Иван Майский, возглавлявший советское посольство в Великобритании в 1932—1943 годах, не раз приезжал сюда и раньше. Начнём издалека: Лондон, Бичвуд-авеню, 13. Здесь в конце лета 1925 года поселился Майский, назначенный советником полномочного представительства СССР в британской столице. В ту пору наше полпредство местные остряки называли посольством «при оппозиции Его Величества».
Тред-юнионисты на русских вечерах
До 80-х годов XIX века британские тред-юнионы представляли собой замкнутые профессионально-цеховые организации квалифицированных рабочих, которые придерживались традиционных реформаторских взглядов: никаких радикальных перемен, только тихая эволюция. Но подъём пролетарского движения, сопровождавшийся серией мощных стачек, потрясших страну, взорвал и этот изолированный мирок, укрывшийся за вывеской «Посторонним вход воспрещён».
В середине двадцатых годов XX века Англо-русский комитет профсоюзного единства, в работе которого участвовали Генеральный совет тред-юнионов и ВЦСПС, переживал, по словам Майского, свою весну. Правда, в отношении к СССР в кабинетах правительства консерваторов температура установилась ниже нуля. Но на встречах с руководителями рабочего движения «весна» всегда побеждала «зиму». Та пора в коттедже на Бичвуд-авеню, рассказывал советский дипломат, «осталась у меня в памяти как дружески-весёлый хоровод с лидерами тред-юнионов».
Не будем живописать, повторяя Майского, вечерние застолья. Куда важнее обратить внимание на следующее место из его воспоминаний: «Так мало-помалу, в течение нескольких месяцев, мы привыкли друг к другу, и лидеры тред-юнионов начинали понимать, что советские люди — просто люди, обыкновенные люди, стремящиеся к тому, чтобы всеми возможными способами улучшить человеческую жизнь на земле. И мы с удовлетворением отмечали такие симптомы». Советский дипломат прекрасно знал, насколько важны перемены в восприятии англичанами нашей страны. Особенно когда оголтелая антисоветская пропаганда на Западе достигла своего пика. Она, замечает Майский, до такой степени затуманила мозги европейцев, что от её влияния не были вполне свободны даже симпатизировавшие Советскому Союзу левые лейбористы и профсоюзные деятели.
Советский дипломат во время дискуссий, нередко разгоравшихся между гостями особняка на Бичвуд-авеню, обычно отмалчивался. Не изменил он своей привычке и на этот раз: в споре вожаков английских отраслевых объединений рабочих Джорджа Хикса, Бена Тиллета и их голландского коллеги Эдо Фимена Майский участия, как всегда, не принимал. Хотя повод включиться в разговор у него, казалось бы, был.
Кто-то из гостей завёл речь о мощи британского тред-юнионизма и в доказательство привёл тот факт, что как раз летом 1925 года консервативное правительство Болдуина вынуждено было удовлетворить требования бастовавших горняков.
Особое мнение рабочего лидера Эдо Фимена
В ответ Хикс презрительно махнул рукой:
— Что правительство? Мы теперь получим всё, что захотим.
Голландец Фимен, молча слушавший распалившихся собеседников, вдруг решительно воскликнул:
— Не согласен!
— Как не согласен? — задиристо отреагировал Тиллет.
— А так, не согласен, — повторил Фимен. — Вы думаете, если Болдуин уступил горнякам, то вы уже стали хозяевами положения… Осторожнее на поворотах!.. Я не думаю умалять силу тред-юнионизма, она, к счастью, есть и служит английскому рабочему. Но взгляните на мировую ситуацию, кто её определяет? Простите, дорогие товарищи, мировую ситуацию для нас, рабочих, определяет Советский Союз! О, если бы Советский Союз вдруг внезапно исчез, как всё сразу перевернулось бы в мире! Те самые предприниматели, которые сейчас вежливо с нами разговаривают и идут нам на уступки, немедленно же изгнали бы нас из своих приёмных и так затянули бы на нашей шее петлю, что мы только-только не задохнулись бы! И уступки Болдуина вашим горнякам в последнем счёте тоже объясняются наличием на земном шаре Советского Союза. Капиталисты боятся его. Ведь это соблазн для всех рабочих мира. Пример того, что могут сделать рабочие, если они всерьёз рассердятся. Нет, нет, — думают капиталисты, — не надо доводить рабочих до крайности, как это было в России, будем лучше вежливы и любезны, пойдём им на частичные уступки. Вот что происходит сейчас в мире! И каждый рабочий, даже самый тёмный рабочий, глубоко заинтересован из своих личных материальных соображений в том, чтобы Советский Союз существовал и успешно развивался. Я совершенно уверен, что любой западный рабочий согласился бы на треть понизить свой уровень жизни, если бы такой ценой он мог стать хозяином своего государства.
Слова Фимена звучали почти вдохновенно. Англичане молчали, видимо, не вполне соглашались. Потом Хикс довольно долго говорил о том, что он полностью признаёт значение Советского Союза для пролетариата, но не хочет всё-таки умалять роль усилий британского рабочего класса.
Пересказав сюжет эпизода, включённого в книгу Майского, перейдём к комментарию дипломата: «Я заметил, однако, что тред-юнионистские лидеры уходили с нашего вечера в несколько ином настроении, чем были раньше. Впрочем, как показало дальнейшее, слова Фимена задели их не очень глубоко».
И далее: «Но если зимой 1925/26 г. наши отношения с тред-юнионистами были близки, дружественны и теплы, то несколько иначе дело обстояло с политическими вождями из лейбористского лагеря. Верхушка партии соблюдала большую сдержанность и даже не всегда появлялась на наших официальных дипломатических приёмах. Особенно игнорировали полпредство Джеймс Рамсей Макдональд и Филипп Сноуден, бывшие премьер и министр финансов лейбористского правительства, две самые крупные фигуры тогдашнего лейбористского мира».
К сказанному Майским стоит добавить: на II конгрессе Коммунистического интернационала Ленин подверг острой критике лидера лейбористов. «В книге «Парламент и революция», — говорил Владимир Ильич, — посвящённой как раз коренным вопросам, занимающим теперь и нас, Макдональд описывает положение дел приблизительно в духе буржуазных пацифистов. Он признаёт, что революционный кризис есть, что революционное настроение растёт, что рабочие массы сочувствуют Советской власти и диктатуре пролетариата (заметьте: речь идёт об Англии), что диктатура пролетариата лучше, чем теперешняя диктатура английской буржуазии. Но Макдональд остаётся насквозь буржуазным пацифистом и соглашателем, мелким буржуа, мечтающим о внеклассовом правительстве. Макдональд признаёт классовую борьбу только как «описательный факт», подобно всем лгунам, софистам и педантам буржуазии».
И всё-таки Владимир Ильич не причислил Макдональда к яростным ненавистникам Страны Советов. И в этой оценке оказался прав. Правительство Макдональда, пришедшее к власти в начале 1924 года и просуществовавшее лишь несколько месяцев, успело завершить официальное признание СССР.
В Москве закрывают последнюю биржу труда
Переход молодого Советского государства к нэпу вселил в его недругов радужные надежды: вот-вот — и Россией снова начнёт править старый хозяин — капитализм. Среди британских звездочётов, предсказывавших скорый крах коммунистических идей, оказался многоопытный, популярный консервативный политик Уинстон Черчилль. Тогда он ещё не догадывался, какое жестокое разочарование ожидает его.
Пройдёт двадцать лет, и председатель Совета народных комиссаров СССР, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, президент США Франклин Рузвельт возглавят антигитлеровскую коалицию. В феврале 1945 года, когда советские войска уже приближались к Берлину, руководители трёх великих держав соберутся в Крыму, в Ялте. Там они определят контуры послевоенного мирового устройства. Однако не будем забегать вперёд, вернёмся в двадцатые годы.
Да, после Гражданской войны, хозяйственной разрухи, голода, свирепствовавшего в Поволжье и других областях страны, народу жилось невыносимо тяжело. И всё-таки надежда не умерла. Хотя и с трудом, но её ростки пробиваются к свету.
В 1922 году, сразу после окончания Гражданской войны, был принят Кодекс законов о труде (КЗоТ). Его разработчики не ограничились механическим повторением положений принятого 29 октября 1917-го Совнаркомом декрета о 8-часовом рабочем дне. Это стало радостным потрясением для России, где при царском режиме он продолжался без малого половину суток: 11,5 часа в будни и 10 часов по субботам. Новый кодекс избежал и излишних ограничений, характерных для КЗоТ 1918 года.
КЗоТ 1922 года гарантировал трудящимся значительное расширение социальных прав. Каждому труженику полагался ежегодный оплачиваемый отпуск. А у подростков отдых не заканчивался круглый год: ребят брали на предприятия лишь по достижении ими 16 лет. Причём работали они 6 часов в смену, получая вознаграждение за труд по полной тарифной ставке. Несовершеннолетние не были единственной привилегированной группой. Разнообразные льготы предоставлялись женщинам, людям, занятым на вредных производствах, подземных работах, в горячих цехах…
Кодекс законов о труде произвёл огромное впечатление на Западе. Приезжавшие в СССР профсоюзные делегации интересовались в первую очередь особенностями заключения трудовых договоров с работодателями, деталями государственного социального страхования рабочих. Почему? Чтобы понять это, достаточно обратиться к нескольким статьям.
Начнём с цитирования главы о коллективных договорах: «Коллективный договор есть соглашение, заключаемое профессиональным союзом как представителем рабочих и служащих, с одной стороны, и нанимателем — с другой, которое устанавливает условия труда и найма для отдельных предприятий, учреждений и хозяйств или группы таковых и определяет содержание будущих личных (трудовых) договоров найма».
Естественно, всех иностранных гостей интересовал порядок заключения индивидуального трудового договора. При его подписании каждому рабочему и служащему полагалась расчётная книжка.
И наконец завершающая глава XVII «О социальном страховании». После знакомства с ней иностранные друзья СССР нередко откровенно говорили: «Если бы у пролетариев наших стран были бы такие гарантии…» Действительно, многое здесь и удивляло, и восхищало. «Социальное страхование, — гласил закон, — распространяется на всех лиц наёмного труда, независимо от того, заняты ли они в государственных, общественных, кооперативных, концессионных, арендных, смешанных или частных предприятиях, учреждениях или хозяйствах или у частных лиц, независимо от характера и длительности их работы и способов расплаты с ними».
И дальше уже подробнее: «Социальное страхование охватывает собою: а) оказание лечебной помощи; б) выдачу пособий при временной утрате трудоспособности (болезнь, увечье, карантин, беременность, роды, уход за больным членом семьи); в) выдачу дополнительных пособий (на кормление ребёнка, предметы ухода); г) выдачу пособий при безработице; д) выдачу пособий при инвалидности; е) выдачу пособий членам семейств трудящихся по найму в случае смерти или безвестного отсутствия их кормильца».
С разного рода изменениями и дополнениями КЗоТ 1922 года безупречно проработал почти полвека. А поправки в него были продиктованы самой жизнью, стремительно преображавшейся в эпоху социалистического строительства. Тут нельзя не вспомнить об одном событии эпохального значения. 1 октября 1928 года стартовала первая советская пятилетка, а в марте 1930-го в Москве закрыли последнюю биржу труда. СССР стал единственным в мире государством, покончившим с безработицей.
Великая депрессия и наш прорыв в будущее
Стоит напомнить, что, когда СССР начал великий прорыв в будущее, на огромных пространствах капиталистического мира разразился экономический кризис — Великая депрессия. В её орбиту, кроме США, оказались втянуты Канада, Англия, Франция, Германия, другие промышленные страны. Большинство исследователей сходятся на том, что планетарный экономический кризис ослабел лишь с первыми всполохами Второй мировой войны. На оборонные заводы пошли крупные заказы.
Нельзя сказать, что в СССР не замечали то и дело появлявшихся на горизонте теней грядущей войны. Но речь шла не о том, что час пробил и пора в поход. Стихия революционной романтики уступила место жёсткому госплановскому реализму. Иного варианта для Советского Союза не было. «Мы отстаём от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», — говорил Иосиф Виссарионович Сталин. Он считал, что при построении социализма в одной стране как раз-то и возможен индустриальный прорыв. По настоянию генерального секретаря ЦК ВКП(б) первоначальные задания первой пятилетки были значительно увеличены.
В 1930 году одновременно велось сооружение 1500 промышленных объектов, среди которых были настоящие гиганты индустрии. До конца первой пятилетки, а её удалось выполнить досрочно, за четыре года и три месяца, ввели в строй Турксиб и Ростсельмаш, тракторные заводы в Сталинграде и Харькове, металлургические комбинаты в Кузнецке и Магнитогорске, автомобильные предприятия в Москве и Горьком. Статистические сборники той поры, естественно, не сообщали о начале выпуска новых видов боевых самолётов, танков, артиллерийских орудий, боеприпасов и других вооружений на только что запущенных производственных мощностях.
Выдающиеся достижения первых пятилеток не были бы возможны без того массового энтузиазма, который демонстрировал народ, обретший великую цель. Ломались устоявшиеся, привычные представления о пределах производительности труда на производстве. В ночь с 30 на 31 августа 1935 года забойщик донецкой шахты Алексей Стаханов выполнил за смену 14,5 нормы. Вскоре рекордсмены появились и в других отраслях. Конечно, на этом фоне экономические диспропорции выглядели не слишком удручающими. При щедром финансировании тяжёлой индустрии средств на предприятиях, выпускающих потребительские товары, хронически не хватало.
Выступая в 1933 году на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Сталин признал: по итогам первой пятилетки предметов широкого потребления произведено меньше, чем нужно. Однако, заметил он, политика отодвигания на задний план задач индустриализации привела бы к тому, что у нас не было бы тракторной и автомобильной промышленности, чёрной металлургии, металла для производства машин. Страна сидела бы без хлеба. Капиталистические элементы в стране неимоверно повысили бы шансы на реставрацию капитализма. «Наше положение, — подчеркнул генсек ЦК, — было бы тогда более или менее аналогично положению нынешнего Китая, который не имеет своей тяжёлой промышленности, не имеет своей военной промышленности и который клюют теперь все, кому только не лень.
Одним словом, мы имели бы в таком случае военную интервенцию, не пакты о ненападении, а войну, войну опасную и смертельную, войну кровавую и неравную, ибо в этой войне мы были бы почти что безоружны перед врагами, имеющими в своём распоряжении все современные средства нападения».
Интересны зарубежные оценки итогов первой советской пятилетки. Реакция левореформаторского английского журнала «Форвард» в какой-то степени была предсказуемой: «Бросается в глаза огромная работа, которая происходит в СССР. Новые заводы, новые школы, новые кинотеатры, новые клубы, новые громадные дома — всюду новые постройки…
СССР строит новое общество на здоровых основах. Чтобы осуществить эту цель, надо подвергаться риску, надо работать с энтузиазмом, с такой энергией, какой мир до сих пор не знал, надо бороться с огромнейшими трудностями, неизбежными при стремлении построить социализм в обширной стране, изолированной от остального мира».
Неожиданностью стала статья американского журнала «Нейшн»: «Четыре года пятилетнего плана принесли с собой поистине замечательные достижения… Новые города возникли в степях и пустынях, не какие-нибудь несколько городов, а по меньшей мере 50 городов с населением от 50 до 250 тысяч человек. Все они появились в последние четыре года, каждый из них является центром нового предприятия или ряда предприятий, построенных для разработки естественных ресурсов. Сотни новых районных электростанций и целый ряд гигантов, подобно Днепрострою, постепенно воплощают в жизнь формулу Ленина: «Социализм есть Советская власть плюс электрификация…» Россия никогда раньше не производила вообще или в большом объёме тракторов, комбайнов, синтетического каучука, шарикоподшипников, мощных дизелей, турбин, телефонного оборудования, электрических машин для горной промышленности, аэропланов, автомобилей, велосипедов и нескольких сот типов новых машин… Путеводными точками советских равнин не являются больше кресты и купола церквей, а зерновые элеваторы и силосные башни. Колхозы строят дома, хлева, свинарники. Электричество проникает в деревню, радио и газеты завоевали её. Крестьянские парни производят и обслуживают сельскохозяйственные машины, которые больше и сложнее, чем то, что видела когда-либо Америка. Россия начинает «мыслить машинами».
СССР становится промышленной страной №2
Хотя план второй пятилетки исключал форсирование темпов индустриализации, объём промышленного строительства оставался огромным. За четыре с небольшим года было возведено и кардинально реконструировано 4,5 тысячи крупных индустриальных объектов. Представьте: в среднем ежедневно страна получала три новых завода.
Во вторую пятилетку завершилось сооружение целого ряда предприятий. Начал регулярно выдавать металл Липецк. Состоялся запуск завода заводов «Уралмаша». Пошли тракторы с конвейера в Челябинске. Заработали рудники «Уралкалия». Настоящим праздником стало открытие первой линии Московского метрополитена. Среди «новинок» — комплекс предприятий в самом молодом дальневосточном городе — Комсомольске-на-Амуре.
Строители осваивали не только Заполярье, где появился Норильский горно-металлургический комбинат. Они двигались и на юг: в союзные республики Закавказья, Средней Азии. Бурное индустриальное развитие наблюдалось в Казахстане. Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, Туркмения, где одно за другим возникали предприятия лёгкой промышленности, не забывали об освоении богатых недр. Нельзя не отметить следующий факт: во вторую пятилетку в союзные республики инвестиций шло больше, чем в РСФСР. Гармоничный народнохозяйственный рост исключил любые разговоры об отсталости национальных окраин.
К началу 1941 года СССР избавился от технической зависимости от зарубежных государств, которая остро ощущалась в пору первого индустриального рывка. Большинство заводов-гигантов возводилось по проектам иностранных компаний и под их авторским надзором. Первую скрипку тут играли американцы. Одна лишь фирма Альберта Кана координировала сооружение более полутысячи крупнейших промышленных объектов, обеспечивая связь советского заказчика с сотнями заокеанских организаций, поставлявших оборудование для заводов и обеспечивавших руководителей строек консультационными услугами.
Кризис сделал своё дело: США пошли на беспрецедентный шаг, они продавали свои заводы, что называется, на корню. И до сих пор остаётся открытым вопрос: пошли бы на это Штаты, если бы не Великая депрессия? Как утверждают исследователи родословной Сталинградского тракторного, его появление на свет было весьма необычным. Построенный в США завод демонтировали и по частям перевезли в город на Волге. Здесь собрали заново под присмотром американских инженеров. И ещё несколько известных предприятий являлись копией иностранных образцов.
Ничего не поделаешь, индустриализация требовала жертв, в том числе моральных. Придя на поклон к тем же США, нельзя было разыгрывать из себя капризного джентльмена, требующего: дескать, мою страну устроят только оригинальные проекты. Следуя таким амбициям, СССР рисковал надолго застрять в эпохе нэпа. Приходилось соглашаться на любые условия. Фирме Кана, проделавшей, надо сказать, огромную работу во время индустриализации, Советское правительство выплатило два миллиарда долларов. При пересчёте на сегодняшние цены это, по данным экспертов, почти 250 миллиардов долларов. Но результат превыше денег: с завершением второй пятилетки СССР стал индустриальной державой №2. Отныне по объёму промышленного производства Советский Союз уступал лишь США.
Иностранцы, работавшие в нашей стране, не раз высказывались в таком духе: «Нельзя быть уверенным, что после нашего отъезда технический персонал новых заводов справится со сложным оборудованием, установленным в цехах». Ничего, успешно справился. Госплан всё учёл заранее. В течение 1928—1937 годов вузы и техникумы подготовили почти два миллиона специалистов. Среди них особенно выросла доля инженеров. Индустриализация стимулировала мощный подъём науки — и прикладной, и фундаментальной. К началу 1941-го отечественные учёные заняли ведущие позиции на многих направлениях самых актуальных исследований.
Западные критики не прочь были порассуждать о советском тоталитаризме, сталинской диктатуре. Но некоторые из них нехотя, словно сквозь зубы, признавали: действительно, Конституция СССР, принятая в декабре 1936 года, предоставила гражданам небывало широкие права и гарантии. Основной Закон Советского Союза вступил в силу в ту пору, когда женщины в ряде ведущих капиталистических стран были лишены возможности избирать органы власти и быть избранными в них.
Суровое время долгого отступления
Эпоха индустриализации с её достижениями в производстве, в том числе оборонном, образовании, государственном строительстве — всё это было важнейшими факторами Победы СССР в Великой Отечественной войне. Когда под натиском Красной Армии, вступившей в Берлин, нацистская Германия капитулировала, вряд ли кто мог вообразить, что спустя 40 лет для народа-победителя наступит горькая пора долгого отступления.
Экономические реформы, предпринятые командой Михаила Горбачёва в начале так называемой перестройки, закончились провалом, и тогда в ЦК КПСС решили телегу поставить впереди лошади. Бригада пресловутого «прораба перестройки» Александра Яковлева занялась государственно-политическим переустройством СССР. Народу вдалбливали с утра до ночи: победы страны замешены на крови, советское прошлое — бесконечная череда преступлений. Обязательно звучал и этот мотив: индустриализацию следовало проводить не по Сталину, а по Бухарину, не спеша, не форсируя темпов. И тогда у нас, может быть, появилось бы нечто похожее на «скандинавский социализм», обеспечивший процветание Дании, Норвегии, Финляндии, Швеции.
До сих пор публике в качестве образца преподносят «шведский социализм», который остаётся иконой российских неолибералов. Рассказ проповедников чуда, случившегося на берегах Балтики, обычно начинается так: в конце XIX — начале XX века значительная часть населения Швеции, спасаясь от бедности, эмигрировала. Далее — беглый обзор событий в стране. И рывок в пятидесятые годы, отмеченные рождением «скандинавского феномена». Сознательно умалчивалась история «общественного богатства», заложившего основы социально-экономического прогресса после Второй мировой войны. У авторов замечательных шведских новелл есть серьёзный повод стыдливо обходить молчанием важные моменты прошлого: деньги в их страну поступали грязные, перепачканные в крови. Нейтральная Швеция получала их, выполняя военные заказы для нацистской Германии.
Допустим всё же, что граждане не особо задумывались о былом и просто наслаждались новой «социалистической» жизнью. Но насколько «социалистической» она была в стране, чьи основные активы контролировали 15 богатейших семейств, среди которых ключевая роль принадлежала клану Валленбергов? У шведского и прочих «социализмов», появившихся в Европе, природа осталась неизменной — частный капитал.
В самом начале нашей статьи мы, обратившись к воспоминаниям Ивана Майского, привели эмоциональное высказывание рабочего лидера из Голландии: «О, если бы Советский Союз вдруг внезапно исчез, как всё сразу перевернулось бы в мире! Те самые предприниматели, которые сейчас вежливо с нами разговаривают и идут нам на уступки, немедленно же изгнали бы нас из своих приёмных и так затянули бы на нашей шее петлю, что мы только-только не задохнулись бы!»
Сейчас эти слова, прозвучавшие несколько десятилетий назад, воспринимаются как печальный сбывшийся прогноз. После разрушения СССР, подточенного внутренней контрреволюцией и объединением ведущих капиталистических государств, для которых разгром Страны Советов был стратегической целью, наступление на трудящихся развернулось широким фронтом.
Сегодня, в век глобализации, арсенал средств борьбы с рабочим классом чрезвычайно расширился. Собственники имеют возможность координировать свою деятельность в рамках транснациональных компаний, международных союзов государств и соглашений о рынке труда. Зачем хозяину предприятия объявлять локаут, если есть более безопасный способ — перевод производства в страну с дешёвой рабочей силой.
Но буржуазные стратеги, следующие такого рода тактике, не способны остановить наступление многомиллионной армии труда. Накал классовых битв по всему миру нарастает. Несмотря на жестокое антизабастовочное законодательство, ширится рабочее сопротивление и в России.
Советская статистика зафиксировала: за 12 лет индустриализации в СССР было построено около 9000 предприятий. А чем может похвастаться дикий капитализм, правящий бал в РФ уже четверть века? Испытывающий органическую неприязнь к созиданию, он славен одним: ему удалось вырастить десятки долларовых миллиардеров, скупивших за гроши в ельцинские «лихие девяностые» флагманы отечественной промышленности, воздвигнутые в великую эпоху социалистической индустриализации. И за счёт этого они процветают, богатея год от года. Кризисоустойчивая у них порода. Даже в 2016-м 77 долларовых миллиардеров обнаружилось в нашей стране.
Но это не конец истории. Она, вопреки Фрэнсису Фукуяме, движется по спирали. И неизбежен поворот, который позволит России вернуться на путь социалистического развития. Страна получит реальный шанс занять ведущие позиции в мире. Прежде всего в экономике, обеспечивающей процветание не кучке супербогачей, а многомиллионному сообществу трудящихся.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
