Новое российское кино «порадовало» выпуском в прокат фильма «Иван Денисович». Как нетрудно догадаться, литературной первоосновой послужил известный рассказ Александра Солженицына. Вернее, скажем так, должен был послужить. А что получилось на выходе? Давайте посмотрим.
Автор этих строк принадлежит к тому поколению, которому уже поневоле довелось столкнуться с солженицынской «нетленкой» в школе. Особого впечатления она не произвела. Рассказ как рассказ, а антисталинская позиция автора не была секретом задолго до прочтения. Иное дело, что намного позже, после вынужденного знакомства с другой продукцией иконы диссидентского движения, возник вопрос: один ли человек это писал или разные? То, что вышло из-под пера Солженицына на Западе, без малейшего сомнения оставило впечатление банальной графомании, но «Один день Ивана Денисовича» — всё же не совсем.
Ответ нашёлся у писателя Владимира Бушина. В своей критике Солженицына он пояснил, что с ранними его произведениями советской редактуре пришлось много помучиться, чтобы привести их в удобоваримый для печати вид. Западные друзья Александра Исаевича так сильно заморачиваться не стали, потому-то «на свободе» графоман и расправил плечи. Вот и получилось, что «Один день…» хотя бы физически нетрудно прочитать, потому что он написан по-русски и грамотно. А вот с остальным литературным наследием Солженицына — проблемка…
И это знаковое и для самого автора, и для всей либеральной братии произведение попало в руки современных отечественных киноделов — естественно, при поддержке министерства культуры и телеканала «Россия 1». Режиссёром и сценаристом выступил Глеб Панфилов. От автора «шедевров» вроде «Романовы. Венценосная семья» и «В круге первом» многого не ждёшь, но всё же в этот раз он сумел удивить по-настоящему.
С первых минут фильма начинают обуревать сомнения: что происходит на экране и где тут, собственно, Солженицын? Да, кино снято «по мотивам», но ведь и мотивов-то особо не видно.
Панфилов решает поразить зрителя, читавшего рассказ, сразу: крестьянин Иван Денисович Шухов в исполнении Филиппа Янковского оказывается героем-артиллеристом, оборонявшим Москву в 1941 году. Тут можно было бы увидеть отсылку к биографии самого Солженицына, но она оказывается весьма неточна, потому что артиллерийское училище будущий диссидент окончил только в ноябре 1942 года, когда гитлеровцев от Москвы уже отбросили, а на фронт попал и вовсе в марте 1943-го.
Итак, в фильме в начале ноября 1941 года Иван Шухов получает на заводе дивизионную пушку ЗиС-3. Тип орудия зачем-то прямо назван в фильме, хотя можно было бы ограничиться условным «новая пушка» или арендовать на «Мосфильме» вполне подходящую «сорокапятку». Дело в том, что ЗиС-3 начали производить в конце декабря 1941 года, и попала в войска она уже в 1942-м. Вооружённый пушкой из будущего, Денисыч принимает участие в военном параде 7 ноября 1941 года на Красной площади. В фильм включены документальные кадры, на которых по брусчатке, как и положено, катятся за тягачами дивизионные пушки УСВ, а никаких ЗиС-3 нет и в помине. На этом фоне Денисыч со своей техникой воистину уникален!
Пересказывать фильм в рецензии — последнее дело, но здесь придётся сделать исключение. Отправившись на фронт, Денисыч со своей чудо-пушкой громит по случаю немецкую танковую колонну, но получает контузию и попадает в плен. Гитлеровцы показаны так, как и положено в современном российском кино: это отважные и суровые арийские воители, но всё же несколько жестокие. Пленных они отправляют разминировать дорогу, правда перед этим один из офицеров милостиво оставляет Шухову фотографию его семьи. А то как же: фашист — он ведь тоже человек! В общем, пока всё идёт так, как и предписано нынешними антисоветскими пропагандистскими шаблонами по тематике Великой Отечественной. Однако где же тут «Один день…»?
В то время, пока зритель гадает, пленные один за другим подрываются на минах, а Денисыча снова только контузило. Очнувшись, он видит перед собой девочку, нет — ангелочка в платочке и полушубке, который протягивает ему ручку и невредимым проводит его через мины, а один из уцелевших его товарищей идёт за ними след в след и тоже спасается. Гитлеровцы смотрят в восхищении и пристрелить выживших не пытаются. Почему? А они пообещали оставшихся в живых отпустить. Арийцы своё слово держат — вот так!
В довершение выясняется, что противоминную девочку-ангелочка не видел никто, кроме самого Денисыча. Занавес. Первый акт окончен. Зрители пребывают в недоумении: что они сейчас увидели?
Можно быть атеистом и, тем не менее, уважать чужую веру. Умело её уважать и советское искусство. Вспомним эпизод у Михаила Шолохова, когда в «Они сражались за Родину» Иван Звягинцев молится в окопе под артобстрелом. Он показан и в экранизации Сергея Бондарчука. У кого повернётся язык осудить или высмеять эту сцену?
Но подход, который мы видим в «Денисыче» Глеба Панфилова, — это не про веру, а про дремучий бытовой мистицизм. Это байки для экзальтированной публики, про которую предки говорили: «Заставь дурака богу молиться — он лоб расшибёт». И пародию на этот чудесный проход по заминированной дороге уже сняли, причём на полвека раньше выхода в прокат «Денисыча». Это сделал Леонид Гайдай в «Бриллиантовой руке» в сцене, где Гешка топает с трусами Лёлика на палке за «идущим по воде» мальчиком. И если Панфилов считает нужным показывать верующих людей именно так, то, как опять же говорили предки, бог ему судья.
Смотрим кино дальше. Денисыч с товарищем выбирается к своим, но вскоре попадает в руки «бесчеловечных советских карательных органов». Любому либералу же известно, что всех пленных Сталин приказал из немецких концлагерей пересадить в ГУЛАГ. Правда, в современной исторической литературе можно легко найти такие данные: из гитлеровского плена освободились около 1,8 млн советских военнослужащих, из них 354,5 тыс. были подвергнуты проверке органами НКВД в спецлагерях. По её результатам были арестованы 11,5 тыс., ведь в плену все вели себя по-разному и среди бывших пленных, как ни странно это слышать либералу, встречались и нацистские пособники. Все остальные успешно прошли проверку и отправились кто в армию, кто в промышленность или науку, а некоторые даже в войска НКВД. Но Глебу Панфилову книжки читать не нужно, потому что он, видимо, точно знает: посадили всех, кого не расстреляли.
Судьбу Денисыча скоро и неправо решает товарищ майор (ну кто же ещё-то!), сидящий под портретом Сталина. В историю про девочку-миноискатель, которая, оказывается, ещё и имела облик старшенькой дочки нашего героя, товарищ майор почему-то не верит. Простите великодушно, а кто, кроме самого Глеба Панфилова, в это поверит-то? Товарищ майор ироничен и сообщает, что отправляет Шухова и его сослуживца по разным «санаториям», так как уверен, что в плену их завербовали. Но фотографию семьи напоследок тоже возвращает Денисычу — всё же советский офицер, по мнению Панфилова, не хуже фашиста.
Притормозим на секундочку. Прошло полчаса экранного времени, треть фильма. До литературной первоосновы мы так и не добрались, но посмотрели байки про «чудеса» и экранизацию антисоветских анекдотов про «кровавую гэбню» и «товарища майора».
Но вот режиссёр всё же решает показать нам лагерный барак, на дворе уже 1951-й, а Денисыч беседует с соседом-баптистом о том, как правильно молиться. Внутри ёкает: диалог такой действительно был в рассказе, но в самом конце. То есть когда автор фильма всё же добрался до первоисточника, он перевернул его задом наперёд?
Куда там! Всё ещё интереснее: Панфилову не до Солженицына, он творит сам. Жену Денисыча, с которой тот в рассказе переписывался, он зачем-то уморил, а дочек отправил в детдом. Умиляясь до слёз, читает зэк письмо от уже семнадцатилетней старшенькой Лизаньки. Выясняется, что она «ждёт ребёночка» от своего бригадира Егора по фамилии Наливайкин (как же ново и остроумно, браво, мэтр!), которого очень любит и у которого есть три сына, два из которых уже взрослые.
Может кто-то объяснить, зачем это всё нужно? Что хотел показать этой сценой, которой в рассказе нет и в помине, автор фильма? Что вдобавок ко всем прочим бедам у Шухова ещё и дочка — малолетняя дура? А кому-то может показаться, что на самом деле это у Панфилова какие-то свои проблемы на старости лет.
Отсебятина тем временем не отпускает режиссёра, и литературный первоисточник забыт окончательно, а незримый Солженицын где-то в сторонке грустит о незавидной судьбе своего произведения. Заключённые вслух читают «Правду», охрана ведёт между собой диалоги, вскрывающие её гадкую суть, зэк-баптист громко и долго молится. Кино неимоверно затянуто, никакой динамики нет, всё это просто физически трудно смотреть, потому что банально не знаешь, куда себя деть, пока действие провисло, а на экране крупным планом показывают рот зэка, который, чавкая, уплетает баланду.
Наконец мы переносимся на стройку. Но хоть здесь-то режиссёр повернётся лицом к автору рассказа? Увы и ах, за исключением пары диалогов — нет. Панфилов продолжает придумывать. Денисыч со товарищи не просто что-то там строят. «Созданное здесь ошеломит весь мир полётами в космос», — сообщает закадровый голос, и не пытайтесь найти это в оригинале рассказа. В общем, режиссёр намекает, что всем хорошим, включая полёт в космос, Советская страна обязана ГУЛАГу. Глеба Анатольевича хочется спросить: не был ли случайно и Юрий Гагарин зэком, но боязно это делать: а вдруг он скажет, что вместе с первым космонавтом на «Востоке» заградотряд летал и только поэтому он не удрал из «совка» на космическом корабле?
Казалось бы, некуда уже, но дальше — больше. Панфилова не остановить. Происходит самоубийство зэка — в прошлом большого начальника, который не выдержал своего личного краха. Семнадцатилетний школьник делится с Денисычем тем, что его посадили за дерзкий вопрос на уроке истории, а его мама от горя умерла. Зэк-прибалт в рассказе был, даже двое, но Панфилов придумал, что один из них взял на себя вину брата, потому что у того одна почка и четыре ребёнка.
Ясно, что разбушевавшаяся панфиловская фантазия пытается навязать зрителю идею о том, что все сидят безвинно и по произволу, но даже у Солженицына эту мысль получилось включить в произведение как-то менее карикатурно. А знаете что? Мы так тоже можем пофантазировать. Вот, к примеру, однажды один колхоз не выполнил норму по трудодням. За это НКВД всех колхозников арестовал и посадил в ГУЛАГ, а колхозный трактор за саботаж по личному приказу Берии вообще расстреляли — из танка… Что, скажете, хуже получается, чем у мэтра Панфилова?
И тут происходит апофеоз: чудо с мастерком! Да-да, именно так. В конце рабочего дня, торопясь закончить кирпичную кладку, Денисыч роняет «неучтённый» и потому особо ценящийся бригадой мастерок. И вдруг над кладкой возникает чья-то рука и подаёт упавший с приличной высоты инструмент. Денисыч этого будто и не заметил, всё доделал, но теперь ему надо догонять своих. Он выбегает из строящегося заводского корпуса и натыкается на жену Глеба Панфилова Инну Чурикову в образе старицы. Они общаются, и тут до Денисыча доходит, что мастерок ему подала именно она. В изумлении он восклицает: «Высоко ведь, метров восемь!» «А бог его знает…» — отвечает ему старица-Чурикова, блаженно улыбаясь и моргая оловянными глазками.
После этой сцены возникает стойкое подозрение, что и пушка из будущего в начале фильма — это не глупый «косяк», когда исторического консультанта вовремя не спросили, а тоже глубокий авторский замысел, который по своему скудоумию не постигли всякие знатоки военной истории. А вдруг чудо-пушку Денисычу вручила та же высшая сила, что и через мины провела, и мастерок за восемь метров подала? И остаётся только вопрос: почему эта сила не расщедрилась на противотанковый ракетный комплекс с лазерным наведением? Интереснее же было бы!
Просветлённый общением со старицей, Денисыч вприпрыжку мчится за отрядом зэков под возвышенные звуки мужского хорового пения, а закадровый голос вещает: «Он ощутил вдруг необычайный внутренний прилив энергии, как будто поел досыта домашней пищи и хорошо выспался. Как будто двадцать лет ему». И снова даже не пробуйте отыскать этот текст в солженицынском рассказе — тут другой мастер постарался.
Нет, друзья мои, это уже даже не Гайдай, это «Праздник святого Иоргена». Я, конечно, тоже Солженицына не люблю, но не понимаю, за что Панфилов так обошёлся с ним и его авторским замыслом? Зачем так глумиться-то, Глеб Анатольевич? Это ж не по-христиански уже выходит. От рассказа и его главного героя Ивана Денисовича Шухова в фильме остались только имя, отчество и фамилия.
Такое вот кино, на которое, к слову, потратили 170 млн рублей. В кинопрокате «Иван Денисович» провалился, собрав около 13 млн рублей, и, честно говоря, другого ожидать было бы странно. Рейтингами фильм тоже похвастать не может: 6,2 из 10 на российском «Кинопоиске» и 6,4 из 10 на западном IMDB.com. Отечественные и зарубежные зрители почти солидарны в низкой оценке, что бывает далеко не всегда. Глебу Панфилову, конечно, никто не запрещает считать себя мэтром кино, но его самоощущение входит в очевидное противоречие с реальностью.
Можно констатировать, что современный российский кинематограф грохнулся до такого уровня, когда он не может не испоганить произведение, даже если речь идёт о столь любимом нашей правящей верхушкой Солженицыне. И обижаться власти здесь абсолютно не на кого, кроме самой себя: так происходит, господа, потому что вы везде и всюду нанимаете верных, а спрашивать с них пытаетесь, как с умных.
Михаил КОСТРИКОВ.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
