Публикуем материал, размещённый на сайте газеты «Правда».
Уже двадцать дней шли жесточайшие бои на самом берегу Волги, точно на том месте, где теперь возведена плотина Волжской ГЭС, — на северной окраине Сталинграда. После того как гитлеровский танковый корпус с армадой пикировщиков, проложив себе путь от Дона к Волге, едва не ворвался в конце августа 1942 года на знаменитый Сталинградский тракторный завод, страна жила сводками Совинформбюро. Но в них изо дня в день сдержанно повторялись сообщения о боях под Сталинградом.
И вот в сентябре 1942 года в газете «Красная звезда» чередой пошли сталинградские очерки писателя, военного корреспондента «Красной звезды» Константина Симонова, которые прекрасно дополнялись снимками фотокорреспондента этой газеты Виктора Тёмина. Серия опубликованных фотографий имела объединяющий их заголовок «Героические защитники Сталинграда».
Сначала вышел очерк «Бой на окраине», неделю спустя — «Дни и ночи». А через месяц после окончания боёв в Сталинграде «Красная звезда» опубликовала завершающий очерк «Зимой сорок третьего…» Весь цикл К. Симонов назвал своим Сталинградским дневником. В этих очерках он обращался к событиям, связанным с боевыми действиями в сталинградской обороне 124-й отдельной стрелковой бригады, к встреченным им там людям, к их пониманию своего воинского долга.
Полковник С.Ф. Горохов командовал, помимо своей 124-й стрелковой бригады, группой войск. Её поначалу называли Северный боевой участок обороны Сталинграда, потом чаще — группа войск полковника С.Ф. Горохова. У Горохова Константин Симонов появился нежданно-негаданно. На позиции близ Тракторного завода он прибыл в составе группы журналистов «Красной звезды». Группу возглавлял лично ответственный редактор «Красной звезды» Д.И. Ортенберг (Вадимов).
Четыре дня пробыл Константин Михайлович в бригаде Горохова на передовой, знакомился с людьми, собирая материалы для очерка «Бой на окраине» и повести «Дни и ночи». Чаще всего К. Симонов и его верный спутник фотокорреспондент В. Тёмин бывали в стрелковом батальоне Вадима Ткаленко. Передний край батальона одновременно являлся самым дальним оголённым флангом Сталинградского фронта, а внутри фронта — флангом армии В.И. Чуйкова. За спиной, в тылу батальона, имелось более двух километров водного пространства Волги и Ахтубы. С юга соседями были наши войска. С запада и севера нависали гитлеровцы.
18 сентября 1942 года «Красная звезда» опубликовала первый сталинградский очерк Константина Симонова «Бой на окраине». Наконец в центральной печати появился большой и конкретный материал об активной обороне на берегу Волги в самом Сталинграде. Очерк передавал ощущение огромного накала борьбы в сражавшемся городе. Симонова захватила, окрылила атмосфера сплочённости, непоколебимой уверенности в своих силах, духовного подъёма, которую во многих проявлениях он ощущал, находясь в батальоне Ткаленко. И не ошибся! С того первого боя и до конца оборонительных боёв на Волге этот батальон гороховской бригады удерживал посёлок Рынок — самый северный край огненной черты обороны города. Никто его не подменял, на отдых не отводил. И так — целых двадцать недель!
В заключительном очерке дневника «Зимой сорок третьего…» Симонов писал: «Все помыслы и душевные силы людей были направлены на одну, казалось бы, маленькую, но на самом деле великую задачу — отстоять от немцев… деревеньку Рынок. Это было задачей жизни… У себя на фронте в один километр они хотели во что бы то ни стало добиться и добивались победы по-солдатски, по-русски, не мудрствуя лукаво… Здесь они хотели победить». Фронтовику Константину Симонову было важно ясно выразить, что именно сила духа, а не численный перевес, техника или военная премудрость — то главное, что стало основой нашей победы в Сталинграде.
75 лет спустя мы расскажем о том памятном, первом для гороховцев бое — бое за «деревеньку Рынок», случившемся 29—30 августа 1942 года на северной окраине Сталинграда близ знаменитого Тракторного завода.
Пехота против танков
…Истекали последние минуты до сигнала к началу атаки стрелковых рот 124-й стрелковой бригады в её первом бою на берегу Волги. За спинами изготовившихся к атаке бойцов в предрассветной мгле угадывались громады цехов знаменитого Тракторного завода. «Деревенька» Рынок и посёлок Спартановка находились всего в двух километрах от корпусов огромного Тракторного завода. Бригаде вместе с некоторыми другими частями предстояло выбить немцев из этих близлежащих посёлков.
Первое испытание огнём и кровью пехотинцам, артиллеристам бригады, стрелкового батальона Ткаленко выпало держать в тяжёлом бою с частями танковой дивизии вермахта. Она покоряла Бельгию. Участвовала в походе на Балканы. Перед летним наступлением её перевооружили более мощными танками. Тщеславие солдат дивизии подстегнули присвоением наименования «гренадеры». Враг был несравненно сильнее в танках и авиации.
В дни подхода 124-й бригады тракторозаводская самооборона из последних сил держалась на немногочисленных кадровых частях, наиболее сознательных коммунистах и комсомольцах рабочих отрядов. Упорно, несмотря на большие потери, продолжали драться и героически действовали зенитчики. Враг засыпал город листовками под заголовком «К населению Сталинграда», в которых призывал «сохранять нефтесклады, склады горючего, хлебные базы, заводы». Обстановка в городе в результате массированных бомбёжек накалилась до предела. Выжившее гражданское население с 23 по 28 августа непрерывно находилось в расщелинах, подвалах, землянках.
Полковник Горохов, командир бригады, знакомясь с местностью, где предстояло наступать в первом бою, провёл у СТЗ несколько часов светлого времени до конца дня 28 августа. К подходу 124-й бригады рабочих отрядов в зоне обороны СТЗ оставалось мало. Плато между Латошинкой и Рынком было усеяно многочисленными трупами в морских бушлатах и тельняшках. В своих записках Серей Фёдорович с сожалением отмечал, имея в виду ополченцев и морских пехотинцев, что «вся эта необъединённая братия принесла мало пользы, неся большие потери, не добиваясь успеха».
Подход кадровой 124-й стрелковой бригады («сибирская кадровая», как гласила молва) вызвал огромный духовный подъём у всех защитников СТЗ: танкистов 99-й танковой бригады, моряков, истребительного отряда, населения, в партийных и советских органах района. Получалось, что не только Военный совет фронта, но и весь народ надеялся, что кадровые красноармейские части отгонят врага от завода, он вновь заработает и возобновятся его трудовые будни…
Первый боевой приказ штаба 124-й бригады был отдан на северной окраине Тракторного завода 28 августа в десять часов вечера. Он предусматривал «решительное наступление» 124-й отдельной стрелковой бригады (без 1-го отдельного стрелкового батальона, миномётного батальона и артдивизиона) вдоль берега Волги. Справа соседей не было. Слева наступал 282-й стрелковый полк дивизии НКВД. Приказ предусматривал взаимодействие не только с 282-м полком, но и с 64-й стрелковой дивизией (которая должна была продвигаться навстречу группе Горохова) с решительной целью «отрезать противника от дороги посёлок СТЗ — Ерзовка и уничтожить его на правом берегу р. Волга». В приказе штаба Горохова также ставились задачи танкам из состава 99-й танковой бригады и группе кораблей Волжской военной флотилии. В половине четвёртого утра приказ был разослан адресатам.
Утром 29 августа, уже после начала наступления, к бригаде наконец присоединились, проделав восьмикилометровый путь от Центральной переправы к СТЗ, бригадная артиллерия — миномётный батальон и артиллерийский дивизион, 1-й стрелковый батальон, а также тылы бригады, угодившие в эшелоне на пути к Сталинграду под вражескую бомбёжку и понёсшие при этом первые потери.
Начальник артиллерии бригады А.М. Моцак вспоминал: «…Мы, артиллеристы, да и, очевидно, остальные, располагали очень скудными сведениями о противнике. Они были перенесены с карты полковника Сараева, комдива 10-й дивизии НКВД. Кое-что нам пытались показать на местности. Но всё это было ограничено временем. Рекогносцировку не производили, так как скоро наступала ночь». А.А. Рукавцов, в то время начальник разведки бригады, в своих воспоминаниях также отмечал, что «о группировке противника мы имели перед вступлением в бой лишь отрывочные и не всегда проверенные данные. От подразделений и рабочих отрядов о противнике мы получили в основном данные об ориентировочном начертании переднего края и о расположении нескольких огневых точек. А своей разведки провести не могли, так как времени на подготовку было очень мало».
Было ясно только то, что противник — 16-я танковая дивизия немцев. И что действовать придётся против танков. В Спартановке, расположенной ближе к Тракторному, противника предположительно не было, за исключением её северо-западной окраины, где действовали боевое охранение, патрули, разведчики немцев.
Ночь была использована артиллеристами бригады для развёртывания артиллерии в боевой порядок и подготовки огня по карте. Бригаде был придан артполк, но в назначенное перед атакой время его орудия молчали. Причины запоздания с открытием огня выяснились позднее. Сигналы назначались, отменялись, и командир полка в спешке не был поставлен в известность об этом. Но всё сошло благополучно. В ходе артподготовки атаки огонь уточнялся, а в ходе продвижения огонь вёлся исходя из сложившейся обстановки. Пехота пошла дружно. Поэтому поддержка атаки так, как это намечалось планом, почти не осуществлялась. Вели огонь по тем целям, которые пытались огрызаться. Позже вели огонь по контратакующему противнику.
Штаб и управления фронта за короткую ночь подвезли то, чего у наступавших недоставало. Ввели в курс дела штурмовую авиацию и артиллеристов, корабли флотилии. Дальняя авиация полковника Н.С. Скрипко успела пробомбить расположение противника на направлении предстоящего наступления. Чуть свет на наблюдательном пункте С.Ф. Горохова в Нижнем посёлке СТЗ появились и не отлучались дотемна Я.Н. Федоренко и комбриг А.В. Горбатов, в ту пору он числился помощником командующего фронтом по кавалерии.
Атака покажет, кто чего стоит
Части начали выдвижение к назначенным рубежам атаки. И хотя учились много и усердно, пока «первый блин выходил комом». О вступлении батальона в первый бой повествуют эмоциональные воспоминания начальника штаба 3-го отдельного стрелкового батальона Ивана Николаевича Чернова: «…Батальон сосредоточился на территории хлебозавода. В ночь получили приказ: «В 6.00 наступать». На карте всё понятно — откуда, куда и т.п. Но надо ещё обеспечить выполнение приказа. И вот тут началось: где исходное положение, где противник? Ночь. Ведём роты по посёлку Тракторного. При всём старании штаба, роты растеряли. Утро. Скоро наступать. На исходную не прибыли 1-я стрелковая рота, пульрота, миномётчики. Позор!!! Что делать? Комбат — в одну сторону, комиссар — в другую, я — в третью: искать роты. С КП бригады запрашивают готовность. Отвечаем: «Готовы». А совесть, а долг, а честь командира!!!
6.00. Начали наступать с неполным составом. И вот тут — чудо!!! Прибывают «пропавшие». С ходу получают задачу — и… вперёд. Куда? На кого? Где враг? Людям ничего этого неизвестно из задачи. Но… каждый, от солдата до ротного, понимает, что приказ получен, ориентир дан, остальное дорабатывается в ходе боя. И доработалось. Люди с честью выполнили задачу первого дня боя батальона. Потеряли много товарищей, но задачу выполнили».
В том первом бою во многом стало ясно, кто чего стоит. Пехота пошла дружно, но пока неумело, да и командиры не могли похвастаться высокой организацией атаки. А вот многие люди, в том числе политработники, проявили себя героически. Хорошее впечатление сложилось о политруке 1-й роты Сейдахмедове, ему осколком снаряда прогнуло каску так сильно, что трудно было снять её с головы. Он снова пошёл в бой. Его ранило в правую руку. Ему сделали перевязку, но он не покинул поля боя.
Политрук 3-й роты Грешилов вырвался вперёд со своей ротой. Был в том бою тяжело ранен своим же пулемётчиком. У него гимнастёрка была почти чёрного цвета, а не хаки, как у всех. В горячке боя при плохом обзоре — дым, пыль над полем боя — пулемётчик принял его за немца и срезал очередью. Тяжело раненного Грешилова эвакуировали в расщелину балки Мокрая Мечётка. При этом у бойца взорвалась противотанковая граната, стоявшая на боевом взводе. Грешилова повторно очень тяжело ранило.
В составе 124-й бригады Молдаип Султанов, казах, пулемётчик 3-го стрелкового батальона, участвовал в бою только один день — 29 августа 1942 года, где был ранен. Как и многие другие солдаты бригады, был он призван в январе 1942 года. Когда распределяли по подразделениям, старался, как и другие, попасть к землякам, односельчанам.
Воспоминаний о периоде обучения и сколачивания подразделений в памяти осталось мало. Что спали на двух- и трёхъярусных нарах без постелей. Что первоначально обучались в своём, гражданском. Лишь примерно через месяц-полтора получили красноармейское обмундирование. К нему привыкнуть было трудно. Не знали даже, как его надевать… Приняв обмотки за портянки, пытались наматывать их на ноги — ничего не получалось… Пока не показали, как надо, сами разобраться не могли. Занимались с деревянными макетами оружия. Кадровые красноармейцы, когда прибыли с Дальнего Востока, учили Молдаипа и других новобранцев военному делу. Взаимоотношения у всех были хорошие.
…Утром 29 августа строем двинулись на исходную позицию. Молдаип видел столпившихся солдат. Свернул к ним из интереса. И… вдруг увидел окровавленного раненого солдата. «Не знаю, что произошло тогда со мной. Так я никогда больше не переживал, — вспоминал Молдаип Султанов. — Я весь окаменел, на мне не было лица. Ведь до этого я не видел мёртвого человека. Даже на «гражданке» в похоронах не участвовал. Это утро, этот окровавленный солдат у меня до сих пор в памяти. Посмотрев на меня и поняв моё состояние, мой первый номер нашего расчёта (Белокобыльский) взял меня за руки и говорит: «Молдаип, что с тобой? Приди в себя. Будем вместе бить немцев. Давай, пошли».
Когда вышли к окраине города через какие-то баррикады, сделанные из металлолома и камней, нас встретил наш комбат (капитан Графчиков. — А.Ш.). Комбат пожал каждому руку, призвал действовать дружно. И сказал, что, если и были обиды на учёбе, теперь всё оставить. Это придало нам уверенности.
Добравшись до переднего края, увидели немцев, перебегавших из окопа в окоп. Начали вести по фрицам пулемётный огонь, поддерживая наступление нашей пехотой. Успели выпустить 2—3 ленты. Немцы засекли нашу огневую точку. Нас стал обстреливать миномёт. Мы продолжили вести огонь, не меняя позицию. Так скомандовал наш командир роты. Тут вначале был ранен первый номер нашего расчёта Белокобыльский, который пополз назад. Стал с того же места вести огонь и я. Через некоторое время ранило и меня в ногу. Я пополз назад, где в воронке встретил Белокобыльского. Он не мог перевязать себе рану, был ранен в плечо. Мы перевязали друг друга. Я не мог двигаться. Только с его помощью затемно добрались своим ходом в перевязочный пункт. Как отстал от него, не знаю. Но больше мы не виделись. Ночью меня переправили сначала машиной до берега, а потом катером через Волгу. Больше я 124-й бригады уже не знал…»
Среди гороховцев, которые 29 августа первыми вступили в бой на северной окраине Сталинграда и сумели отогнать противника подальше от рабочих посёлков СТЗ, находился Гумер Арсланов — ещё совсем юный, 17-летний мальчик.
В ходе боя автоматчик Арсланов был тяжело ранен. В суматохе он, не замеченный санитарами, долго лежал на поле боя. Потом, кое-как сделав себе перевязку, «своим ходом» пополз по направлению к нашим. Под утро услышал гул приближавшихся немецких танков. Шли два немецких танка. Арсланов притворился мёртвым. Один танк пошёл дальше, другой остановился. Вылезли танкисты и, что-то наблюдая, стали увлечённо разговаривать между собой. Арсланов, собрав последние силы, вскинул автомат и дал по ним длинную очередь из автомата. Немцы повалились. Упал и обессилевший Арсланов. Потом подошли наши. Арсланова подобрали, спустили в траншею, оказали первую медпомощь. Прибежал солдат, доложил, что танк цел, экипаж уничтожен. В группе был офицер с усами (Ткаленко, командир 2-го стрелкового батальона). Капитан нагнулся к Арсланову и спрашивает: «Твоя работа, сынок?» Тот говорит: «Да, я боялся, что они меня убьют». «Молодец, всем бы так бояться!» — сказал Ткаленко.
С тяжёлым ранением Арсланов был отправлен в тыл. 11 месяцев провёл он в госпиталях, на костылях вернулся к себе в деревню. Стал рядовым милиционером. Дослужился до полковника. В 1959 году, через 17 лет после ранения, получил медаль «За оборону Сталинграда».
Начинающему бойцу Ивану Шишкину тот первый бой запомнился навечно, словно впечатался в память. …Разрывы снарядов сместились в тыл к Рынку. Наша пехота залегла, пытаясь под огнём окопаться. Нарастали рокотание танков, стрельба из пулемётов и автоматов. Иван, задыхаясь от волнения и усталости, долбил ямку для окопа. Ох и неподатлив прокалённый солнцем прибрежный грунт! Некстати вспомнилось: возле Центральной переправы в Сталинграде встретилось им подразделение со станковым пулемётом. Брели, как попало, без строя. Пулемётчики батальона Ткаленко возмутились: «Почему стадом плетётесь? И наступаете вроде не в ту сторону?» А им в ответ: «Погодите, посмотрим на вас через денёк, два… вояки». Неужели те, встречные, знали что-то неведомое бойцу Ивану Шишкину?
И вдруг Шишкин ясно увидел: ближний к нему танк давит гусеницами красноармейцев, укрывшихся в поливной канаве. Сквозь гул танкового двигателя, стрельбу донёсся страшный человеческий вопль. Ещё немного — и танк подойдёт к окопчику Шишкина. На броне стоит фашист, другой — высунулся из люка, оба строчат из автоматов. Командир пулемётного взвода лейтенант Рудик кричит: «Шишкин Ванюша, Шишкин, бей по тем на броне…» Танк поддал газу и пошёл прямо на окоп. Только Рудик спрыгнул в ямку к Шишкину, как на обоих навалились тьма и тяжесть, которые ни с чем не сравнить.
К обоим сознание вернулось поздней ночью. Свою роту они разыскали перед утром под обрывом на берегу реки. Красноармейцы перешёптывались: «Если бы не комиссар Ершов, не свидеться бы нам». Танки отрезали роту от своих в Рынке, теснят её к занятой немцами Латошинке. Тут Ершов появился. Перебегает от взвода к взводу, командует: «Всем укрыться под обрывом берега». Так Ершов с лейтенантом Бондаренко затемно вывели роту из окружения.
Тогда же услышал Ванюша Шишкин рассказ о старшем сержанте Палашкове. Два немецких танка нацелились раздавить стрелковое отделение. Подъехали ближе и кричат, выманивают: «Рус, хенде хох!» Палашков поднялся с двумя противотанковыми гранатами в руках за спиной и пошёл к танкам. Швырнул одну, вторую. После взрывов танк дёрнулся и замер. Погиб Палашков. Какой оказался человек! Подвиг Палашкова знал каждый из бойцов батальона Вадима Ткаленко.
Артиллерийский привет от моряков
Когда отражали атаку танков с тыла, лейтенант Бондаренко не мог видеть, какая угроза нависла над, казалось бы, неуязвимым флангом роты со стороны реки. На прибрежной железнодорожной ветке вблизи Латошинки стояли вагоны. За ними накапливалась пехота, подтаскивали лёгкие пушки. Миномёты начали обстрел роты Бондаренко. В этот момент капитан-лейтенант С.П. Лысенко по вызову С.Ф. Горохова вывел бронекатера из устья Ахтубы на открытый плёс Волги. Командовали катерами замечательные моряки Волжской военной флотилии Сергей Барботько, Александр Карпенюк, Николай Емченко и Константин Воробьёв, ставший впоследствии Героем Советского Союза.
С короткой дистанции 150—200 метров катерные пушки, пулемёты ДШК прямой наводкой внезапно ударили по укрывшимся за вагонами фашистам. «Приголубили» их, как говорили потом краснофлотцы, по первое число. Огонь вели с большой скорострельностью. Видно было, как летели в клочья разрываемые миномёты, падали под нашим огнём немцы. Убежать смогли немногие. Фланговый артогонь кораблей ВВФ сыграл большую роль в поддержке наступления и отражении контратакующего противника, силы которого явно превышали возможности 124-й бригады. Своими 100-мм пушками и реактивными установками они помогли неокопавшейся пехоте удержаться на достигнутом рубеже, имея перед собой бронетанковую дивизию противника. Образовавшийся передний край к ночи обозначился горящими немецкими танками. Напряжённость боя несколько спала с наступлением темноты. Наша пехота окапывалась и готовилась продолжать наступление.
Моряки группы Лысенко сразу же, c первых часов взаимодействия, показали себя настоящими боевыми друзьями гороховцев! Дерзкий дневной огневой налёт бронекатеров и плотный, точный артиллерийский огонь двух канонерок помогли ещё не обстрелянной пехоте Горохова отразить контратаку немцев. После этого сражения в адрес Лысенко пришла радиограмма: «Моряки в сегодняшнем бою не только оказали нам большую помощь, но и своим личным примером бесстрашия воодушевили наших бойцов на дерзкий штурм немецких гарнизонов в селениях Рынок, Латошинка. Желаем вам, дорогие товарищи, дальнейших боевых успехов». Подписали радиограмму Горохов, Греков.
В ответ моряки с канлодки «Усыскин» на простом тетрадном листе писали: «Товарищи бойцы славной 124-й стрелковой бригады! Родина призвала нас бить озверелого врага — кровавых фашистов, защищать город Сталинград и русскую реку Волгу. Вчера наш НП наблюдал боевые действия вашей части, за них мы выражаем вам своё полное удовлетворение. Остановить гада! Не пустить его дальше и разбить — такова наша задача…» По поручению личного состава подписали командир Кузнецов, комиссар Гриценко.
Молодой флотский командир Юрий Любимов, штурман отряда бронекатеров, выполнял в группе кораблей реки Ахтуба под командованием Степана Петровича Лысенко обязанности офицера связи. Ему довелось стать постоянным офицером связи между флотским и общевойсковым командованием в районе Тракторного завода. Любимов лично наблюдал, как со временем крепла у полковника Горохова вера в моряков.
До флотилии на Волге Юрию Любимову довелось повоевать и пережить немало. В июле 1941-го сразу после выпуска из военно-морского училища попал на Балтфлот, в его главную базу — город Таллин. Город уже в июле оказался в глубоком тылу у немцев. В августе, когда фашисты были под Лугой, в Таллине всё ещё шли ожесточённые бои в ходе героической двухмесячной обороны. Потом состоялась эвакуация морем в Кронштадт. В сентябре 1941 года из осаждённого Ленинграда его с группой моряков вывезли на самолётах в Москву, оттуда он и попал на Волгу.
В распоряжении офицеров связи было два полуглиссера — быстроходных катера с командой на каждом из двух человек: рулевой и моторист. Они базировались на Ахтубе, недалеко от КП Лысенко. «У Сергея Фёдоровича Горохова мне, как офицеру связи между кораблями флотилии и армией, приходилось бывать практически ежедневно, — вспоминал Юрий Любимов. — Это поначалу, когда КП Горохова был в районе Тракторного, а затем — еженощно, когда его КП был в Спартановке. Осенью ходить в штаб Горохова по Волге стало ещё более не просто. Штаб Горохова несколько раз менял своё место, и приходилось отыскивать его расположение заново. Иногда сплошная темень, ничего не видно, идёт дождь, ветер, на реке волны. Ходили буквально на ощупь».
Надо сказать, что моряки — офицеры связи, корректировщики огня, — бывая на правом берегу у Горохова, не были обеспечены армейским обмундированием, не имели плащ-палаток. На правом берегу, где и пехоте нередко светлым днём было не поднять головы из-за огня противника, форменное обмундирование моряков при передвижениях было хорошо видно противнику, и они часто подвергались обстрелам. Случались в связи с этим и курьёзные вещи. Бывало, что часовые принимали моряков, которые ходили в синих кителях и чёрных бушлатах, за немцев. Несколько раз напуганные часовые уже взводили затворы и собирались стрелять, и тогда только «великий и могучий» с использованием отборных ругательств снимал напряжение, часовые с облегчением опускали оружие и вызывали разводящего.
«Помню мою первую встречу с полковником Гороховым, — писал Ю. Любимов. — Он вначале отнёсся к кораблям с недоверием. Полковник Горохов попросил вывести бронекатера на Волгу и обстрелять немецкие позиции, хотел посмотреть их в действии. Действия бронекатеров ему понравились. Когда в дальнейшем на позиции Горохова прибыли корректировщики огня и заговорили орудия главного калибра канлодок, которые с большой точностью вели огонь, а также пошли точные и мощные залпы РС с двух бронекатеров, то его отношение изменилось. Горохов всегда очень приветливо встречал меня, ласково называл «морячком». Или сам коротко знакомил с обстановкой, или направлял к начальнику штаба, начальнику оперативного отделения. Тяжёлые 100-мм снаряды морских дальнобоек редко били мимо цели, этому способствовали наши корректировщики. Полковник Горохов очень высоко ценил помощь кораблей флотилии».
Итак, с утра 29 августа приречные части группы полковника Горохова быстро отбросили подразделения 16-й танковой дивизии от Спартановки и выбили их из Рынка. Внезапное появление 124-й бригады и незамедлительный переход её частей в наступление застигли врасплох самоуверенных «гренадеров». Их оттеснили от стен завода-танкостроителя и выбили из двух прибрежных посёлков. Но гороховцы с трудом устояли перед скрытно подготовленной мощной контратакой бронированных артиллерийских транспортёров с посаженной на них немецкой пехотой. К исходу светлого времени, что называется, из-под закатного солнца, резервный батальон немецкой дивизии на танках и бронетранспортёрах врезался в боевые порядки измотанных боем стрелковых рот Степана Бондаренко и Петра Кашкина. Танковый удар застиг наших пехотинцев на ровном, как стол, картофельном поле. Окопаться время не позволяло. Батальон понёс чувствительный урон.
И всё же усиленный стрелковый батальон старшего лейтенанта Вадима Ткаленко повторно выбил гитлеровцев из посёлка Рынок, «сломив сопротивление двух пехотных батальонов противника и двух рот автоматчиков, отразив контратаку 11 танков». За ночь дали людям малость прийти в себя. Накормили. Подали боеприпасы. Ранним утром 30 августа внезапно ударили по спавшему охранению противника. Вражеских солдат выбили из посёлка или уничтожили. Ближайшая боевая задача — отогнать немцев от Спартановки, освободить Рынок — была выполнена.
Первый бой гороховцев получился очень тяжёлым, кровопролитным. Наши потери были значительны: убито, ранено, пропало без вести около 640 человек личного состава. В том бою были взяты первые трофеи: ПТО — 2, зенитных пушек — 2, ручных пулемётов — 14. Подбито 3 танка. Вроде бы скромно, но как они были важны для поднятия морального духа гороховцев! Достигнутый в первом бою успех окрылил их осознанием своей выучки и организованности. Главное, не было робости перед врагом.
Наша пехота твёрдо закрепилась на северной и западной окраинах посёлка Рынок и на прибрежном поле между Рынком и Латошинкой. Отбитые у врага населённые пункты и устья притоков Волги — речек Мокрая Мечётка, Сухая Мечётка — батальон удержал «напостоянно». Эти позиции стали самым северным оголённым флангом 62-й армии и всего Сталинградского фронта. Рынок стал конечным (или заглавным) пунктом и флангом городской, фронтовой и армейской обороны, водоразделом между Сталинградским и Донским фронтами и местом их соединения.
Начиная с этого дня бои гороховцев в тракторозаводских посёлках Рынок и Спартановка будут продолжаться пять месяцев.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
