Публикуем статью, опубликованную 1 августа на сайте портала «Военное обозрение».
Участница Великой Отечественной войны, кавалер орденов Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны и многих медалей Любовь Лукинична Тяжкун после десятого класса поступила учиться в Омский медицинский институт. А когда при прохождении студенческой практики увидела, как студенты в морге работают с трупами, сбежала из института. Но за ней приехали педагоги вуза, объяснили, что нет на земле профессии благороднее и почетнее, чем профессия врача. А чувство, которое испытывает врач, вызволяя больного человека почти с того света, ни с чем невозможно сравнить. Люба возвратилась в учебную аудиторию.
В 1943 году среди 150 выпускников мединститута она отбыла на фронт.
— 4 июля 1943 года, — вспоминала Любовь Лукинична, — наш эшелон прибыл на станцию Отрешково, расположенную километров в 20 от города Курска. Указатель станции сохранился, но самой станции не существовало, от неё оставались лишь жалкие развалины, сгоревшие строения, разбитые паровозы и вагоны. Нас построили, сделали перекличку. Прибыл главный хирург фронта и объявил: «Мне нужно десять хирургов-мужчин». А у нас мужчин оказалось только девять, все остальные — женщины. Я попала в мужскую десятку. На грузовике нас доставили в район колхозной МТС, где на окраине леса прямо под открытым небом размещались раненые. Их было так много, что меня охватил страх.
Мы в ускоренном темпе устанавливали палатки и переносили в них раненых. Я начинала свою деятельность военврача в звании рядового солдата. Ко мне прикрепили опытную операционную сестру. Узнав, что я призвана на фронт прямо с институтской скамьи, она дружелюбно сказала: «Не стесняйтесь, спрашивайте меня, я вам подскажу». При проведении первых операций она указывала мне: «Вот здесь режь, вот тут шей». И я быстро освоилась.
В госпитале существовали строгие правила для хирургов: ампутировал ногу — сдай её, иначе ногу утащат крысы. Одновременно предписывалось врачам следить за тем, чтобы крысы не укусили раненых.
После принятия присяги мне присвоили звание старшего лейтенанта медицинской службы. Выдали командирское обмундирование, портупею, полевую сумку и пистолет. Когда над расположением госпиталя пролетали советские самолеты, весело и радостно становилось на душе. Немецкие самолеты тяжёлые, надсадный гул их моторов наводил на мрачные размышления.
После каждого боя поток раненых увеличивался. Кто-то из них полз к нам самостоятельно, кого-то несли на руках.
Мы, хирурги, работали, потеряв счет и дням, и ночам. Ночью светильником у нас являлась гильза от снаряда, заряженная паклей и соляркой.
Здесь, под Курском, поступил к нам раненый боец, не знаю, кто он был по национальности. Он умоляюще смотрел на нас и просил: «Спасите меня. У меня дома много баранчук (детей)». У него было ранение в живот, перебит кишечник. Мы сделали все как положено и сказали раненому: «Будешь жить». Знали бы вы, с какой благодарностью он смотрел на меня, а в глазах его блестели слёзы радости. И мне вновь вспомнились слова моего институтского учителя: «Нет на свете благороднее профессии, чем профессия врача».
В начале ноября 1943 года наш фронтовой госпиталь № 1679 базировался в Дарнице, на берегу Днепра. На противоположном берегу в Киеве шли бои. Поступила команда: «Врачей-хирургов десантировать на противоположный берег, так как там скопилось много раненых». Я попала в число десанта, а то, что я не умею плавать, во внимание не принималось. Глубокой ночью мы заняли место в шлюпке.
Вода в Днепре буквально кипела от града осколков и пуль. Наш гребец изо всех сил налегал на весла, стремясь быстрее проскочить к берегу.
И вдруг нашу шлюпку сильно бросило в сторону, и огромная масса воды, поднятая вверх взрывом, накрыла нас с головой. Я оказалась в воде, барахталась изо всех сил, схватилась за проплывавшую какую-то доску и вместе с ней пошла на дно. Думала, конец. Но чувствую, кто-то схватил меня за волосы и тянет на поверхность. Солдаты втащили меня в другую лодку. Сапоги мои ушли на дно реки, и я уже не помню, как мы достигли берега.
На берегу меня переодели в сухую робу, нашли где-то старые сапоги. И я вновь прямо под открытым небом продолжила делать операции, помогать бойцам бороться за жизнь.
6 ноября захватчиков изгнали из Киева. Наш госпиталь разместился в чудом сохранившемся здании высшей партийной школы, и у нас появились условия для работы, близкие к норме.
Однажды в перерыве между боями мне перед строем объявили, что за спасение тяжело раненных красноармейцев я награждена орденом Красной Звезды. Награды вручали генералы из штаба фронта.
В 1944 году мы участвовали в похоронах командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина. Он умер от множества ран. Его везли на артиллерийском лафете через развалины разбитого киевского Крещатика и похоронили со всеми воинскими почестями.
Вскоре был получен приказ о передислокации нашего госпиталя в Польшу. В пути на подходе к Львову наш эшелон вновь разбомбили немецкие самолеты. Мы прятались от бомб кто, где мог.
Из Львова мы прибыли в польский город Легница, где разместили нас по разным домишкам. Вскоре пришел приказ ехать всем медикам в только что освобожденный лагерь для советских военнопленных и помочь вынести из этого лагеря ослабленных, почти умирающих узников. Я выносила на руках мужчину. По весу он был как цыпленок. Всё время стонал и твердил: «Ох, как я жрать хочу».
Мы оказали ему помощь, покормили. Узник этот оказался профессором уфимского мединститута. Немного окрепнув, он благодарил нас: «Вы молодцы, правильно сделали, что не накормили меня сразу досыта, я бы тогда не выжил».
В последний год войны в нашем госпитале стали практиковать медицинские автоотряды, то есть мы не ждали, когда нам привезут раненых, а сами ехали на передовую, оказывали там первую помощь бойцам, а обратно везли с собой тяжело раненных.
Однажды наш «студебеккер» быстро бежал по германской дороге. Вдруг мы увидели немецкий самолет. Рассчитывая, что за одним автомобилем самолет гоняться не будет, водитель развил предельную скорость. И на одном из поворотов нас так тряхнуло, что мы выпали из кузова. Хорошо, что была сырая погода, и мы упали в жидкую грязь. Я очнулась в освобождённом советскими войсками немецком селении. У меня был перелом ноги. Немцы, жители села, относились к нам с подчеркнутой вежливостью. Пришла машина и увезла меня обратно в госпиталь, где и встретила я День Победы.
О том, что мы видели на фронте, рассказать можно, а вот то, что нам пришлось пережить, перенести и прочувствовать на фронте, передать невозможно. Я вот повспоминала о войне, рассказывая вам, теперь всю ночь спать не буду.
Возвратившись с фронта, она 32 года работала в системе здравоохранения Челябинска, а потом еще 20 лет возглавляла медицинскую комиссию городского совета ветеранов.
Катерина стала героем через 45 лет
Герой Советского Союза Екатерина Илларионовна Михайлова (Дёмина) до мельчайших подробностей помнит детали той первой бомбежки, под которую попала, когда на поезде из Ленинграда подъезжала к Бресту. Так в первые минуты Великой Отечественной войны юная десятиклассница начала свой героический путь, растянувшийся на 1418 дней и ночей. Она принимала участие в сложнейших боевых операциях, за отвагу и храбрость ее неоднократно награждали, представляли даже к Золотой Звезде Героя Советского Союза. Но это высокое звание она получила только 45 лет спустя после войны, в 1990 году. Однополчане в архиве нашли представление на нее фронтовой поры, добились восстановления справедливости.
Закончив 9-й класс, Катя в ночь на 22 июня 1941 года ехала на каникулы из Ленинграда к брату, который был военным, служил в Бресте.
Вдруг вагон сильно качнуло, потом раздался взрыв, другой, третий. Поезд резко остановился, пассажиры стали быстро выбегать, выпрыгивать из окон.
Когда Екатерина сбежала со ступенек последнего вагона, впереди горел паровоз, в небе кружили самолеты с черными крестами. Люди бежали к кустам, падали убитые, раненые. И тут ей пригодилась медицинская подготовка — школьницей она окончила медицинские курсы «на отлично».
Девушка бросилась оказывать помощь пострадавшим. Потом вместе с другими пассажирами вышла на большак, но снова налетели вражеские самолёты, бомбили и обстреливали, пришлось прятаться в лесу.
Им посчастливилось остановить машину, ехавшую в Смоленск. В чужом городе пошла в военкомат: «Я комсомолка, окончила медицинские курсы, пошлите меня на фронт», — заявила Катерина офицеру. Ей в то время было 16 лет. Её не взяли. Катя вышла из здания со слезами на глазах. Оказалась на берегу Днепра, там солдаты что-то разгружали. Девушка высмотрела командира: «Возьмите меня в свою часть, я могу перевязывать раны, делать уколы, стрелять», — обратилась к нему Катя. Офицер проверил документы, отвел в штаб. Так Екатерина Михайловна стала бойцом Красной Армии, хотя не достигла призывного возраста. Теперь она не расставалась с санитарной сумкой, наполненной бинтами, жгутами, медикаментами.
Часть с боями отступала от Смоленска. Под Ельней попали в окружение, с боями пробивались к своим. Михайлова всегда была на передовой: перевязывала, вытаскивала раненых из-под обстрела, сама при необходимости вела огонь из автомата.
Когда бинты закончились, рвала нижние рубашки бойцов, ими перевязывала. Под Гжатском Екатерину ранило — ногу перебило осколками в трёх местах. Фельдшер из соседней части привязал к ноге доску, в госпитале сделали операцию, отправили в Москву, оттуда в Свердловск. Началось воспаление, врачи намеревались отрезать ногу, Михайлова не дала.
Кости срослись, но нога не гнулась. Чтобы её разработать, отправили юную медсестру в Баку, в реабилитационный госпиталь, там долечивалась.
— У меня в то время было только одно стремление — попасть на фронт, защищать Родину. Такой патриотический подъем был у всех моих сверстников.
Находясь на излечении, Катерина узнала, что в Баку формируется команда на санитарный корабль «Красная Москва» для перевозки раненых из-под Сталинграда по Волге через Каспийское море в Красноводск. Михайлова написала рапорт, добилась досрочной выписки из госпиталя, стала матросом.
— Была сильная волна, — рассказывала Екатерина Илларионовна, многие солдаты страдали не только от боли, но и от качки. Особенно тяжело было обгоревшему танкисту: метался, кричал, пытался сорвать повязки. Как могла его успокаивала, а тут другие просили пить, перевернуть, положить поудобнее. Вдруг налетели вражеские самолеты, стали бомбить. Слава Богу, появились наши истребители, отогнали, мы благополучно дошли до Красноводска. Весь медицинский персонал корабля буквально падал от усталости.
Весной 1943 года после завершения Сталинградской битвы, успешного наступления на Кавказе поток раненых уменьшился. Катерина, которая к тому времени стала главстаршиной, узнала, что в Баку из добровольцев формируется батальон морской пехоты.
Батальон получил боевое крещение при освобождении Таманского полуострова. Михайлова была в первых рядах наступающих. Кроме медицинской сумки, она никогда не расставалась с автоматом, в карманах — гранаты. Из-под обстрела она вытаскивала мужчин в 2-3 раза тяжелее себя. Моряки, жалея ее, умудрились прикрепить к плащ-палатке колесики, чтобы легче было. В одной из атак она заменила убитого пулеметчика, метким огнем прикрыла моряков, штурмовавших высоту.
Особенно сильный бой разгорелся при взятии Темрюка. Батальон ночью высадился с моря на территории противника. Атака была мощной, но фашисты занимали сильно укрёпленный рубеж: сплошные доты и дзоты, проволочные заграждения. Моряки рвались вперёд. Михайлова перевязывала раненых, выводила и вытаскивала их из-под обстрела, снимала с колючей проволоки, подвергаясь смертельной опасности. За взятие Темрюка она была награждена медалью «За отвагу».
— В конце октября 1943 года, — продолжала свой рассказ Михайлова, — наш батальон морской пехоты, входивший в состав Азовской флотилии, ночью, в штормовую погоду высадился в порту Керчи. Когда на катерах подошли к берегу, была сильная волна, прыгали в воду, некоторых захлестывало с головой. Когда приблизились к берегу, под водой оказалась колючая проволока. Фашисты открыли огонь. Это был кромешный ад. Я много раненых, убитых сняла с колючей проволоки, их подбирали экипажи катеров. Бой был неравный, мы несли огромные потери. Трое суток удерживали плацдарм, пока не высадились основные силы. Из 1200 человек в батальоне в живых осталось всего 69 человек.
За взятие Керчи медсестра Екатерина Михайлова была награждена орденом Красного Знамени.
После пополнения и отдыха были бои в Крыму, батальон освобождал Мариуполь, затем его перебросили в состав Дунайской флотилии. Началась подготовка к штурму города Белгород-Днестровский. Взвод моряков отрядили для проведения флагманской разведки, с ними пошла и Екатерина. Ночью на шлюпках, соблюдая маскировку, преодолели Днестр. Берег был очень крутой, каменистый, моряки становились друг на друга, преодолевая обрыв.
Во время боя главстаршина взяла в плен личный состав дзота, в котором находились 16 румын и 2 немца. Но и сама была ранена. За этот бой 22 августа 1944 года Екатерина была представлена к званию Героя Советского Союза, но получила второй орден Красного Знамени.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
