Прощание славянки

По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»

Автор статьи — Елена Кострикова, доктор исторических наук

Как «цивилизованная Европа» затягивала человечество в Первую мировую войну

Сто десять лет назад замечательный композитор Василий Иванович Агапкин создал один из лучших русских военных маршей, с которым солдаты России прошли все войны ХХ века. И сегодня «Прощание славянки» воодушевляет и вселяет мужество в души наших бойцов, противостоящих очередному агрессору. Но, возможно, не все знают, какое историческое событие побудило В.И. Агапкина создать произведение, вошедшее в золотой фонд русской музыкальной культуры.

9 октября (26 сентября по старому стилю) 1912 года началась Первая балканская война. Вступила в завершающую стадию многовековая борьба славянских народов за освобождение от османского ига. Огромный вклад в эту борьбу внесла освободительная война 1877—1878 годов, в которой русской армии довелось сыграть решающую роль. Она завершилась подписанием Сан-Стефанского мирного договора, по которому Сербия, Черногория и Румыния получили независимость, а Болгария, Босния и Герцеговина — автономию. К России отошли Южная Бессарабия и ещё ряд территорий.

Но тут в дело вмешалась «цивилизованная Европа». На Берлинском конгрессе 1878 года условия Сан-Стефанского договора были пересмотрены. Независимость Сербии, Черногории и Румынии была подтверждена, Северная Болгария стала автономным государством, а Южная Болгария (Восточная Румелия) осталась под властью султана. Босния и Герцеговина, где преобладало сербское население, оказалась под австрийской оккупацией.

Не был разрешён и македонский вопрос, превратившийся на долгие годы в одну из самых острых балканских проблем. Именно тогда, по воле так называемых великих держав, была заложена мина, которая детонировала уже в XX веке.

С той поры прошло более 30 лет. Почему же на Балканах вновь запахло порохом? Европейские державы продолжали хозяйничать в регионе, проникая в экономику и финансы малых государств, манипулируя местными элитами и играя судьбами простых людей. Но все эти годы балканские народы не прекращали борьбу за свободу и независимость.

А в это время в мире развивались процессы глобального масштаба. Противоречия между великими державами привели к формированию в Европе двух военно-политических блоков: Тройственного союза и Антанты. В обществе постепенно нарастало ощущение надвигающейся угрозы.

В 1905 году журналист и философ Д.Н. Вергун опубликовал книгу «Немецкий «Drang nach Osten» в цифрах и фактах. С картой немецких захватов на славянской земле». Проживая некоторое время в Австрии, он имел возможность познакомиться с трудами немецких учёных, в которых воспевалось превосходство «немецкой расы»: «Все дисциплины, касающиеся человека, начиная с антропогеографии и биологии до философии и социологии включительно, служат в Германии, сознательно или бессознательно… пангерманской политике». Всё это происходило при прямом покровительстве императора Вильгельма II.

Так на рубеже XIX—XX веков закладывались основы нацистской идеологии, взятой позднее на вооружение Гитлером. Больше всего Д.Н. Вергуна настораживало то, что эти расистские теории становились популярными в немецком обществе. Он предсказывал столкновение Германии с Россией в конце первого десятилетия XX века.

Об угрозе с Запада предупреждал и другой славянский деятель К.Ю. Геруц, хорват по происхождению. В начале 1905 года он выступил в печати с обращением «Слово к русским и слово к славянам»: «Восемнадцать лет живу я в России и диву даюсь той непонятной спячке, в которую погружено почти всё русское общество, равнодушное к судьбе своих будущих поколений. Как назвать общество, которое спит беспробудным сном и не потрудилось даже разобраться в том, кто — друг, кто — враг государства? Представляется мне точно воочию та недалёкая и страшная перспектива, когда полчища с Запада надвинутся на границы России и скажут ей без обиняков: «у вас, господа русские, — слишком много свежего воздуха, чистых вод и тучных полей; вы не сумели пользоваться богатствами вашей земли, так отдайте нам малую толику». И будут тут в одном лагере и англичане, и немцы, и наши новейшие платонические друзья-французы с остальной западно-европейской мелюзгой».

Единственными и самыми надёжными союзниками России в грядущей борьбе, считал Геруц, должны стать 40 млн зарубежных славян: «Всем известно изречение: Россия полезна славянам уже тем, что существует. Не будет ли вернее сказать наоборот: славяне полезны России уже тем, что существуют, и гибель славян была бы для России роковой».

В то время в русском обществе существовало два подхода к решению славянского вопроса. Последователи славянофилов по-прежнему мечтали о том, что славянский мир объединится под главенством России: «славянские ручьи сольются в русское море».

Между тем на рубеже веков в Европе зародилось новое идейно-политическое течение — неославизм, также ставившее целью объединение славян, но на иной почве. Его основателем был чех Карел Крамарж. Неославизм нашёл немало сторонников среди русской интеллигенции либерального толка. Их лидером стал философ и историк А.Л. Погодин, выдвинувший лозунг: «Равноправие всем народам России, объединение всех славян для культурной борьбы с германизмом!».

Что же касается представителей официальной России, то после поражения в войне с Японией их взоры обратились на Ближний Восток и Балканы. Славянский вопрос, на время отошедший на второй план, вновь стал актуальным для российской дипломатии.

В результате проигранной царизмом Крымской войны Россия лишилась права беспрепятственного прохода её военных судов через Босфор и Дарданеллы. Существовали ограничения и для торгового флота. А ведь именно морским путём шёл экспорт зерна, который в то время имел такое же значение, как экспорт энергоносителей в наши дни. Изменение невыгодного для России режима черноморских проливов отвечало интересам государства.

В 1908 году министр иностранных дел А.П. Извольский попытался исправить положение. Однако выбранный им для этого путь был авантюристическим и даже аморальным. В обмен на поддержку Австро-Венгрии в решении проблемы проливов он дал согласие России на аннексию Боснии и Герцеговины. Разумеется, это было сделано с одобрения Николая II. При этом правительство во главе со П.А. Столыпиным оставалось в полном неведении, поскольку вопросы внешней политики находились исключительно в компетенции императора.

Сделка Извольского с австрийским министром иностранных дел А. Эренталем, заключённая в сентябре 1908 года в Бухлау, завершилась полным провалом. Аннексия состоялась, а режим проливов остался прежним. Он мог быть изменён только с согласия всех держав, подписавших Берлинский трактат, а его не последовало. Извольский, разумеется, знал об этом, но безгранично верил в поддержку со стороны Англии и Франции. Однако не только противники из Тройственного союза, но и «друзья» по Антанте не желали укрепления позиций России в Ближневосточном регионе.

24 сентября (7 октября) Австрия официально объявила об аннексии, подчеркнув, что действует с ведома и согласия России. Одновременно Болгария провозгласила свою независимость. Достаточно раскрыть русские газеты того времени, чтобы понять чувства, охватившие публику при первом известии об аннексии. Люди самых разных политических взглядов были на удивление единодушны. На собрании С.-Петербургского славянского благотворительного общества идеолог панславизма А.А. Башмаков заявил: «Россия никогда не признает этого акта, равносильного уничтожению сербского народа, низвержению России из круга великих держав!».

Либеральный «Вестник Европы» писал: «В славянском мире стряслась большая беда. … С аннексией начинается австрийская захватническая политика, которой невозможно предвидеть пределов».

Независимость Болгарии была встречена с одобрением, хотя сам факт сотрудничества с австрийцами многие осуждали: Болгария «за блеском царской короны не рассмотрела предательского крючка, на который и напоролась». Не снимали вины и с России: «Мы просмотрели Болгарию… Австрия и Болгария связаны теперь незримыми узами».

О том, какое впечатление аннексия произвела на сербов, считавших Боснию и Герцеговину своей, хотя и временно отторгнутой территорией, нечего и говорить. Профессор Белградского университета Р. Кошутич задавал вопрос: «Неужели идея объединения, для которой сербское племя пролило столько крови и перенесло столько жертв, неужели эта идея теперь похоронена раз навсегда? … Не будет ли тогда и существование Сербии только вопросом времени?»

В центре Белграда собралась тридцатитысячная толпа. Председатель Скупщины Л. Йованович заявил: если бы вопрос решался путём плебисцита, то народ Боснии и Герцеговины высказался бы против аннексии. Под национальными флагами с криками «Долой Австрию!» демонстранты направились к посольствам держав. Мимо российского посольства проходили в гробовом молчании, опустив голову. Многие сербы отказывались верить, что Россия дала согласие на аннексию.

Подлинные причины происшедшего были вскрыты В.И. Лениным: «…Нет ничего реакционнее, как заботы австрийцев, с одной стороны, русских черносотенцев, с другой, о «братьях-славянах». Эти «заботы» прикрывают самые подлые интриги». Ленин призвал: «Долой всякую колониальную политику, до­лой всю политику вмешательства и капиталистической борьбы за чу­жую землю, за чуждое население, за новые привилегии, за новые рын­ки, проливы и т.п.!». Буржуазному национализму и шовинизму большевики противопоставили лозунг «Ма­нифеста Коммунистической партии»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Развязка Боснийского кризиса была драматической. Германия в ультимативной форме потребовала от России признания аннексии. Один из дипломатов так описывал создавшееся положение: «Германия оказывает на нас давление всей тяжестью своей организации и требует принятия бюловского предложения (Б. Бюлов, германский канцлер. — Е.К.), нож к горлу приставив. Прекрасно сознавая удобства настоящего случая, давит вовсю». Личное обращение Николая II к Вильгельму II с напоминанием о монархической солидарности успеха не имело.

В марте 1909 года обе страны оказались на грани войны. О том, как на это смотрел Николай II, можно судить по его письму к матери: «Австрийские дела продолжают причинять всем большие беспокойства. … В пятницу вечером у меня собирается Совет министров. Нужно потолковать о тех мерах, которые будет нужно принять у нас в случае войны между Австрией и Сербией, например — не позволять добровольцам ехать на войну, крепко держать газеты в руках, чтобы они не агитировали. Конечно, если на нас не нападут, то мы драться не будем. Ужас как всё это надоело и как продолжается долго — около полгода».

Расчёт на поддержку союзников по Антанте в очередной раз не оправдался. Россия была вынуждена отступить. В прессе этот провал Извольского назвали «дипломатической Цусимой».

Авторитету России в славянском мире был нанесён тяжёлый удар. Казалось, что положен конец и самому делу славянского объединения. Крамарж сокрушался: «Столько энергии затрачено, столько сильных слов наговорено и написано — а конец… Ещё раз славяне показали, что с ними нечего считаться — в критические моменты спасуют…»

Российская дипломатия решила сделать ставку на сотрудничество с лидерами неославизма. В Вену был командирован журналист В.П. Сватковский, находившийся в дружеских отношениях с Крамаржем. Официально он состоял корреспондентом С.-Петербургского телеграфного агентства, а на самом деле выполнял секретное поручение МИД. Заместитель Извольского Н.В. Чарыков наставлял Сватковского: «Передайте, пожалуйста, Крамаржу мой искренний привет. Он видит, что семя неославизма, брошенное им на русскую почву, пускает корни и крепнет, несмотря на налетевшую бурю. Она пройдёт, а начавшееся сближение славян на почве взаимного уважения к культуре, правам и интересам каждой народности будет развиваться и усиливаться». Сватковский оставался в Вене вплоть до начала Первой мировой войны, добросовестно выполняя порученное ему дело.

В начале 1912 года российской дипломатии удалось добиться прорыва на балканском направлении. Между Сербией, Болгарией, Черногорией и Грецией был заключён военно-политический союз. Это был несомненный успех, на пути к которому пришлось преодолеть противоречия, уходившие корнями в далёкое прошлое и разделявшие родственные по крови и вере народы.

Творцом Балканского союза часто называют Николая Генриховича Гартвига. Обрусевший немец, он буквально горел идеей славянского объединения (к сведению наших националистов). Официальный Петербург относился к нему скептически, а вот сербы — полюбили. За пять лет, которые Гартвиг провёл на посту русского посланника в Белграде, он снискал их глубокое уважение и доверие. Летом 1914 года, накануне войны, дипломат скоропостижно скончался: его сердце не выдержало напряжённого разговора с австрийским посланником бароном В. Гизлем. Правительство Сербии обратилось к его родным и к Николаю II с просьбой разрешить похоронить Гартвига в сербской земле. Прощание с ним превратилось в грандиозную манифестацию, в которой участвовало более 100 тыс. человек. Н.Г. Гартвиг покоится на «Новом кладбище» в Белграде, причём не в его русской части, а на аллее почётных граждан Сербии. Его именем названа одна из столичных улиц.

Между тем с Балкан приходили всё более тревожные вести. В начале сентября 1912 года в газетах появились сообщения о чудовищных истязаниях, которым подверглись мирные жители города Бераны в Черногории. Известный учёный М.М. Ковалевский писал: «Неужели… мы ради самосохранения должны молчать при виде тех неистовств, того поголовного истребления мужчин, женщин и детей одной с нами веры… печальная картина которых развёртывается перед нами чуть ли не ежедневно при чтении газет?»

Вооружённый конфликт на Балканах мог привести к большой войне, к которой Россия не была готова. К тому же в Европе мало кто верил в успех балканских союзников. Однако сами они были готовы идти до конца. Посланник в Софии А.В. Неклюдов докладывал: «С нами или без нас… они, несомненно, пойдут вперёд и напролом».

Усилия европейской дипломатии предо-твратить войну на Балканах не достигли цели. Черногория первой начала военные действия против Турции. Её поддержали Сербия, Болгария и Греция. «Балканы задымились со всех сторон», — писала русская пресса.

Журналист И. Табурно был свидетелем того, как проходила мобилизация в Сербии, и дал ей очень высокую оценку. Уже в первые три дня в армию прибыли 95% призывных, через неделю их было 98% и лишь 2% оказались больными. Такая же картина была в Болгарии.

Всё, что происходило на Балканах, находило горячий отклик в России. Даже далёкие от политики люди горячо отозвались на беду славянских братьев. Сбор средств в помощь пострадавшим от войны был организован по всей стране. Из России шли вагоны с тёплыми вещами, лекарствами и продовольствием. Русский Красный Крест ассигновал 700 тыс. рублей.

На Балканы были направлены русские врачи и сёстры милосердия. Им пришлось работать в тяжелейших полевых условиях. Корреспонденты, побывавшие на войне, рассказывали о героизме и самоотверженности русских женщин, которые не гнушались любой работы. Патриарх русской журналистики Василий Иванович Немирович-Данченко (старший брат выдающегося театрального режиссёра), которому довелось принимать участие в освободительной войне 1877—1878 годов, писал: «…если наша дипломатия, как всегда, оставит за Балканами ненависть и разочарование — русские врач и сестра своими великодушными подвигами, да, именно подвигами, сотрут их из благородной памяти народа».

Вот тогда-то, в атмосфере общенационального подъёма, и родился военный марш «Прощание славянки» композитора Агапкина.

Иностранные аналитики единодушно предсказывали победу туркам. Однако уже первые сообщения с театра военных действий опровергли прогнозы скептиков. Войска Балканского союза в короткий срок одержали ряд крупных побед, в результате которых почти вся европейская территория Турции была освобождена. Болгарскую армию остановили на подступах к Константинополю. Для этого потребовалось вмешательство всё тех же «великих держав», испугавшихся, что проливы окажутся в руках Болгарии.

В.И. Ленин высоко оценил успех балканских государств. 21 октября (3 ноября) в «Правде» появилась его статья «Новая глава всемирной истории», где он писал: «Несмотря на то, что на Балканах образовался союз монархий, а не союз республик, — несмотря на то, что осуществлён союз благодаря войне, а не благодаря революции, — несмотря на это, сделан великий шаг вперёд к разрушению остатков средневековья во всей Восточной Европе».

Блестящий успех Балканского союза окрылил поборников славянской идеи в России. 22 октября 1912 года на собрании С.-Петербургского славянского благотворительного общества один из его руководителей генерал П.Д. Паренсов (в 1879 году он стал первым военным министром Болгарии) торжественно объявил: «То, во что никто не верил, но на что твёрдо надеялись сами балканские христиане, — осуществилось: весь Балканский полуостров постепенно перешёл в руки победителей христиан, а разбитые оттоманские полчища отступили почти к стенам заветного Царьграда».

Однако цена победы была велика. За неё пришлось заплатить тысячами жизней. Русские журналисты, ставшие очевидцами тех исторических событий, были восхищены героизмом сражавшихся, их способностью выдержать любые испытания. Один из корреспондентов так описал этот ежедневный подвиг: «Нетребовательность сербского войника поразительна: обутый в жиденькие онучи, свободно пропускающие воду, одетый во что Бог послал… с мешком вещевым под боком и ружьём через плечо, он шлёпает, не унывая, по ужасной грязи македонских дорог, и никакая усталость, никакие лишения не пугают его. Спокойные и уверенные в конечном успехе, сильно подбодрённые победой в Кумановском бою, войники с поразительным самообладанием выполняли свою задачу…»

Военные успехи Балканского союза не только удивили, но и напугали правительства европейских держав. Объективно они способствовали укреплению позиций России на Балканах. Судьба славян решалась в Лондоне. Здесь в начале декабря 1912 года под председательством министра иностранных дел Великобритании Э. Грея приступила к работе конференция послов европейских держав. В России не без оснований опасались подобных мероприятий и предсказывали: «это будет повторением пощёчины, нанесённой России и всему славянству на Берлинском конгрессе». Так и вышло.

На первом же заседании было принято решение о создании автономной Албании. Таким образом Сербия была лишена выхода к Адриатике, который был ей жизненно необходим для нормального экономического развития. На стороне Сербии были практически все политические силы России. От русской дипломатии требовали твёрдости.

Конфликт достиг опасной остроты. Весной 1913 года возникла реальная угроза европейской войны. Второй раз после 1909 года мир был сохранён ценой уступок со стороны России, так и не дождавшейся поддержки от союзников по Антанте. Такой исход дипломатического сражения был воспринят защитниками славянства как тяжёлое поражение, которое назвали «дипломатическим Мукденом».

3 (16) февраля 1913 года военные действия были возобновлены. 13 марта болгарская армия взяла Адрианополь. Российское общество охватила эйфория. Журнал «Славянские известия» писал: «Путь к Константинополю очищен… вопрос о занятии союзными войсками заветного Царьграда — вопрос нескольких дней, если только это захочет допустить Европа».

В Петербурге одна за другой проходили многотысячные манифестации. Обстановка накалялась. Дело дошло до того, что 18 марта конная полиция рассеяла толпу демонстрантов, несколько человек пострадали. На следующий день в Думу был внесён запрос на имя министра внутренних дел. Правые возмущались: «Прежде… били за то, что ходили с красными флагами и пели революционные песни, теперь бьют также и за то, что поют «Боже, царя храни». Правительство обвиняли в том, что оно не защищает государственных интересов. В Петербурге началась кампания «славянских банкетов», на которых произносились зажигательные речи, раздавались призывы расправиться с врагами славянства.

В статьях, опубликованных в «Правде», В.И. Ленин указывал на опасность националистического угара, которым была охвачена значительная часть общества: «…Наши националисты ведут отчаян­ную азартную игру, полагаясь на силу и богатство двух держав тройственного соглашения (Англия и Франция) и на то, что «Европа» не за­хочет всеобщей войны из-за проливов или «округления» «наших» земель за счёт азиатской Турции». Вождь пролетариата разоблачил лицемерную заботу о братьях-славянах, демонстрируемую политиками всех мастей: «Они говорят пышные слова о «святой борьбе за независимость» народов, а сами хладнокровнейшим образом играют жизнью миллионов, толкая народы на бойню ради прибылей кучки купцов и промышленников».

Националистическая пропаганда в конце концов достигла цели. Общество постепенно приуча­лось к мысли о неотвратимости большой войны. То, что в 1908—1910 годах произносилось со страхом, в 1912—1913 годах воспринималось как неизбежное.

Лондонский мирный договор, подписанный 17 (30) мая 1913 года, заложил мину под Балканский союз. Черногорию принудили оставить г. Скутари, завоёванный ценой кровопролитных боёв. Греция не получила обещанных ей островов в Эгейском море. Правительства государств, обделённых при подведении итогов войны, в поисках компенсаций устремили взгляды на Македонию, хотя по предварительному соглашению большая её часть должна была отойти к Болгарии. Таким образом, «великие державы», напуганные мощью объединённого славянства, сделали всё, чтобы посеять раздор в стане победителей.

В самом начале войны в статье «Балканские народы и европейская дипломатия» Ленин предупреждал: «Ничего, кроме поддержки гнилья и застоя, кроме бюрократических помех свободе, не несёт Балканам даже самая «либераль­ная» буржуазная Европа… Именно «Европа» мешает установлению федеративной балканской республики».

Прошло совсем немного времени, и над Балканами снова стали сгущаться тучи. Попытки российской дипломатии сохранить Балканский союз не имели успеха. Не помогло и личное обращение Николая II к монархам Сербии и Болгарии.

16 (29) июня 1913 года началась Вторая балканская война. На этот раз Болгария выступила против своих недавних союзников, к которым присоединились Турция и Румыния. Спустя месяц она признала своё поражение. По Бухарестскому договору Болгария лишилась большей части завоёванных ранее территорий, включая Адрианополь.

Итоги Балканских войн существенно повлияли на соотношение сил в Европе. России в целом удалось сохранить свои позиции на Балканах. Расширившая свою территорию Сербия, как союзник, приобрела больший вес. Важным достижением стал переход Румынии на сторону Антанты. В то же время ослабленная Болгария оказалась в зоне влияния Тройственного союза. Распад Балканского союза стал трагедией для народов полуострова. Ослабив славянство, он приблизил мировую схватку.

Современные заказные пропагандисты любят вспоминать о том, что в двух мировых войнах Болгария выступила на стороне Германии. С. Михеев (из команды В. Соловьёва) злорадно вопрошает: «А где же братушки, где хвалёная дружба?» И невдомёк ему, что есть разница между народом и «хозяевами жизни», независимо от того, в какой стране они живут. Одно дело болгарский царь Фердинанд, представитель немецкой династии Кобургов и соответственно ставленник Германии, а другое — болгарский работяга, помнящий добро.

Действительно, в ходе Первой мировой войны русские и болгары, волею «великих держав», оказались противниками на Салоникском (Македонском) фронте. Однако всё было не так однозначно. В Российском государственном военно-историческом архиве хранятся документы, в том числе агентурные донесения и протоколы допросов пленных болгар, из которых следует, что очень многие нижние чины болгарской армии, а иногда и офицеры, не хотели сражаться с русскими: «На Македонском фронте болгарские солдаты дезертируют ежедневно. На разведку солдат не посылают, т.к. большая часть разведчиков не возвращается. … В побегах содействует солдатам местное население. … Все болгары против войны с Россией, но русофильская пропаганда подавляется суровыми мерами». Таких свидетельств много. Но откуда об этом может знать г-н Михеев с его «ржавой логикой», если, по его собственному заявлению, он «книжек не читает» и вообще «старается думать меньше и не часто» (вечерний эфир «Вести FM» 27 сентября с. г.).

Современная Россия попрощалась с влиянием в славянском мире, да и не только там. Упорное стремление официальных пропагандистов противопоставить русских родственным им народам поражает. Эти деятели при всяком удобном случае цитируют Александра III: у России, мол, нет других союзников, кроме её армии и флота (забывая даже о Белоруссии и Сербии). И кого мы должны благодарить за этот геополитический провал?

А как поступали лидеры СССР, к примеру ненавистный нашим идейным противникам И.В. Сталин? 10 августа 1941 года, в самое трудное время, когда враг рвался к Москве, там состоялся всеславянский митинг, в котором приняли участие известные политические и общественные деятели: белорусы, украинцы, чехи, сербы, черногорцы, хорваты, словенцы, болгары. Было принято обращение: «Братья, угнетённые славяне! Враг коварен и силён. Но, соединённые вместе, мы во сто крат сильнее его. Народы Советского Союза и его Красная Армия с нами. С нами все демократические страны, с нами всё передовое человечество. Вставайте на освободительную войну против гитлеризма!» Этот призыв был услышан. Победа была одержана.

Вспомним же завет Владимира Ильича Ленина: «Старому миру, миру национального угнетения, нацио­нальной грызни или национального обособления, рабочие противопоставляют новый мир единства трудящихся всех наций».

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.