Народная артистка России Жанна БОЛОТОВА в беседе с обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО
Третий год «Правда» ведёт упорную борьбу за спасение МХАТ имени М. Горького, который по праву называли много лет театром Татьяны Дорониной. А теперь такая же смертельная угроза нависла и над театром Николая Губенко, получившим при рождении от своего создателя прекрасное имя — «Содружество актёров Таганки».
При всём различии художественной стилистики, иногда существенно отличавшей их спектакли, в главном эти коллективы изначально оказались очень близки друг другу. Оба стали ярко выраженными носителями русской, советской культуры. Потому и удивительно повторилась их судьба — в условиях засилья антирусской и антисоветской среды.
Позиция любого творческого объединения задаётся в первую очередь его руководителем. В 1987 году, после непредвиденной и коварной «перестроечной» операции, приведшей к разделу Московского Художественного академического театра имени М. Горького, сохранившую это название часть спасённых от изгнания актёров возглавит народная артистка СССР Татьяна Васильевна Доронина. А через 31 год вопиюще несправедливым способом её отстранят от руководства, что обречёт созданную ею труппу на чудовищную ломку и абсолютно иное, не свойственное этому знаменитому театру направление.
Начало «Содружества актёров Таганки» во многом точь-в-точь совпадает с мхатовским разделом. Одинаковы и причины, по которым к 1993 году половина любимовской «Таганки» была низвергнута в положение изгоев. И столь же благородно, как Доронина, проявил себя народный артист РСФСР Николай Николаевич Губенко, взявшийся спасать товарищей и вместе с ними строить новый театр.
Всё получилось. Несмотря на огромные трудности, театр состоялся. Великолепный, интересный, своеобразный. Но… В августе прошлого, 2020-го Николая Николаевича не стало. На 28-м году плодотворного руководства «Содружеством». И, естественно, встал вопрос: а что будет с его детищем? Не окажется ли осиротевший театр в состоянии, аналогичном нынешнему МХАТ?
С тех пор тревога не убывает, а только растёт. Всё чернее тучи, всё мрачнее новости. При такой ситуации молчать никак нельзя. «Содружество актёров Таганки» надо всеми силами защищать!
А о том, что и как там происходило и сейчас происходит, поговорим для начала с верным другом, соратницей и женой Николая Губенко — народной артисткой России Жанной Болотовой.
Родившись в противоборстве с несправедливостью
— Жанна Андреевна, из-за болезни я не смог быть на прощании с Николаем Николаевичем, что мучает меня по сей день. Но многие в подробностях рассказывали, как проходила траурная церемония. Особо при этом отмечалось, что даже представители власти говорили лестные слова в адрес Губенко и клялись: забота о его театре будет обеспечена. Признаюсь, на какое-то время это меня успокоило. Однако о происходящем теперь слышу совсем другое. Что ж, клятвы уже забыты?
— Поймите, мне очень тяжело обо всём этом говорить. Потому что своё «Содружество» Коля буквально выстрадал. И тогда, в начале 90-х, вы ведь сами видели, чего ему стоило отстоять и утвердить этот безгранично дорогой для него коллектив.
— Да, я видел. Приезжал сюда часто и бывал подолгу. Как, кстати, и в театре доронинском. Меня восхищало, что два этих знаменитых деятеля культуры поступили истинно по-советски, взвалив на себя заботу о несправедливо обиженных и оскорблённых товарищах.
— Вы правы: советское отношение к людям столкнулось с меркантильно буржуазным. И у нас, и во МХАТ. Там Олег Ефремов, на Таганке — Юрий Любимов. Конечно, тот и другой большие таланты, никто не спорит. Но разве талант, даже самый большой, вправе отменить человечность?
— К сожалению, сегодня многие уже и не знают, из-за чего тогда один за другим разделились вдруг два известных театра. Между тем Доронину до глубины души потрясло, когда художественный руководитель МХАТ Ефремов заявил: часть труппы (лучшую, в его представлении) он оставляет при себе, а другая пусть идёт куда угодно. Хоть в клуб «Каучук», как он выразился…
— Такое же потрясение пережил Губенко в Театре на Таганке, услышав по смыслу то же самое от его художественного руководителя Любимова. Ведь вся труппа так хотела, чтобы он вернулся из-за границы, и Коля столько сил положил, добиваясь этого! Но вот Юрий Петрович, как вскоре выяснилось, думал вовсе не о коллективе, а только о себе любимом. Заграничная жизнь не лучшим образом на него повлияла.
— А в чём это проявлялось?
— Прежде всего — в усилившемся интересе к деньгам. У него и раньше это было, но теперь овладело им полностью. На Западе он, например, обратил внимание, что театры нередко обходятся очень маленькими труппами. В итоге сборы делятся, скажем, не на 150 человек, как у нас, а на 15.
— То есть он вернулся уже с идеей кардинально урезать состав театра?
— Ещё до возвращения, приезжая к нам в гости, исподволь внушал Коле: «Знаешь, многих людей надо уволить. Оставить звёзд — вот этого, этого…» Естественно, Коля возражал. Да поначалу и не воспринимал такое всерьёз. А обернулось-то вон как серьёзно!
— Самое тяжкое, напряжённое и выматывающее, что врезалось мне в память из той поры, — это суды, через которые пришлось пройти Николаю Николаевичу вместе с отвергнутой Любимовым частью труппы. Судов было около тридцати?
— Если совсем точно, состоялось по нашему делу 27 судебных процессов! Всё инициировала та сторона, поскольку её руководитель маниакально не желал признавать существование нового театра. Двигали опять же корыстные интересы. Например, вдобавок ко всему не хотел он расставаться с частью театрального помещения. Даже план приватизации вынашивал, чтобы стать полным собственником.
— А вы верили в благоприятный для Губенко исход судов?
— Я — нет. Честно говорю. Что вы! На той стороне культовый для пришедших к власти господин Любимов, а за ним мэр Москвы Гавриил Попов и сменивший его потом Юрий Лужков… Да по существу вся громада этой капиталистической машины была против оставшегося советским Губенко и его сторонников.
Я это Коле всё время внушала, пытаясь хоть немного нервы его успокоить, но — безуспешно. Он шёл как бронепоезд: у меня в голове такой образ сложился тогда. И я, конечно, шла с ним. На очередные суды, на встречи с оппозиционной общественностью, которая нас поддерживала, на пресс-конференции «Правды» и «Советской России»…
Держались стойко, себе не изменяя
— И всё же в конце концов вы тогда победили!
— Да, несмотря на чудовищные преграды, правда взяла верх. А знаете почему? Многие ещё сохраняли в себе какие-то основы советского воспитания. Вот и в судах мы почувствовали это.
Не забыть, как на одном из них зачитывать решение вышел явно подавленный человек, бледный, как полотно. Видно было, что судья очень сильно этот момент переживает. Причину нам кто-то знающий объяснил: в мэрии лежат его документы на получение квартиры. Однако решение судебное оказалось в нашу пользу!
— Знаменательно, что театр «Содружество актёров Таганки», возглавляемый коммунистом Николаем Губенко, был официально зарегистрирован 22 апреля 1993 года — в день рождения В.И. Ленина. Помню радость огромного праздника, охватившую коллектив после многомесячной изнурительной неопределённости и сплошных тревог. Обрадовал меня и выбор пьесы для первой премьеры: чеховская «Чайка», а в роли Тригорина — сам Губенко и Леонид Филатов…
— Вполне понятно, официальное как бы признание, что мы есть, причём существуем законно, всех вдохновило. Но я обоснованно говорю: «как бы». Ведь наш театр стал единственным изо всех в Москве (на 16 лет!), который не финансировался бюджетом. Лужков не просто не признавал нас, а, что называется, на дух не переносил. И когда кто-нибудь обращал его внимание на ненормальность бюджетного ущемления театра, он отвечал: «Пусть партия его финансирует».
— Вопиющая ситуация! Об очень многом свидетельствует.
— Прежде всего — о цене «демократии», которую якобы установили эти деятели, включая сферу культуры. Исходя из сугубо политических соображений определяются угодные или неугодные, любимцы или изгои.
В совершенно разных условиях работали МХТ имени Чехова, которым стал потом руководить Олег Табаков, и МХАТ имени Горького, возглавляемый Татьяной Дорониной. И неспроста её решили уволить, хотя творчески она продолжала активно и успешно работать — ставила спектакли, сама блестяще играла. А в то же время Галину Волчек, передвигавшуюся на инвалидной коляске, от руководства не отодвигали. Проявили чуткость? Хорошо! Но что же, Доронина этого не заслужила?
— Очень похоже сложилось отношение свыше и к двум «Таганкам» — любимовской и губенковской.
— Так я об этом, собственно, и хочу сказать! Демонстративно разное отношение. Кратко можно выразить это так: одному всё, а другому — ничего.
Любимов получил право первым для себя выбрать помещение. Но что дальше? Отдаёт команду насчёт здания, которое должно отойти нам: «Ни гвоздя им не оставить! Всё ободрать!» И это пунктуально исполняется, мы получаем голые стены. Каково без финансирования заново помещение восстанавливать, да ещё приобретать нужную аппаратуру? Хорошо, что у театра уже появились надёжные друзья, которые помогли нам многое сделать.
— «Содружество» потом удивительно быстро стало на ноги. А особенно помогла, на мой взгляд, атмосфера дома, семьи, душевного братства, которую сумел создать в коллективе Николай Николаевич. Как и Татьяна Васильевна у себя в театре. Исключительно важно это для творчества!
— Да, атмосфера родного дома, куда каждый член коллектива тянется и где каждому хорошо, — большое Колино достижение. Благодаря этому, вопреки чинимым свыше трудностям, создавались спектакли, которыми театр мог гордиться. Но опять-таки «по программе свыше» вокруг даже самых лучших работ «Содружества» был организован заговор молчания.
— Снова хочется добавить: как и вокруг доронинского МХАТ. Вот что особенно подло и низко в отношении властей предержащих к «неугодным»: окружение их почти полной информационной блокадой! Это же возмутительно, когда по поводу каких-то ничтожных или даже отвратительных новостей из сферы культуры устраивается чуть ли не вселенский восторженный шум, а подлинные события, заслуживающие высочайшей оценки, остаются «незамеченными». Такая несправедливость не только обидна — она напрочь сбивает творческие ориентиры.
— Конечно! У Пастернака есть такие строки: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Сколько таких позорных спектаклей вовсю прославляется и в прессе, и на телевидении, хотя они даже единого доброго слова не заслуживают.
— А совершенно выдающуюся «Вассу Железнову» с Татьяной Дорониной в главной роли встретили оглушительной тишиной. И не только потому, что это Горький, а вот ещё и Доронина, МХАТ имени Горького! То же самое — по отношению к спектаклям Губенко, среди которых есть ведь поистине театральные вершины. Назову хотя бы потрясающую «Арену жизни» по Салтыкову-Щедрину или суперсовременный, острейший и актуальнейший «Концерт по случаю конца света». То, что это явления в театральной жизни, специалисты видят и прекрасно понимают, но… предпочитают помалкивать.
— Потому что их соответственно наставляют. Иногда косвенно, а подчас и напрямую. Например, в «Содружестве» большим успехом пользовался поэтический и музыкальный спектакль «Четыре тоста за Победу». Но тоже глухо молчали про него. А затем на телеканале ТВЦ журналистка Светлана Кравцова сделала хороший репортаж. И что же? Наверху такое кому-то очень не понравилось, и вскоре автора этого репортажа уволили…
Благие обещания оборачиваются обманом?
— Давайте вернёмся к самому главному на сегодняшний день — к предстоящей судьбе театра Губенко. С одной стороны, были заверения от представителей власти, что всё будет хорошо. А с другой, судя по происходящему, реально складывается плохо. Что вы об этом думаете? Что можете сказать читателям «Правды»?
— Вы ещё спрашивали: «Клятвы уже забыты?» Если учесть, что властные заверения произносились и при прощании с многолетним руководителем и создателем театра, буквально над его гробом, то воспринимались они действительно как своего рода клятвы. Но я уже тогда терзалась неотступной мыслью: да неужто всё это искренне говорится?
— Понимаю ваши сомнения.
— Больше того, когда я увидела некоторых пришедших на прощание с Колей, глазам своим не поверила. Поражена была крайне, и ощущение возникло такое, что явились эти персонажи для того, чтобы воочию порадоваться уходу Губенко. Дескать, наконец-то!
Ну вот, скажем, Михаил Ефимович Швыдкой, с которым у Николая были очень острые, взаимно неприязненные отношения, — зачем он тут? По-моему, он даже не смотрел ни одного спектакля «Содружества». А Ирина Апексимова — актриса, возглавившая вдруг бывший любимовский театр? Её я тоже ни разу не видела на наших спектаклях…
— Хотя ведь она через стенку находится.
— Надо сказать, что эта фигура по-особому беспокоила Колю. Он же в последнее время постоянно думал, кто мог бы сменить его на посту худрука. И возникавшие порой слухи, будто наверху помышляют вновь воссоединить две части бывшего Театра на Таганке, вызывали у него категорическое неприятие.
Приход к руководству той частью Апексимовой это неприятие ещё больше усилил. Так она всюду сумела себя к тому времени проявить: с наихудшей стороны.
— Да и вообще это давно уже два принципиально разных театра! С самого начала. Когда Любимов ставил Солженицына, у Губенко на сцене появились «Враги» Горького. Как известно, непримиримые враги в этой пьесе — хозяева, то есть капиталисты, и рабочие. А мог бы допустить Губенко в свой театр солженицынскую антисоветчину?
— Ни в коем случае!
— Вот это, по-моему, и есть самая суть. По-настоящему продолжить его дело мог бы только близкий по гражданским и эстетическим взглядам человек. Я знаю, что такой на примете у Николая Николаевича был. Но называл ли он его в правящих верхах как желательного своего преемника?
— А как же! Ещё за год до болезни Коля заявил в столичном департаменте культуры, которому «Содружество» непосредственно подчиняется: «Я хочу оставить художественное руководство, потому что мне уже много лет. Но очень важно, чтобы театр по возможности сохранил прежнее направление. Считаю, что для этого руководить им должен мой заместитель — актёр, режиссёр, поэт Владимир Завикторин».
От себя могу добавить об этой кандидатуре много хорошего. Он действительно из лучших в коллективе Николая Губенко — талантливый, творческий, умный. Коля успешно растил его и как организатора. Не раз я слышала по разным поводам: «На этого человека вполне могу положиться».
— И как наверху отнеслись к просьбе и рекомендации Николая Николаевича?
— Сперва ему показалось, что вроде бы благосклонно. Во всяком случае пообещали: будет так, как считает нужным он. Коля радовался. Только вот меня не оставляли сомнения: ох, обманут — что им стоит это?
— Насколько мне известно, у Николая Николаевича были доверительные отношения с руководителем департамента культуры Москвы Александром Кибовским.
— Это верно. Тот, судя по всему, искренне уважал Губенко, всегда его душевно принимал, и Коля не мог такое благодарно не ценить. Знаете, когда отмечалось 25-летие «Содружества», Кибовский произнёс такую речь, что я даже прослезилась. Задержу вас несколько и приведу один абзац из аудиозаписи:
«Говоря о таком театре, надо говорить, конечно, и о его руководителе — Николае Николаевиче Губенко. Этот человек соединяет в себе много различных качеств, которые находят отражение в творческой повестке театра. Постоянное активное участие в тех процессах, которые наше государство переживало ещё со времён, когда он был министром культуры СССР, свойственно ему. И он был соучастником многих важных действий в сфере творчества, культуры, искусства. Естественно, они находили воплощение здесь на сцене. И он, как человек, определяющий творческую повестку данного конкретного театра, конечно, отзывался на них. Может быть, не в буквальном смысле, но находя эти темы в тех произведениях, которые здесь ставились. Если так можно выразиться, это мужской театр. Это театр-боец. Это театр, имеющий такое мощное начало, лидерское начало. И коллектив, который сплотился вокруг этого человека, пережил очень многое. Это очень серьёзно…»
— Кое-что из уст начальника сказано смело. И про пережитое коллективом, и про то, что это театр-боец.
— Ну а после этого какое решение?! Прошло всего около четырёх месяцев с того дня, как Коли не стало, — и Апексимова появляется в «Содружестве» уже в качестве директора двух соседствующих театров…
— Сбылись, выходит, наихудшие опасения Губенко.
— Именно!
— А почему, как вы думаете?
— По-моему, данный вопрос не Кибовский решал. Тут, наверное, уровень выше: не московский, а федеральный. На похоронах, например, были высокие лица из администрации президента. Вот я и думаю: а всем ли в нынешней власти нужен театр-боец? Да ещё под красным знаменем. Ведь Губенко член не «Единой России», а КПРФ. Так стоит ли считаться с его рекомендациями о будущем театра?
Скорее всего, примерно так они порассуждали. И приняли более спокойный для них вариант.
Разрушать легче, нежели строить
— Я согласен, что для них это более спокойно. Однако сейчас всё тревожнее становится за нашу культуру, в том числе за великий русский театр. Совершенно очевидно: он катится по наклонной, а если точнее — так его катят. Это же надо было додуматься, чтобы во главе МХАТ имени Горького поставить абсолютно непригодного Боякова! Зачем? Разрушить театр, сохранявший традиции Станиславского и Немировича-Данченко, театр, где жила душа Татьяны Дорониной?
Что ж, разрушение там вовсю и грянуло. А теперь то же самое начинается в театре Губенко?
— Позволю себе на ваш прямой вопрос ответить максимально прямо: да, театр «Содружество актёров Таганки» начали последовательно разрушать. Правда, внешне пока это не всем заметно. Скажем, ещё сохраняется в основном репертуар, утверждённый при Губенко. Однако уже нечто чуждое вокруг витает.
Вот после смерти талантливого артиста Данилы Перова вынужденно был снят спектакль «Нечистая сила» по роману Валентина Пикуля — последний из поставленных самим Губенко. Ребята решили его восстановить и взялись за это с большим воодушевлением. Но вскоре следует приказ от Апексимовой: репетиции остановить! А через некоторое время её же распоряжением дальнейшие репетиции были вообще запрещены.
— По каким причинам?
— Без объяснения причин. Прекратить — и всё. Такой у неё стиль руководства. Догадаться, впрочем, можно: спектакль-то о кануне краха российской монархии, а это теперь наверху «нежелательная тема».
— Но что же нового Апексимова предлагает артистам из труппы Губенко?
— Они недавно позвонили мне в полной растерянности. Оказывается, на их сцене запланирован спектакль под названием «28 дней, или трагедия менструального цикла»! Каково звучит? Им объясняют: это будет эксперимент по внедрению каких-то новых форм, и этим «новым формам» их якобы будут обучать.
— Представляю возможный «творческий результат»: у Боякова насмотрелся.
— Некоторыми лихими свершениями и замыслами Апексимова делится с телеэкрана. Рассказывает, к примеру, на канале «Культура» о постановке «Отелло, венецианский мавр». Самое увлекательное — как эта постановка согласуется с первоисточником, то есть с Шекспиром.
«Отелло у нас будет не мавр, а белый, — повествует Ирина Викторовна. — И это будет молодой человек, он учился с моей дочерью, годится мне в сыновья. А я играю Дездемону. Ну а Яго в нашем спектакле будет женщина. И не услышат зрители эту сакраментальную фразу, ставшую расхожей: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»
Поразительно! Всем этим она хвастает как отчаянными новшествами, которые потенциальных зрителей должны изумить и восхитить. Но у меня вопрос: а Шекспира-то вы спросили?
— Не спрашивают ни Шекспира, ни Островского, ни Чехова. Величайшие авторы, драматургические гении один за другим идут под нож воинствующих и наглых театральных бездарей. Только что телевидение сообщило: у Апексимовой премьера — мюзикл «Вишнёвый сад». А я уже слышал, что она готовит и ещё один мюзикл — «Евгений Онегин».
Но почему русская классика превращается в американские по природе своей мюзиклы, если это русский драматический театр?
— И ведь актёров ставят в безвыходное положение. Никто же их не спрашивает, хотят ли они участвовать в этом безобразии. Я с болью думаю, как сложится теперь жизнь Колиных товарищей. Вряд ли кому-то из них происходящее может прийтись по душе. Некоторые, не сдержавшись, высказались откровенно. А в ответ — «Пишите заявление об уходе».
— Как знакомо это по бояковской эпопее в стенах МХАТ! Талантливые люди оказались выброшенными за борт лишь потому, что не отреклись от Дорониной…
— В «Содружестве» многие, что называется, повисли на волоске. Коля при Собянине добился, чтобы коллективу выделили 23 квартиры. Выкупить квартиры в собственность смогли со временем лишь единицы, а остальные пользовались ими как служебным жильём. Теперь же подручные новоиспечённого директора намекают: будете непослушно себя вести — собирайте вещи. Утверждается рабское безмолвное подчинение, при котором творчество становится просто невозможным.
— Да, во всём Апексимова повторяет Боякова. Тот начал с выкорчёвывания духа Дорониной — и здесь, в «Содружестве», актёры возмущённо рассказывали мне, как яростно принялась директриса изживать всё, что связано в этом здании с памятью о Губенко. Например, дала указание демонтировать любовно создававшиеся и бережно хранимые выставки по его идеям.
— Уже вовсю начались увольнения во вспомогательных службах…
— Многие считают, что замечательный театр будет просто поглощён апексимовской труппой.
— И это означает: на деле Николая Губенко окончательно поставят крест. Собственно, утверждением Апексимовой в руководство крест уже поставили. Хотя формально сохраняются пока две самостоятельные труппы, но ведь под её началом. Так надолго ли?
Знаете, мысленно я кричу от всего, что творится. Недавно был юбилей народного артиста России Сергея Никоненко, и он, выступая по телевидению, сказал: «Очень жаль, что у Жанны Болотовой отбирают театр». Но неверно Серёжа выразился! Я-то никогда не претендовала и не претендую ни на что в этом театре, хотя, конечно, он мне безмерно дорог.
Отбирают дело Губенко не у меня, а у народа, у страны. А если вполне точно сказать — его уничтожают. И вот этого, по твёрдому моему убеждению, допустить всё-таки нельзя.
Жанна БОЛОТОВА.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
