По материалам публикаций на сайте газеты «Культура».
Девятого февраля 1958 года вышла на экраны лента Юлия Райзмана по сценарию Евгения Габриловича «Коммунист».
Картина собрала умеренное количество зрителей, немногим больше 22 млн., но потом методично, на протяжении десятилетий демонстрировалась по телевидению в дни государственных праздников и общенационального траура по поводу смерти высших партийно-хозяйственных деятелей, через запятую с «Лебединым озером». Вдобавок фильм стал триумфатором очень представительного и престижного в ту пору Всесоюзного кинофестиваля, где был удостоен главных призов в номинациях «художественный фильм», «режиссура», «лучшая мужская роль». Едва окончивший Школу-студию МХАТ Евгений Урбанский в одночасье превратился в классика. Подобное случалось редко — на память приходит Борис Бабочкин после «Чапаева».
Приватизация картины официозом донельзя деформировала ее смыслы. Между тем непредвзятый просмотр «Коммуниста» дает основания квалифицировать его как вещь глубокую и лишенную конъюнктурного привкуса. Тот случай, когда определение «великое кино» употребляешь с чистой совестью и безальтернативно. Начнем с того, что всегда качественно работающий драматург Евгений Габрилович здесь попросту гениален. Он будто бы оперирует кондиционными сюжетными блоками, возится с идеологическими трафаретами, однако за счет трех-четырех легких сдвигов «мертвого» материала добивается поразительного эффекта. Возьмем для примера образ Владимира Ленина (Борис Смирнов). Глава советского государства два раза появляется в картине лично и еще пару раз его заглазно обсуждают. Как правило, показ Ленина в кино, где он не являлся центром повествования, носил ритуальный характер: авторы словно расписывались таким образом в лояльности, однако в «Коммунисте» иное: мимолетом данный вождь драматургически обусловлен.
Владимир Ленин остроумно противопоставлен главному герою картины, молодому коммунисту со стройки из Загоры Василию Губанову (Евгений Урбанский). Глава государства дан в качестве кабинетного говоруна, в безоценочном смысле слова. Он, скорее, символ сопротивления трудным внешним обстоятельствам, а не реальный двигатель прогресса. Олицетворение Высокой Идеи, своего рода местночтимый кудесник, не более. Этот, без сомнения, титанических помыслов человек фантазирует и химичит, лишь обозначая подлинное решение вопросов посредством телефонных звонков. Достаточно комичен эпизод, где Ленин решительно обзванивает заведующих складами с требованием непременно помочь товарищу из Загоры гвоздями: на мелких начальников суровый тон кремлевского кудесника не производит никакого впечатления, и они ему отказывают! Но вот в переговоры включается практик Губанов, предлагающий завскладом обменять отсутствующие гвозди на избыточную олифу, и дело благополучно решается, к искреннему удивлению самого Ленина.
В финале Ленин звонит в недавно сожженную кулацким и бандитским элементом Загору, чтобы посочувствовать и вдохновить: больше, как уже выяснилось, помочь глава правительства ничем не способен. Ему сообщают о единственной человеческой потере, смерти коммуниста Василия Губанова. «Помните его?!» — с надеждой обращается к кудеснику начальник строительства. Ленин искренне напрягается и разочаровывает: «Нет». Габрилович прописывает следующую социально-политическую расстановку: страна была отмобилизована, поднята из руин, защищена, а после весьма разумно обустроена посредством рук и мозгов, а не благодаря кулуарным договоренностям. Губанов дан крупно, монументально, и народ узнавал в его напряженном усилии собственные высокие порывы. Ленин преподнесен хотя уважительно, но удаленно, пунктирно, и зритель учился на этом основании вождей не обожествлять. Ленин позабыл Губанова, но мы не забудем. Губанов как мы.
Впрочем, в эпизоде, где народ паникует из-за слуха об убийстве кремлевского мечтателя, внятно транслируется значимость Ленина как своего рода точки сборки огромной страны. Ведь даже жадноватый крестьянин Федор Фокин (Евгений Шутов) в тревоге бросается за новостями о здоровье вождя, рискуя остаться без заветного продуктового запаса. Таким образом, Габрилович и Райзман демонстрируют своей картиной удивительное здравомыслие, предъявляют равновесную точку зрения на сотрудничество советских низов и верхов. Это, конечно, не агитка, но аналитика.
Другой пример виртуозной драматургической работы: треугольник Василий Губанов — Федор Фокин — Анюта Фокина. Соинтонируя этой линии сюжета, брезгливо морщишься в адрес тех, кто списывает нашу великую Революцию на счет заговорщиков и немецких агентов. Федор-то, кажется, мужик во всех отношениях прекрасный: работящий, заботливый, по-хорошему прижимистый. То, как грамотно Габрилович тащит его через всю картину, вплоть до финальной сцены у могилы соперника, впечатляет. Федор, как и Ленин, противопоставлен Губанову. Федор не подлец, не бандит, и это всячески подчеркивается. Он искренне заботится об ушедшей к другому Анюте (Софья Павлова), он достаточно благороден для того, чтобы предупредить этого самого соперника о коварном плане бандитов — убивать коммунистов. Умеет хозяйствовать, торговать, умеет, кстати, терпеть. Федор — настоящий русский крестьянин, сходный с Платоном Каратаевым или Иваном Денисовичем. Отличается Фокин от Губанова не столько размахом плеч, мужской силой или пресловутой нравственностью. И даже не тем, что Фокин — это старый патриархальный уклад, в рамках которого жена — безграмотная «корова», а вожжи — наилучший способ ее умиротворить. Хотя уклад этот, договоримся раз и навсегда, более неприемлем.
Федор Фокин олицетворяет здесь то, о чем в Писании сказано словами «ни холоден, ни горяч». Именно потому брак его бесплоден, а время Федора и ему подобных «честных трудяг» сочтено. Главной же характеристикой Губанова является умение воодушевляться. «Воодушевление» — превосходное русское слово, которое само по себе отрывает от земли и совершает, казалось бы, невозможное. То, как 25-летний Урбанский играет здесь воодушевление, навсегда останется в нашей культурной памяти. Революция совершилась даже не потому, что трудно жили, тяжко работали и вынужденно ломали шапку перед зачастую никчемным барином, а потому, что живущая в народной глубине воля к воодушевлению более не находила себе пространства для реализации. В сущности, Губанов придуман Габриловичем и сыгран Урбанским именно как христианский мученик, который добровольно отказывается от любой формы земного своекорыстия. Фокин — обусловленная земными законами норма, Губанов — ни для кого не обязательная, но такая заразительная в своей неотмирной тяге к идеалу жертвенность.
Крайне важно то, что авторы не дают сразу возникшему биологическому влечению Губанова и Анюты хода. Наоборот, это воспитанные в патриархальной традиции и потому вечно вытесняющие подлинные желания в подвал сознания хитрованы-мужички вроде Степана (Валентин Зубков) сразу низводят чужую искреннюю симпатию до очевидной случки. А как же, когда «ничего нельзя» по внешнему установлению, а не по собственному свободному выбору, в душе формируется стойкое, хотя, как правило, неосознанное стремление урвать малейшую возможность, чтобы «попользоваться». Степан, несмотря на приятельство с Федором, мигом оказывается в его доме, едва хозяин отправился за харчами и оставил жену без присмотра. И конечно, уверенность Степана в том, что в отсутствие мужа коммунист и беспризорная жена непременно «читают по ночам Карлу Марксу», совершенно искренняя. Этот тип сознания, что бы там ни твердили нам про непременную «патриархальную нравственность», — очередная примета неприемлемого старого мира.
Обусловившая знаменитую «викторианскую эпоху» британская королева доброжелательно советовала своим состоящим в законном браке подданным женского пола: «Во время соития не присутствуйте в настоящем, но думайте о величии Британской империи». Тоже ведь выход, наряду с «тятя не велит и забьет вожжами до полусмерти». А вот наш беспородный Василий Губанов, едва народилась потребность в романтическом ухаживании, спешит к партийному начальству с верной, в сущности, критикой марксистской догмы: «Что же это за теория, если в ней про это ничего не сказано?!» Авторы фильма замечательно разводят «воодушевление» и «романтику». Романтика замешана на страстях, а воодушевление не противник сознательному выбору и рациональному поведению. «Рано нам, брат, до гитар и лобзаний!» — увещевает Губанова партийный секретарь, в свою очередь не понимающий разницы между романтикой и воодушевлением. Василий и Анюта сближаются трудно, а встречаются на окольной дороге лишь после того, как вышли из «режима страсти» в пространство осознанного выбора. Таким образом, Губанов — фигура огромной обобщающей силы, мифопоэтический титан. Каким же образом дебютант Урбанский сыграл все его проявления?
Невозможно объяснить эту актерскую, мягко говоря, удачу мхатовской выучкой, личным дарованием Урбанского и мастерским руководством Райзмана. То, что удалось реализовать задачу именно на материале становления нового, советского человека, доказывает как реальность этого типа сознания, так и его преобразующую силу. Люди, причастные к искусству, знают, что воодушевление — самая тонкая материя, и оно требует достоверного материала. Одного этого фильма, одного этого Урбанского достаточно для того, чтобы опровергнуть версию про «обманный характер» грандиозного советского преобразования и про фальшивое национальное чувство. И когда в финале говорят: «Не чинов или пайков ждал он от партии, он искал в ней правду», только по-настоящему обманувшие себя люди могут усомниться как в верности этого конкретного образа, так и во внутренней правоте того ушедшего из мира социального слоя, который за Губановым угадывается.
Постановщик Юлий Райзман вернулся с этим фильмом в число не просто лучших, но актуальных наших кинематографистов. Дальше будет еще шесть картин, неизменно вызывающих общественный интерес и максимально глубоко исследующих советскую действительность. Режиссерская работа в «Коммунисте» — предел качества. Выверенный темпоритм; визуальное решение, удивительно сочетающее самоигральную выразительность с аскезой, не препятствующей повествовательной внятности. Райзман дает каждому персонажу ровно столько времени и возможностей, чтобы тот проявил себя максимальным образом.
Райзман делает точные паузы, рассыпает поразительные обманки. Допустим, эпизод, когда Губанов проникает на заседание кремлевского правительства. Ведь Ленин появляется в кадре внезапно, совершенно в аттракционном стиле, и артистизм этого постановочного решения радует внимательного зрителя подобно тому, как греют душу визуальные аттракционы Хичкока. Или вот сцена: Губанов выгнал Степана, мечтавшего попользоваться телом бесхозной пока Анюты, собрал вещи, уже в дверях, подает голос, рассчитывая на доброжелательное прощание и надеясь увидать Анюту напоследок. Райзман в ответ на запрос героя дает шторку, закрывающую спальный угол. Райзман длит этот взгляд совсем недолго, но несколько больше, чем требует рядовая повествовательность. Эти лишние две секунды остаются в памяти, обозначая одновременно и обоюдное чувственное томление, и разочарование влюбленных, и наши, к сожалению, сбывшиеся впоследствии худшие опасения.
Сцена несостоявшегося свидания посреди ночного лугового тумана; рубка леса на дрова для заветного состава с продовольствием, где Губанов трансформирует свое воодушевление в энтузиазм неподключенных к небесной энергии обывателей-машинистов; наконец, эпизод с убийством мученика-коммуниста бандитами-расхитителями — останутся в истории мирового киноискусства навсегда. Это кино власть ставила в телевизионную сетку, едва умирал очередной партийный лидер. Конечно же, здесь был заклинательный мотив: оставившего мир чиновника высшего ранга соотносили с образом небесной чистоты, равняли с рано погибшим и не дослужившимся до чинов, званий и благополучия красавцем-простаком. И это наилучшее доказательство того, что пресловутый «коммунистический идеал» не был химерой, не утратил своей действенной силы даже в эпоху социального распада, коррупционных игр и утверждения потребительского стандарта.
Комментарий редакции: Несомненно, подобные кинокартины вселяли в людей чувство оптимизма, чётко и ясно указывали дорогу в достойное будущее. А что крутят по телевизору сейчас? Либо пошлость и цинизм, либо то, что дискредитирует нашу страну. И неудивительно, что после этого растёт число космополитов. Но нужно ли иное нынешним правящим кругам? Напротив, они как огня боятся показа тех фильмов, которые доказывают передовой характер коммунистического строя. Буржуазия отодвигает их на задний план. Показательно, что, несмотря на 60-летний юбилей выхода «Коммуниста» на экраны, не вспоминали о нем. И так будет до тех пор, пока власть остается у олигархии.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
