Публикуем материал, размещённый на сайте газеты «Советская Россия».
Игорь Горбачев называл себя счастливым человеком. И прежде всего потому, что нашел свое призвание, потому что избранная профессия стала источником радости, а труд – внутренней потребностью. Однажды, когда Театр имени А.С. Пушкина был на гастролях во Франции, Горбачева спросили: «Как вам удалось пробиться в театр и занять в нем ведущее положение?» Он удивился, поскольку никогда и никуда не пробивался. Так получилось, что профессия не просто сама нашла его – он бежал от судьбы, но судьба догнала его и не отпустила.
Он был убежден, что так и должно было случиться, потому что в то время «любое, даже самое маленькое, дарование, разумеется, не само по себе, а при каких-то собственных усилиях и внимании окружающих людей, обязательно должно проявиться». Так и вышло: сначала кружки художественной самодеятельности, потом Театр-студия при Ленинградском университете, театральный институт и, наконец, театр. Сперва – БДТ, а спустя два года, с 1954-го, – Ленинградский академический театр драмы имени А.С. Пушкина, где с 1975 по 1991 г. Игорь Олегович был еще и художественным руководителем. В 1992 г. Горбачев, что называется, открыл собственное дело, создав негосударственный театральный институт «Школа русской драмы», которая сегодня носит его имя.
Он и других призывал искать себя. Всю жизнь, не останавливаясь и не отказываясь от мечты. «Я хочу видеть людей счастливыми», – писал Горбачев. Он был уверен, что каждый и может, и обязан быть счастливым. Даже если человек ошибся, открыл не ту дверь, пошел не по тому пути, все равно не стоит отчаиваться – нужно продолжать искать. Искать, несмотря на годы и пройденный путь. Искать именно свое место в мире, чтобы не занимать чужое, «бороться за право проявить свои способности и помогать их открывать в других». Только это и стоит жизни и затраченных усилий. Таков был секрет счастья от Игоря Горбачева.
Он знал, о чем говорил.
Слава пришла к Горбачеву еще в студенческом театре, где начинающий актер сыграл роль Хлестакова. С «Ревизором» театр отправился в Москву на смотр художественной самодеятельности, и о Горбачеве тогда же заговорили как о «настоящем большом таланте». А вскоре последовало приглашение сыграть Хлестакова в кино. Когда же вышел фильм, журнал «Искусство кино», процитировав Гоголя, отозвался, по сути, о Горбачеве как о «лучшем актере труппы». Хлестаков Горбачева действительно стал своего рода открытием. Помимо того что непрофессиональный актер играл на одном уровне с мастерами сцены, Игорь Олегович явил по-настоящему новое прочтение гоголевского образа. Его Хлестаков получился даже отчасти симпатичным. Вертлявый и бестолковый, импульсивный и мечтательный, инфантильный и жизнелюбивый, но неизменно обаятельный – таким русская публика Хлестакова еще не видела.
* * *
Но слава – коварная вещь. Особенно актерская слава. Бывает, что после яркого дебюта актеру долго не достается похожая по масштабу и наполненности роль. Играть оказывается нечего, и о молодом исполнителе постепенно забывают. «Шумное начало, – писал Горбачев об актерских судьбах, – может таить в себе неуспех, разочарование в дальнейшем». Но с ним самим этого не произошло. За два сезона в БДТ Горбачев сыграл ведущие роли в спектаклях «Яблоневая ветка», «Рюи Блаз», «Когда ломаются копья», «Строгая девушка», «Слуга двух господ», «Под золотым орлом». А в Пушкинском театре он дебютировал ролью Александра Ведерникова в пьесе «Годы странствий» А. Арбузова. Как написала Татьяна Забозлаева: «Путь его был усыпан розами с первых шагов». Когда же актеру не было еще и сорока, Георгий Товстоногов сказал о нем: «Он, конечно же, входит в десятку лучших актеров мира… Нет, пожалуй, в пятерку». И дело тут, конечно, не только в везении. Горбачев был уверен, что искусству нужны личности, мыслители, что творец должен не развлекать, а учить, помогать, спасать. В связи с этим он вспоминал слова Н.К. Черкасова о том, что «только профессионализм, помноженный на огромный труд и талант, может сделать что-то настоящее в искусстве». Прежде всего нужно знать, что ты хочешь сказать своим искусством, а для того чтобы знать, нужны убеждения. Но без темперамента невозможно никого убедить. И здесь проявляется то качество, без которого вообще не может быть искусства. Горбачев называл его «заразительностью» – это способность увлечь, не оставить равнодушным, заставить любить или ненавидеть. Вот этот сплав таланта, профессионализма, убеждений Игорь Олегович ценил более всего.
Он и сам был таким – не просто выдающийся талант и профессионал, но и цельный, вдумчивый, принципиальный человек, последовательный и предельно требовательный к себе, убежденный и бескомпромиссный в оценках добра и зла. Этим ощущением проникаешься, читая его книги. А все, кто знал Горбачева, вспоминают его как человека добрейшего и необычайно отзывчивого, остро чувствующего чужую беду и всегда готового помочь. Он был коммунистом и до конца оставался верен своим идеалам, отвергая буржуазную, обывательскую мораль, за что его одни называли романтиком, а другие ненавидели.
А ведь романтизм его был не каким-то отвлеченным, мечтательным, но заключался в активном неприятии обывательщины, фальши, лжи, несправедливости и в то же время в преклонении перед истинно великим, перед самоотвержением в любом деле, перед жизнью, прожитой для людей, а не для себя одного. Даже талант без активной гражданской позиции, по мнению Горбачева, только вредит как его обладателю, так и окружающим. Искусство для него было неотделимо от жизни, а задачей любого художника он считал «если не разведать и нанести на карты тропинки в будущее, то хотя бы поведать в поэтических образах о самом облике его». Целью и смыслом русского, советского искусства он видел веру в силу добра, стремление пробудить светлые чувства, воспитать ненависть к злу, «неприятие того, что нам мешает жить».
* * *
Рассуждения Игоря Горбачева об искусстве заставляют задуматься и о том, что происходит с искусством сегодня. «В жизни случается всякое, – считал Игорь Олегович, – но подлинный художник всегда отображает типическое. Именно в этом и заключается правда жизни». Выявление типического – такова, по мнению Горбачева, традиция русского театра и, можно утверждать, шире – русского искусства. Но как быть, если добро перестало быть типическим? Думается, именно поэтому в современном искусстве нет героического, именно поэтому современное искусство не оптимистично, и все попытки найти положительного героя кажутся нелепыми и фальшивыми.
В самом деле, героическое перестало быть типическим. Героическое связано с самопожертвованием, бескорыстием, увлеченностью, самоограничением, что уж никак не является типическим для нашего времени. Перефразируя Игоря Горбачева, можно сказать, что в жизни действительно случается всякое, и никто не станет утверждать, что ничего этого сегодня нет. Но типическим назвать это нельзя. Типическим стало обывательское, когда главное подменяется не главным.
Уважать стали «состоявшихся» и «состоятельных», тех, кто добился личного успеха. При этом никому не интересно, состоялся ли человек как человек и что кроется за внешним успехом – подлинные достижения или шум вокруг имени.
Если современное российское общество – это общество обывателей, то и искусство в таком обществе может либо воспевать обывательское, либо обрушиваться на то, что ему противоречит. Это и будет типическим. Кроме того, для современной России типичны два образа обывателя: посконный монархическо-православный и прозападный. Представители этих направлений вступают между собой в противоречия и даже какое-то подобие борьбы, что также можно считать типическим. Но стоит ли воспринимать отличившихся в этой брани героями?
Едва ли. Так что и тут типическое отнюдь не тянет на героическое.
Зато можно утверждать, что российское общество переживает своеобразную стагнацию, в связи с чем непонятно: кто таков современный русский человек, каков он в развитии? Ведь обыватели были всегда, но помимо обывателей существовали опричники, гусары, юродивые, казаки, юнкера, большевики, что тоже было типично для разных эпох. Даже для 90-х типичным был бандит в малиновом пиджаке с не отпоротой на рукаве этикеткой. То есть русский человек менялся, обретая в разные эпохи разные, но вполне определенные черты и выдвигая из своей среды типичных представителей. Но русский человек начала XXI в. – существо довольно аморфное и подражательное. Что в нем массово и определенно – так это обывательское. Так что условный образный ряд «опричники – гусары – юродивые – казаки – юнкера – большевики – бандиты» можно продолжить «обывателями». Ничего другого наша эпоха пока не выдвинула.
Горбачеву обыватель был совершенно чужд. «Если он (обыватель. – С.З.) имеет какое-либо отношение к молодежи, к воспитанию молодого поколения, это страшно», – писал Игорь Олегович. Он заявлял об этом не только книгами, но и ролями в театре, в кино. Характерна в этой связи исполненная им роль Ивана Петровича Туркина в к/ф «В городе С.» (1966, режиссер И.Е. Хейфиц) по рассказу А.П. Чехова «Ионыч». Благополучный отец семейства, забавляющий гостей остротами вроде «Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, он идет, пока врет», повторяющий изо дня в день одни и те же анекдоты и номер в прихожей «Пава, изобрази». Герой Чехова как будто не замечает всей этой скуки и пошлости и даже как будто всем доволен. Но герой Хейфица / Горбачева – отнюдь не веселый обыватель, даже свои надоевшие остроты он произносит с какой-то затаенной грустью и как будто бы извиняясь. Точно по необходимости, точно понимая безысходность своего положения и лишь поневоле смиряясь с нею. И если Ионыч огрубел и ожесточился, решив для себя в какой-то момент «искать золота», то Туркин Горбачева стал «грустным клоуном». В конце фильма, проводив жену и дочку, которых поезд уносит, возможно, навстречу новому, Туркин бредет по платформе, возвращаясь в свой мир, откуда ему нет исхода. Спина удаляющегося героя говорит красноречивее многих слов. Горбачев не просто сыграл персонажа, предложенного Чеховым, но и вложил в эту роль свое отношение к обывательскому благополучию и взгляду на мир.
* * *
Игорь Олегович создал немало и других ролей в кино, но прежде всего он был театральным актером, хранителем традиции русского драматического театра как культурного наследия России. Здесь были главные роли, о театре были главные думы. А потому обойти вниманием театр просто невозможно, тем более что и в театре он противостоял проникновению мещанского, обывательского начала. Не был он консерватором, противником развития и новизны. Напротив, он утверждал, что театр обязан быть современным. Только для Горбачева это значило не бегать нагишом по сцене, а понимать дух времени, чувствовать направление века, отстаивать добро в новых условиях.
Новизну он понимал иначе, нежели на Западе и в сегодняшней России, когда бунтарский модернизм на сцене выродился в патологию. Он призывал изучать прошлое, усваивать его, а затем, «оттолкнувшись от уже сделанного, идти дальше». Уже в 60-е гг., считал он, началось наступление на русский театр, на русскую драматическую традицию, уже тогда разговор о русской культуре мог закончиться обвинениями в великорусском шовинизме. О тех театральных режиссерах, кто мечтает, «чтобы Россия из провинциальной стала великой культурной державой», Горбачев говорил: «Они так переиначивают Чехова, Островского, Толстого, что жалко молодое поколение. Это открыто, цинично, фига нам, русским людям: «Смотрите, что мы делаем с вашими великими!» А ведь великие на то и великие, что стремятся вверх и зовут за собой остальных. Но обывателю не нужны высокие мерки и достойные примеры для подражания, ему нужно совсем другое.
Самым страшным в обывателе Горбачев считал даже не то, как скучно он живет, но его раздвоенность, способность уживаться с двумя правдами: одной на словах, а другой – в поступках. Именно эта черта и подтверждает лишний раз обывательскую сущность российского общества. Ведь можно много и громко говорить о коммунизме или христианстве, но ценить при этом иное.
Игорь Олегович был совершенно прав: обыватель действительно страшен. «Мещанство победит и должно победить», – писал Герцен, уверенный, что мещанство – «окончательная форма западной цивилизации». Мещанство побеждает сегодня и в России. Вот новейший пример – современная российская писательница размышляет о Че Геваре: «…Иллюзии справедливости и равенства продолжают отравлять мозги, люди не задумываются о том, что все пламенные революционеры рано или поздно приходят к мечте о диктатуре. Их мифологизация калечит сознание современного человека. Забалтывается в трескучих словесах истина о том, что создание богатства – благо и неравенство – благо, ведь это соревнование в успехе и достатке. Что равенство возможно только в нищете, а оттуда рукой подать к лагерным баракам и террору. Все же жаль, что Че Гевару не застрелили раньше… Спасли бы миллионы умов от брака мышления».
В небольшой заметке автор как нельзя ярче осветила глубины обывательского сознания: кто мешает благополучию сытых, кто нарушает одним своим видом покой состоятельных, должен быть уничтожен или хотя бы изгнан. И неважно, кто этот мешающий – революционер или обычный нищий. Религия обывателя – благополучие, отчего обыватель приземлен и примитивен, отчего все, что он понимает, все, что готов защищать, – это успех и достаток. Все, что было когда-то благородного, чистого, аскетического, возвышенного, да хоть бы и лихого, не свойственно обывателю. Даже то, что он называет свободой и чем так гордится, по сути своей – рабство.
И если представить себе, что не было у нас ни великой русской литературы с ее неприятием обывательской пошлости, ни первопроходцев и подвижников, ни героев многочисленных войн и сражений, ни Революции, выдвинувшей людей, не щадящих себя, ни деятелей искусства масштаба Черкасова, Толубеева, Горбачева… Не на что было бы оглянуться, и надеяться тоже было бы не на что.
Светлана Замлелова
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
