Уроки взросления

Уроки взросления

40 лет назад по советскому телевидению показали неброскую и на первый взгляд прозрачную экранизацию рассказа Валентина Распутина «Уроки французского». Осуществил постановку создатель легендарных приключенческих лент «Майор Вихрь» и «Адъютант его превосходительства» Евгений Ташков. Фильм всем понравился, всех умилил, да так и остался в национальной культурной памяти образцом трогательной, с заходом в слезливое умиление историко-этнографической зарисовки. На самом деле, это революционный прорыв: жесткий психологический этюд с мощным воспитательным потенциалом.

Сразу хочется поровну разделить художественное качество картины между писателем и режиссером: исходная вещь, видимо, хороша, но в случае менее точной постановочной работы картина свелась бы к бытовухе, к популярному в СССР на материале страшной войны жанровому подвиду «плач и причитание». Ташков же настолько экономен в художественных средствах и настолько не расположен утолять творческую жажду чужими слезами, что на первый план выходит сюжет мужественный и универсальный. В сущности, перед нами роман воспитания, сжатый до одной-единственной коллизии. Итак, в послевоенной Сибири, на расстоянии полусотни километров живут две бабы: в деревне Мария Андреевна (Галина Яцкина), в райцентре Надя (Валентина Талызина), которую деревенские солидарно и без стеснения кличут промеж себя «шалавой». Надька в свое время уехала в поселок и отметилась там легкомысленными делами. У обеих сыновья-ровесники: Володя и Федька, которые учатся теперь в пятом классе, то есть это еще не переходный возраст, а нечто «предпереходное».

Володя (Михаил Егоров), которого почитали за грамотея, вынужден жить в доме тети Нади, потому что в родной деревне есть только начальная школа, а образование в качестве социального лифта такому умному мальчику приличествует. Мать, отправляя его в райцентр, поплакала, но сам паренек принял это стоически. Здесь первая развилка сюжета и первый тест на его адекватное восприятие: можно парню посочувствовать, купившись на трудную реалистическую фактуру, а можно воспринять отъезд мальчика из дома в качестве социально-психологической нормы. Тот из зрителей, кто отважится на второе, увидит подлинный смысл картины. Следует как можно быстрее сбросить наваждение, дескать, война-безотцовщина-нищета довели несчастного ребенка, переключившись в режим «испытания неизбежны, и человеку посылается их столько, сколько он способен выдержать».

Очень хороша линия хищения Володиных продуктов на постое у тети Нади. В тогдашней деревне деньги были редкостью, поэтому мать привозила сыну или посылала с оказией провизию. В оригинале у Распутина читаем: «Привезут — кажется, много, хватишься через два дня — пусто. Я очень скоро стал замечать, что добрая половина моего хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил — так и есть: был — нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал — тетя Надя ли, крикливая, замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, — я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить». Ташков сразу убирает неопределенность, демонстрируя, как подворовывает Володин приятель Федька. В фильме совсем нет этой вот интонации исходника: «…боялся даже думать». Володя предъявляет своего героя упертым до бесстрашия. Этот мальчик по-взрослому серьезен, а его напряженное выражение лица сигналит о стоическом приятии своего удела.

Совсем уже сильное продолжение линия хищения продуктов, а по сути, хищения биологической и, шире, жизненной энергии получает, когда приехавшая навестить Володю мать застает Федьку за воровством. Заметьте, жизненную энергию подтыривают не большевики, на которых теперь принято все валить, даже и не фашисты, а свои почти что родственники, земляки. Сын голодает, худеет и болеет малокровием. Однако мама обращается к нему со следующим поразительным высказыванием: «Я ведь догадываюсь, но ты уж терпи». Примерно с этого момента в фильме резко повышается градус экзистенциального напряжения. Пожалевший себя на мгновение Володя делает попытку догнать машину с отъезжающей в слезах, с готовой забрать его матерью, однако в результате мужественно остается: возвращаться нельзя, потому что разрыв пуповины — возможно, главная человеческая задача. Мужская — уж во всяком случае. Как же тонко, едва заметно, но убедительно дана разница между Федькой, опекаемым и прощаемым матерью, и Володей, который в одиночестве осуществляет огромную внутреннюю работу. Со стороны кажется, что паренек озабочен всего-навсего идеей «насытиться». Когда Володя в полном спокойствии откладывает часть еды в корзинку и прячет ее, это выдает его несгибаемую натуру.

Второе испытание Володи — взаимоотношения с поселковыми уличными подростками, которых возглавляют более старшие Вадик и Птаха. Игра в «чику» под руководством и под присмотром этих парней может приносить умеренный доход, однако требует определенной ловкости. Ташков коротко, но внятно дает план, где Володя опять-таки в одиночестве тренируется разбивать столбик из монеток прицельным броском издали. Неудивительно, что скоро он с легкостью срывает банк, однако же получает за это тумаков и пинков от завистливых и попросту удивленных партнеров. Снова на поверхности сюжета — потребность в наличных деньгах, нужных для покупки молока и поправки здоровья. Но на глубине сюжета — молчаливое и опять-таки одинокое усилие, тренировка.

Однако третье испытание будет самым трудным, потому что воистину волшебным. Школьная учительница французского языка Лидия Михайловна (Татьяна Ташкова) — молодая, одинокая, красивая женщина, однозначно и мощно выступающая в роли сказочной феи. Обнаружив, что способный ученик вечно голоден и бит, потому что самостоятелен и несгибаем, она, естественно, из лучших побуждений принимается помогать. Эту обманку сюжета разгадать и преодолеть труднее всего. Тем более что на поверхности у молодой учительницы есть простые социально-психологические основания к мальчику тянуться: своих детей нет, а тут готовый «сынок», да еще и выдающийся. Однако по существу неважно, каковы мотивировки Лидии Михайловны, важно, что она всеми силами стремится упростить ситуацию рано взрослеющему мальчику, заменив мать и обеспечив регулярное сытное питание. Известно ведь, что функция кормления с попутным бессознательным порабощением — в основе материнского поведения.

Но при этом отдельное восхищение вызывает ее профессиональная специализация. «Уроки французского» — это сильная метафора, предполагающая сразу несколько «предметов обучения». Для начала, естественно, «французский» в качестве одного из школьных предметов. Но почему же, допустим, не география или «немецкий»? Потому что «французский» — базовый и зачастую единственный язык русской дореволюционной элиты, которая за исключением тысячи-другой интеллигентов высокого полета вовсе не была озабочена созданием мало-мальских социальных лифтов для близких по крови соплеменников из деревни. В фильме мы видим поразительно сильное построение: мальчик, стиснув зубы, намеревается не просто выжить, а эмансипироваться и психологически состояться, используя собственные внутренние ресурсы и те возможности, которые предоставляла ему и подобным новая социальная реальность. Однако добрая учительница, сама про то не ведая, пытается осуществить редукцию до прежнего уровня — до несамостоятельного общинного человечка, безропотно кормящегося с материнской руки.

Кроме того, «французский» в просторечии есть синоним легкости в отношениях, игривости. Лидия Михайловна все эти культурные коды впитала: она легко, красиво и обаятельно врет сначала про свое якобы деревенское детство с домашними козлятами, а потом еще и про пристрастие к азартным денежным играм в «пристенок» или «замеряшки». «Игру на деньги ничем другим подменить нельзя. Этим она хороша и плоха одновременно», — совершенно искренне выдает обаятельная «француженка» устами Татьяны Ташковой, которой блестяще удается трансляция невыносимой легкости бытия. Огромная удача фильма — контраст ко всему приспособленной «французской» легкости и трудного, мучительного крестьянского усилия по освоению нового мира, невиданного уклада. В игре на деньги у печной стены и на полу этот контраст особенно очевиден: красавица пикантно вздувает челку, игриво привирает, кокетливо поддается пускай физиологически еще даже не юноше, но внутренне — давно мужчине. Наоборот, Володя напряжен, потому что никакой «сдачи» партнерши не приемлет, ибо по внутреннему своему чутью должен все в своей жизни сделать сам.

«Это преступление, растление, совращение», — свирепеет живущий за стенкой и заглянувший на шум директор школы. Что же, он прав с точки зрения советско-сибирского культурного кода, который не предусматривал на тот момент даже и макарон с яблоками, не говоря про гематоген. Зато «французским» культурным кодом, который не хуже и не лучше, а просто «другой», безрассудный обмен эмоциями между красавицей-учительницей и ее лучшим учеником, скорее, предусматривается. Характеры слегка намечены, фильм заканчивается, едва ты в его мир втянулся, а все равно почему-то испытываешь чувство горечи, едва закадровый голос рассказчика сообщает, что Володя и уволенная Лидия Михайловна больше никогда не виделись. С другой стороны, это легкая горечь есть эквивалент житейской мудрости: люди слишком разные, их миры зачастую непримиримы, хотя отдельные представители могли бы, на первый взгляд, отлично поладить.

Упорное нежелание Володи есть с изысканной руки француженки —  превращенное в повседневную практику народное ощущение целесообразности всякого трудного личного усилия. Не то чтобы голод и трудности любой ценой — синоним «достоинства». Ключевым в поведении Володи является именно невозвратность — под материнское крыло. Учительница соблазняет всего-то супом и макаронами, но градус соблазна от этого не меньше. Даром, а тем более украдкой, как Федька, этот парень ничего и никогда не возьмет. С другой стороны, потренировался и выиграл — нормальное течение жизненного потока. В конечном счете, главная человеческая задача — повзрослеть, и только кажется, что она посильна для подавляющего большинства.

Кроме убедительных актеров, необходимо отметить выразительного и одновременно ненавязчивого оператора Владимира Нахабцева, а также композитора Бориса Чайковского, тонко доигравшего картину там, где у писателя закончились слова, а у постановщика сюжетные перипетии.

Николай ИРИН

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *