По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор — Алексей Шахов, кандидат исторических наук
(Продолжение. Начало в №88—118, 121, 129, 132, 135, 138, 141; №2, 4, 7, 10, 22, 28)
Героические ледовые лодочные рейсы хотя и восполняли скудные запасы гороховцев в питании, боеприпасах, медикаментах, но этого было явно недостаточно. К середине ноября Волга стала несудоходной для судов и бронекатеров. Части группы войск полковника Горохова (124-я и 149-я стрелковые бригады) оказались отрезанными от основных сил 62-й армии. Справа был оголённый фланг всего Сталинградского фронта. Бригады дрались почти в полном окружении. Противник наседал, усиливал напор, пытаясь уничтожить гороховцев. Снабжение полуокружённых войск полковника Горохова в ноябре ещё более осложнилось. В частях группы иссякли боеприпасы, медикаменты, продовольствие.
Воздушный мост к Горохову
Понемногу затих бой. Над позициями защитников Рынка и Спартановки опустилась ночь. По всему переднему краю привычно то тут, то там ярко вспыхивали, а затем медленно снижались, освещая небо и передовые позиции, узкую нейтральную полоску земли, «фонари» — немецкие осветительные ракеты. Изредка темень октябрьской ночи подальше от передовых позиций, ближе к Волге, прорезали цветные трассы очередей дежурных немецких фланговых пулемётов.
«Наступает время относительного затишья. И тут в штаб 3-го батальона идёт срочный доклад: «Парашютисты! Десант!» — вспоминал бывший начальник штаба батальона 124-й бригады Чернов. — Я уточнил: действительно что-то спускается на парашютах. Приготовились встретить. Оказалось, что это вооружение для нас — противотанковые ружья. ПТР в специальных десантных мешках напоминали фигуру человека. Происходило это на Чукотской улице».
Его слова дополняют воспоминания Баринова: «Когда нас начали снабжать с самолётов, мы об этом ещё не знали. Подумали, что немцы десант высаживают. Первый парашют приземлился на улице, а мешок плюхнулся за забором. Баринов и Симонов через забор видят: лежит что-то чёрное. Бросились к нему с ножами, а там оказался тюк с миномётными минами».
Евгений Копанёв из пулемётной роты того же батальона так вспоминал начало снабжения по воздуху: «Как-то хмурой осенней ночью сперва послышался гул самолётов, потом увидели: спускаются парашюты. Решили, что десант, изготовились к отражению, а тут что-то падает поблизости. Мы кричим: «Хенде хох!», дали туда автоматную очередь. Никакого ответа, огня встречного нет. Стали осторожно пробираться к месту падения. Видим парашют и большой продолговатый тюк. Осторожно потрогали. Попробовали поднять. Вдвоём подняли и вместе с парашютом притащили в блиндаж. Распаковали. Обнаружили сухие пайки продуктов».
Примерно при таких обстоятельствах начинал действовать во второй половине октября воздушный транспортный мост в группу Горохова. Благодаря отважным действиям лётчиков на самолётах У-2 снабжение по воздуху продолжалось около месяца: с конца октября по ноябрь. Так при помощи авиации в тот период в решающей мере поддерживалась боеспособность советских частей, которые удерживали район обороны севернее Тракторного завода, в посёлках Спартановка и Рынок.
Ночные работяги
В.А. Греков вспоминал: «В ноябре, когда из-за ледохода Волга стала несудоходной, какая-то авиационная часть («солдатский телеграф» сообщал, будто это полк штрафников на самолётах У-2) каждую ночь сбрасывала для группы Горохова грузы. В действительности оказалось, что на выручку наземным войскам пришли славные лётчики, штурманы, техники 709-го ночного бомбардировочного авиаполка. Самолётами У-2 доставляли боеприпасы, продовольствие, медикаменты. Благодаря этой в немалой степени самоотверженной боевой работе по транспортировке грузов лётным составом этого полка группа Горохова выжила, устояла, не допустила немцев к Волге в то чрезвычайно тяжёлое время».
Владимир Александрович Греков разыскал и переписывался с лётчиками, штурманами, командирами бывшего 709-го ночного бомбардировочного авиаполка, затем переименованного в 25-й гвардейский полк. «Не подоспей тогда 709-й ночной авиационный бомбардировочный полк с десантными мешками на плоскостях удивительно живучих работяг У-2, трудно, вряд ли возможно было бы нам удержать посёлки Спартановка и Рынок, не имея боеприпасов, медикаментов и продовольствия», — отмечал тогдашний комиссар группы Горохова и 124-й бригады В.А. Греков.
«…Нам, лётчикам-ночникам, сверху было виднее всю обстановку, — вспоминал лётчик полка Иван Васильевич Оглоблин, впоследствии Герой Советского Союза. — Казалось, за Волгой нет ничего живого, ведь такой там был огонь, что другой бы солдат не устоял. Я видел, как с каждым днём наши войска отходили всё ближе к Волге. И вот остановились, встали насмерть… Много было разговоров о том, какая тяжёлая обстановка в районе Рынка, куда должны возить грузы. Мы восхищались этими героями. Я хорошо помню, как командир полка перед выполнением задания сказал, что полк должен выбрасывать грузы, что там, за Волгой, решается сейчас судьба нашей Родины. Там воины дерутся за каждую пядь волжской земли, у них нет патронов, нет продовольствия, им надо помочь. Туда летали тяжёлые самолёты ТБ-3, но почти весь груз был сброшен частью в Волгу, частью попал к немцам. Тогда мы стали возить грузы».
По сравнению со скоростными самолётами У-2 был почти бесшумен, а на планировании с приглушённым мотором его и вовсе не было слышно. Машина это была привычная, освоенная пилотами, несложная в управлении: правая рука — на ручке управления, левая — на секторе газа, ноги — на педалях. Вдобавок к этому нехитрая приборная доска, на которой было всего четыре-пять приборов. Даже счётчик оборотов двигателя — и тот был вынесен из кабины наружу, на стойку центральной части верхнего крыла. Правда, защиты у лётчика и штурмана не было никакой: вокруг одна фанера, покрытая перкалем. Недаром немцы называли самолёт «рус-фанер». Но за уничтожение каждой такой машины немецким командованием была назначена специальная денежная премия.
Голь на выдумку хитра
Транспортная служба У-2 по материальному снабжению правофланговой группы войск 62-й армии — целая эпопея в истории полка, да и группы Горохова. После получения задания по доставке грузов у лётного состава и технического персонала было много нерешённых вопросов, потому что самолёт У-2 не был приспособлен к полётам такого рода, а личному составу полка ранее не доводилось выполнять подобные задачи. Как размещать грузы, с какой высоты и каким способом их сбрасывать, как точно выходить на площадку для сброса грузов — все эти и другие вопросы нужно было срочно решать.
Лётчики, штурманы и техники полка проявили в этом много отваги, выдумки, боевой инициативы. Они придумали крепление, позволявшее укладывать на плоскости крыльев и подвешивать грузы. Опытным путём они нашли высоту, с которой удобнее всего было бросать грузы, методы подхода к цели, сброса мешков и ухода.
Самолёты У-2 в район Рынка и Спартановки сбрасывали мешки с продовольствием и боеприпасами двумя способами. За один вылет У-2 перевозил 250 кг бомб или груза. Парашютами доставлялись: водка, спирт, шоколад, а также взрыватели, запалы, капсюли, автоматы и диски с патронами. Мешки с боеприпасами, «жидкостью», медикаментами подвешивали на бомбодержатели снизу под каждой плоскостью. Они были цилиндрической формы длиной около двух метров и диаметром около 50 см. В головной части этого мешка — парашют.
Выяснилось, что ушки крепления мешков не подходят к замкам для подвески. Оружейники раздобыли у шофёров напильники и зубила, доработали ушки и отлично подвесили мешки. Технология их сброса была такой. С подходом к месту назначения на высоте 300 метров лётчики совершали планирование на костры, разложенные на земле. В момент скидывания мешок падал, а верёвка, привязанная к самолёту, выдёргивала парашют, и мешок плавно спускался на нём в точку сбрасывания. Высота сбрасывания — 20—40, но не более 50 метров, в противном случае при большей высоте парашюты с грузами могло отнести к немцам или в Волгу. Однако при сильном ветре в транспортировке грузов таким способом создавались дополнительные трудности. От сильной встречной струи воздуха парашют мог раскрыться прямо на самолёте… В связи с тем, что требовалось также сбрасывать грузы и без парашютов, необходимо было узнать, с какой высоты это можно делать. Опыт показал: при сбрасывании груза без парашютов надо сталкивать мешки с высоты 15—20 метров, иначе они разрывались.
Выполнив задание, машины возвращались на свой аэродром с включёнными моторами на высоте 75—100 метров. Основным аэродромом базирования полка был лес недалеко (1—2 км) от села Новоникольское севернее Сталинграда, на левом берегу Волги. С него личный состав заранее вылетал на аэродромы подскока — Ленинск, Средняя Ахтуба, расположенные от линии фронта, то есть от Сталинграда, на расстоянии 10—15, а в отдельных случаях даже 5—6 километров. Это сокращало время полётов по маршруту и увеличивало количество боевых вылетов.
По воспоминаниям экипажей
У-2, верёвки для крепления груза под плоскостями цепляли за ленты-расчалки (за стойки между двумя плоскостями самолёта) и протягивали в кабину штурману. Там концы связывали узлом в две петли, чтобы быстро и легко развязать в любой момент. За этот узел штурман держал груз. Верёвки вязали так, чтобы, дёрнув за свободный конец, можно было разом освободить их. В момент подхода к точке сброса самолёт делал «горку», мешки сползали с плоскостей, штурман по команде отпускал верёвки, и груз падал вниз.
Рационализаторами и изобретателями этого своеобразного крепления были лётчики Павленко и Мордвинов. Когда экипажи увидели первого штурмана, сидевшего в своей кабине с идущими от плоскостей двумя верёвками в руках, они засмеялись: штурман напоминал извозчика с вожжами.
Всё же система действовала. Впрочем, она не была безотказной. Иногда встречная струя воздуха запутывала верёвки, и мешки не отцеплялись, сколько штурман ни дёргал за концы. Тогда он вставал в кабине и, рискуя опрокинуться за борт, тянулся к плоскостям, чтобы столкнуть мешки руками или ногой. Такая работа требовала смелости и мужества, так как у экипажа парашютов не было, да и летали У-2 на малых высотах.
Полёты по доставке боеприпасов и продовольствия во многом отличались от обычных. Загруженные мешками самолёты осторожно взлетали. Лётчикам было тяжело удерживать их в воздухе. К тому же пилотирование самолёта такого типа намного сложнее, чем любого другого, так как У-2 в несколько раз легче. Поэтому и устойчивость его в воздухе меньше. Особенно трудно было при сильном ветре. Сталинградские октябрьские ветра, а потом морозы с начала ноября сковали немцев, но явно не баловали и личный состав полка. Особенно лётчиков и штурманов. Так как самолёты
У-2 не обогревались и их кабины были открыты, то ветер и мороз пробирали экипаж до костей. Если сложная погода (сильные ветра, отсутствие видимости) для истребительной и бомбардировочной авиации считалась нелётной, то для самолёта У-2 была в самый раз, и полк ночников работал с полным напряжением.
Имелась ещё одна проблема — найти и сбросить грузы точно своим. Район для сброса и получения грузов на берегу Волги был очень небольшой: 300 на 400 метров. Лётчикам приходилось применять всевозможную тактику отыскивания цели, захода на цель и методы сбрасывания груза. Заходили с северо-востока вдоль Волги на малой высоте. Целью были сигнальные огни в виде костров в ямах, чтобы огонь не просматривался с земли. Шли на приглушённых моторах со снижением, и как только самолёты достигали берега, в момент левого разворота сразу сбрасывали груз с высоты 10—15 метров, тут же устремляясь за Волгу, на левый берег. Но даже для У-2 часто не хватало места, чтобы развернуться. Поэтому, как вспоминают лётчики, им нередко нужно было заходить от немцев, то есть через их головы вводить машину в разворот, и с разворота, с небольшой высоты, сбрасывать грузы.
«Обстреливали нас немцы безбожно, — вспоминали лётчики и штурманы, — особенно после сбрасывания грузов. Пули летали вокруг нас, как пчёлы, пробивали плоскости и фюзеляж, аккумуляторы… Просто сами удивлялись, как оставались живыми». Немцы стреляли из всех видов оружия. Как-то один из экипажей привёз в центроплане самолёта миномётную мину, которая прошла через плоскость, не разорвалась и застряла в фюзеляже. А насчёт обычного множества пробоин даже и говорить нечего. И ещё пилоты вспоминали: «Хотя огонь по нам вели из всех видов оружия, но зачастую казалось, что мы пролетаем незамеченными, так как, когда убирали газ, на земле был слышен такой гром канонады, что на высоте 100 метров самолёт дрожал, как в «болтанке» при сильном ветре».
К получению грузов готовы!
Когда стал организовываться воздушный мост к Горохову, на земле, на правом берегу, пришлось решать ещё одну стихийно возникшую проблему. О ней в фрагментах воспоминаний повествуют ветераны-гороховцы Валеев, Латышев, Гомонов и другие. Вот что они писали: «Мы впервые получили посылку с парашютом. Самолёт вроде наш был. А открыть боимся. Открыли, а там — сухие пайки. Два дня было полное безобразие — сплошной «хап-хап…»
Потом все разузнали и охотились в основном за шоколадом, но половину всё-таки сдавали в бригаду. Был приказ: кто посылку обнаружит, тот должен дежурить и никого не подпускать. Ему за это выдавалось две порции. Вскоре навели порядок, выдавали каждому солдату по 50 граммов сала, сухари; получали мы даже шоколад.
…Если парашюты сбрасывали под утро и они оказывались на нейтральной полосе, то взять их было невозможно: или немцы стреляют, или наши. Тогда вечером привязывали кабель с катушкой и подтягивали парашют. Сначала парашюты сдавали, а потом ими оббивали блиндажи, шили бельё».
Офицер штаба бригады Горохова С. И. Чупров так описывал события по организованному сбору на земле грузов, сбрасываемых с самолётов: «…Радость! Пришла спасительная телеграмма из штаба фронта. После её расшифровки читаем: «Обеспечьте обозначение площадки сброса грузов с самолётов. Первые самолёты ждите с наступлением темноты». Командир и комиссар 124-й бригады созвали офицеров штаба, поставили задачи по приёмке, а главное, по подбору грузов и доставке их на склад АХЧ. Это было возложено на роту разведчиков. Комендантом площадки по приёму грузов с самолётов был назначен комиссар штаба Дримченко, его помощником — старший лейтенант Чупров.
Поступила команда подготовить посадочную площадку для приёма грузов с У-2. Такую площадку мы довольно долго подготовить не могли — всё под огнём. Ранее мы просили сбрасывать десантные мешки по урезу воды, но часть мешков всё равно падала на нейтральную территорию или в Волгу. Тогда мы стали просить сбрасывать груз на верхний берег. Наконец, была выбрана подходящая площадка. Правый берег Волги по центру посёлка Спартановка имел самую широкую береговую линию, а на обрывистом берегу располагалось ровное плато шириной 50 метров. Оно тянулось от обрыва до ближайших строений и было длиной 200—250 метров вдоль берега Волги, между оврагом и железнодорожными путями. Было определено и время готовности к приёму грузов.
Личный состав разведроты располагался треугольником, то есть в трёх точках этого плато. Нужно было быстро подхватывать груз и доставлять его на склад, чтобы избежать стихийной самодеятельности солдат, находившихся поблизости от площадки. Весь сброшенный груз строго учитывался и распределялся по частям группы.
…На переднем крае, в 300—400 метрах от нас, затишье. Непривычное затишье. В назначенное время в сумерках ярко загорелись три костра, которые не видны противнику, но хорошо просматриваются с воздуха со стороны Волги. Слух наш напряжён до предела. Кажется, что и немцы догадываются о прилёте самолётов, притаились и ждут. Наконец, слышится нарастающий гул приближающихся из-за Волги самолётов. Вот головной самолёт У-2 делает крутой разворот над Рынком, снижается до минимальной высоты и с выключенным двигателем на бреющем полёте проходит над нами в сторону Тракторного. В темноте видим, как от него отделилось несколько точек — это мешки без парашютов. Мешки падают с мягким звуком ударов о землю. Тут же пролетает ещё один самолёт, потом ещё и ещё. Мешки падают на наше плато. А часть грузов, медленно покачивающихся в воздухе на парашютах, относит в сторону Волги. Но в дополнение к грузам на плато теперь сыплются снаряды и мины. Это немецкая артиллерия открыла огонь по нашей площадке приёмки грузов. В ответ дружно стреляют наши огневые средства. Вся передовая возле нас моментально взрывается канонадой и озаряется ночным огневым боем.
Разведчикам на плато приходится работать под огнём противника. Пришедшая с неба подмога достаётся дорогой ценой. Появились первые раненые. В небольших укрытиях разведчики выжидают хотя бы некоторого затишья разрывов. А вот солдаты, незаметно пришедшие из окопов, не считаясь ни с чем, словно призраки, входят в кромешный ад разрывов, выносят оттуда два мешка с грузами и снова исчезают в лабиринте ходов сообщения… Это были смельчаки, чертяки окопные, ребята из батальона Графчикова. Им повезло. Оказалось, что в их руки попали два мешка с шоколадом. Мы, откровенно говоря, не сожалели об этом, хотя и непорядок… Знали, что добыча разойдётся по рукам всего батальона, будет поделена по-братски.
Но впредь площадку крепко закрывали специально выставляемым заградотрядом. Так весь груз стал попадать только на склад. Боеприпасы, медикаменты и питание, хотя и не в избытке, но в достаточном количестве для поддержания существования группы, были получены. Жизнь на гороховском участке заметно ожила, и люди стали веселее и бодрее выглядеть. Уверенность, что нас не забыли, нас не бросили, нас поддерживают, — это было тогда самое главное для продолжения упорной борьбы с врагом».
Между группой Горохова и личным составом авиаполка установились хорошие взаимопонимание, слаженность и взаимодействие, которые были скреплены кровью в боях за Сталинград. Самое первое задание по организованной доставке грузов Горохову было не без проблем выполнено 22 октября. Погода вечером и ночью была явно нелётная. Порывы ветра доходили до 15—20 метров в секунду. Он не успокаивался, а, наоборот, всё усиливался. Было решено вначале отправить два лучших экипажа. Самолёты были загружены, мешки привязаны к самолёту верёвками. Начался взлёт. Сильным порывом ветра мешки были сорваны — не выдержали верёвки. Едва не произошла катастрофа. Пришлось укрепить верёвки — и снова на задание.
Прибыв к цели, сделав несколько заходов на высоте 10—15 метров, экипажи не обнаружили установленных знаков обозначения — огней. Самолёты были обстреляны противником. Не выполнив боевого задания, экипажи вернулись на свой аэродром. Посадка с грузом оказалась намного сложнее, чем взлёт. О невыполнении задания доложили в штаб 62-й армии. Минут через сорок было уточнено, что командование группы ввиду нелётной погоды огни не зажигало. На задание повторно были направлены три экипажа: Оглоблин — Фунтиков, Дюжнов — Артамонов, Халипский — Смирнов. Прибыв на цель, экипажи обнаружили средства обозначения, точно выбросили груз на цель и вернулись на аэродром. Сделав подробный разбор, уточнив маршрут, курс и заход на место сбрасывания, к группе Горохова было направлено пять, а потом восемь экипажей. Затем в выброске приняли участие 18 экипажей, которые в эту ночь совершили более 130 боевых вылетов, доставив Горохову более пяти тонн различных грузов.
Отличная боевая работа
В ночь с 25 на 26 октября полк получил задание по выброске боеприпасов и продовольствия в районе Спартановки и севернее Рынка. На аэродром в Ленинск прибыли 18 экипажей.
Технический состав стал производить подвеску к самолётам мешков с парашютами, так как по метеоусловиям и ввиду сильного зенитного обстрела нельзя было производить сбрасывание с малой высоты. Лётный состав начал прокладывать маршрут полёта. Было решено послать один экипаж на разведку с выброской груза. При взлёте ветер сорвал мешок, а парашют своими стропами чуть не задел винт мотора. Экипаж совершил вынужденную посадку, едва не разбившись. Снова начали укреплять грузы с парашютами. Потом разведчик выполнил первый сброс, а за ним после ряда уточнений в маршруте полетели все 18 экипажей.
В течение ночи работали с полной нагрузкой. На отдельных самолётах было обнаружено по 40—50 пробоин от зенитного огня. Полк совершил в эту ночь 165 боевых вылетов: по 8—10 вылетов на каждый экипаж, а Оглоблин — Константинов, Дюжнов — Артамонов, Халипский — Смирнов — по 10—12 боевых вылетов.
Днём была получена телефонограмма, где говорилось: «За отличную боевую работу по выброске грузов группе войск полковника Горохова всему личному составу полка, участвовавшему в эту ночь в обеспечении выброски, объявить благодарность, а особо отличившихся представить к правительственным наградам». Военный совет 62-й армии прислал в полк машину с подарками в знак благодарности за хорошее взаимодействие.
Кстати, буквально в каждом вылете у экипажей бывало и совсем уже конкретное взаимодействие с пехотой внизу — словесное. Генерал Греков писал о лётчиках-ночниках: «В памяти пехоты почтительной симпатией пользовались ваши полёты в Спартановку с грузами для Горохова. Ходят целые легенды: кто-то слышал, будто бы штурман с борта самолёта предупреждал: «Пехота, не кури, фриц увидит».
Среди пехоты Горохова упорно ходили рассказы о том, что кто-то из «кукурузников» при снижении лихо наигрывает на гармошке. Мы и без этого восхищались воздушными вездеходами, а способность поозоровать на музыкальном инструменте под трассами немецких пуль — это романтика в чистом виде». Поскольку сбрасывание грузов происходило на такой низкой высоте и при выключенном двигателе, то экипажи действительно обменивались с бойцами не только приветствиями, но и чуть ли не рукопожатиями.
Степан Андреевич Карпенко писал: «Мне не раз приходилось предупреждать наших пехотинцев. Убирал газ на малой высоте и кричал: «Пехота не кури, фриц увидит». Нам с воздуха было очень хорошо в темноте видно, как курят. А немцы открывали огонь по малейшему огоньку. Лично я и мой экипаж наблюдали, и не один раз, когда солдаты у маленького сигнального костра в ямке махали руками, платками, даже плясали и кричали нам от большой радости. Мы им взаимно с борта самолёта кричали, приветствовали их». Пилот самолёта, где штурманом был Карпенко, также подтверждал: «При сбрасывании часто видели солдат, видимо, убиравших сброшенные грузы с впереди летящих самолётов. И, как правило, Карпенко всегда кричал: «Пехота, берегись, получай подкрепление», «Не кури», были и другие ободряющие реплики».
Лётчик Мелешков до войны жил в Сталинграде, довелось ему как-то бомбить свой жилой квартал. Вот он, большой любитель игры на гитаре и задушевной песни, всегда брал с собой в кабину свою гитару. Но о том, чтобы играть в полёте на гитаре или гармошке, о таком элементе лётной лихости никаких упоминаний в воспоминаниях лётчиков и штурманов нет. Так что это — солдатские байки…
В минуты отдыха
А вот песню, музыку в полку, конечно, любили. По воспоминаниям ветеранов, «полк жил весёлой жизнью, хотя было и трудно. Шутки всегда находили место в жизни однополчан».
Штурман Сафонов был очень весёлый парень, славившийся в полку как искусный рассказчик разных историй. И вот что он вспоминал о своём боевом друге и учителе лётчике Воробьёве, в экипаж к которому его включили: «Воробьёв отнёсся ко мне очень дружелюбно, ласково. Обо всём меня расспросил, поместил спать рядом с собой. Был весельчак, певун и плясун. На пляс выскакивал прыжком с какого-либо высокого предмета, сразу вприсядку, а потом делал красивый выход. Плясал легко, свободно, красиво. Знал много колен, всегда улыбался. Плясал с шуточной, задорной припевкой.
Летал он безукоризненно. Сразу обучил меня управлять самолётом. В этом был большой смысл. Лётчик, особенно в болтанку, сильно уставал. За ночь приходилось делать до 13—15 боевых вылетов. И мы, штурмана, хорошо помогали своим пилотам».
Ветераны полка единодушны в воспоминаниях: «Песни были нашими помощниками. Пели русские песни, фронтовые. Запевал обычно Иван Артамонов. Подхватывали Воробьёв и Ряховский, а затем все остальные, кто мог петь. Получалось душевно, стройно, мелодично. Командир полка майор Хороших всегда садился за стол (в землянке КП), облокачивался и слушал, погружаясь в свой мир, смотря на нас отцовскими глазами. Он любил песню. А Бурмистров сам лично принимал участие в пении».
Майор Хороших был коренастый, среднего роста. На вид — задумчивый, сосредоточенный, строгий, даже немного свирепый. Лицо и руки обгорелые. На груди два ордена — Красного Знамени и Красной Звезды. Был он всегда собранный, подтянутый. Говорил деловито. Было понятно, что это старый авиационный «волк»: и битый, и имеющий опыт огромный, и дело знающий. Каждого командира, пилота он проверял лично. Штурманов ценил и особо подчёркивал их роль. Комиссар полка, батальонный комиссар Бурмистров сам был пилотом и лично летал. Был среднего роста, выглядел молодо, симпатичный, даже красивый, белолицый с чернявым чубом. Человек он был весёлый, разговорчивый, общительный. Занимался вопросами комплектования экипажей, слётанности пилотов и штурманов. Изучал каждого подчинённого. Настраивал коллектив, как сложный музыкальный инструмент. Командир и комиссар жили в одной комнате. В столовой сидели за одним столом. Всегда выражали одно, целое, законченное, совместно продуманное мнение.
25-й гвардейский авиаполк
За время действия воздушного моста самолётами 709-го бомбардировочного полка группе Горохова было доставлено более 150 тонн грузов. Всего для выполнения задачи по материальному обеспечению правофланговой группы войск 62-й армии было совершено свыше тысячи самолётовылетов.
Наша пехота повсеместно называла У-2 «ночным старшиной», вероятно, за то, что именно эти самолёты были полноправными хозяевами в ночном небе над немецкими позициями. Самолёты 709-го авиаполка ночных бомбардировщиков У-2 помогали группе Горохова также и ночными бомбово-штурмовыми ударами по немецким позициям западнее и южнее посёлка Спартановка, западнее и севернее посёлка Рынок, пока части группы Горохова не соединились с 99-й стрелковой дивизией Донского фронта.
22 ноября 1942 года за успешные боевые действия и транспортировку боеприпасов и продовольствия нашим войскам 709-й авиаполк был преобразован в 25-й гвардейский авиаполк. В мае 1943 года полку было присвоено почётное наименование «Московский», так как в период формирования в декабре 1941 года он был укомплектован лётчиками-москвичами из аэроклуба Октябрьского района Москвы.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
