стать источником многих ценных открытий для внимательного читателя. В одной из своих передач Ираклий Андроников рассказывал, как выдающийся языковед Л.В. Щерба в течение целого часа разбирал со студентами две первые строчки из поэмы Пушкина «Полтава».
Вперёд, к нашей классике!
Вспоминая слова Тургенева о том, что «великий, могучий, правдивый и свободный русский язык» служил ему «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины» единственной опорой и поддержкой, нельзя забывать, что создание и совершенствование нашего языка — это также заслуга великих творцов русской литературы.
Лучшие умы нашей страны всегда искали и находили поддержку в родной литературе. По свидетельству Максима Горького, В.И. Ленин читал и перечитывал «Войну и мир». Оказавшись за границей в годы Первой мировой войны, В.И. Ленин, по словам Н.К. Крупской, страдал от невозможности удовлетворить полностью свою потребность в чтении. В одном из своих писем она писала: «Тут нигде не достать русской книжки. Иногда с завистью читаем объявления букинистов о 28 томах Успенского, 10 томах Пушкина… Володя что-то стал, как нарочно, большим «беллетристом»… Володя чуть не наизусть выучил Надсона и Некрасова, разрозненный томик «Анны Карениной» перечитывается в сотый раз».
К сожалению, в последние годы существования Советской страны великие произведения русских классиков стали забываться миллионами читателей или даже оставались ими непрочитанными. Нет сомнения в том, что существенный вклад в крушение советского строя сыграло невнимание к собраниям русской литературы, имевшимся чуть ли не в каждом советском доме. Поразительным образом обладатели этих собраний стали механически повторять лживые сочинения о райской жизни в предреволюционной России, хотя в их личных библиотеках имелись (и до сих пор имеются) «Деревня» Ивана Бунина, «Молох» Александра Куприна и сотни других произведений о невыносимо тяжёлом труде и нищенских условиях, которые были уделом крестьян и рабочих царской державы.
Без внимания остались и мысли русских классиков о спесивой ограниченности тех, кто считал себя интеллигентами. Прозектор Пётр Игнатьевич из чеховской «Скучной истории» был «глубоко убеждён, что самая лучшая наука — медицина, самые лучшие люди — врачи, самые лучшие традиции — медицинские». Осуждающий его профессор Николай Степанович замечал: «Кажется, запой у него под самым ухом Патти, напади на Россию полчища китайцев, случись землетрясение, он не пошевельнётся ни одним членом и преспокойно будет смотреть прищуренным глазом в свой микроскоп». В то же время прозектор слепо доверяет расхожим представлениям. Его главные качества — это «рабское поклонение авторитетам и отсутствие потребности мыслить самостоятельно». Через сто лет после написания Чеховым в 1889 году этого рассказа идейные наследники прозектора слепо доверились разрушителям страны. Ныне же они, озабоченные лишь своими личными делами, бездумно позволяют ей катиться в пропасть.
Указывая на многочисленные беды Отечества и неизлечимые язвы общества, создатели лучших произведений русской литературы не теряли веры в возможности своей страны. Эти противоречивые настроения отразились в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»:
Русь не шелохнется,
Русь — как убитая!
А загорелась в ней искра
сокрытая —
Встали небужены,
Вышли — непрошены,
Жита по зёрнышку
Горы наношены!
Рать подымается
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Эти слова кажутся актуальными и ныне.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
