По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор — Руслан Семяшкин
Сорок пять лет назад, первого мая 1978 года, за месяц до семидесятипятилетнего юбилея прервалась жизнь одного из самых выдающихся отечественных композиторов XX столетия, имя которого было хорошо известно и почитаемо не только в Советском Союзе, но и далеко за его пределами.
В некрологе, подписанном руководителями ЦК КПСС и Советского правительства, а также многими видными деятелями советской культуры и опубликованном в «Правде», отмечалось: «Советская музыкальная культура понесла тяжёлую утрату. На 75-м году жизни скончался один из крупнейших композиторов нашего времени, Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственных премий Арам Ильич Хачатурян.
Верный сын Коммунистической партии, видный общественный деятель А.И. Хачатурян всю свою жизнь посвятил развитию советского искусства, борьбе за высокую идейность музыкального творчества, утверждению принципов социалистического гуманизма и интернационализма. Его музыка завоевала поистине всенародную любовь в нашей стране, получила всемирное признание. <…>
А.И. Хачатурян был талантливым педагогом, воспитавшим несколько поколений композиторов. Своим творческим опытом он оказал огромное влияние на становление многонациональной советской музыкальной культуры.
Активно и плодотворно участвовал А.И. Хачатурян в общественной жизни. На протяжении многих лет был секретарём правления Союза композиторов СССР. Он являлся президентом Советской ассоциации дружбы и культурного сотрудничества со странами Латинской Америки. Был избран почётным членом ряда зарубежных академий и международных музыкальных обществ.
Художник-коммунист, человек исключительной душевной доброты, Арам Ильич Хачатурян все силы, весь свой талант отдал служению нашему народу, Советской Родине».
Открывая траурный митинг в Москве, первый секретарь правления Союза композиторов СССР Т. Хренников подчеркнул: «Советская культура потеряла одного из самых блестящих своих представителей. Ушёл из жизни Арам Ильич Хачатурян, который вместе с Прокофьевым и Шостаковичем был знаменем советской музыки, вместе с ними вывел её на мировую арену».
За приведёнными выше официальными точными и выверенными словами, словно чеканной дробью отбитыми на величественном монументе, такой выдающейся личности, каковой являлся Арам Хачатурян, сто-двадцатилетие со дня рождения которого приходится на 6 июня текущего года, конечно же, просто так не рассмотреть. Оно и понятно, ведь в строках даже столь ёмкого, безупречного и последовательно выстроенного некролога уместить основные жизненные вехи такого титана духа и неповторимого музыканта, само собой, невозможно. И не только потому, что на жизненном пути Арама Ильича произошло множество знаковых и заслуживающих внимания событий. И вовсе не оттого, что следует указать все его регалии, звания, награды и сочинения, что как раз-то сделать нетрудно. А вот поразмышлять над тем, каким он был творцом и как добился таких впечатляющих высот, будет всё же сложнее. И уже хотя бы по той причине, что в последние годы имя Хачатуряна, по мнению ЮНЕСКО являвшегося одним из самых известных композиторов XX века, стало в информационном пространстве звучать несоизмеримо реже, чем оно звучало в советское время, которое и сформировало этого огромного художника и гражданина.
Откликаясь на пятидесятилетний юбилей Октябрьской революции, в ноябрьском номере журнала «Советская музыка» за 1967 год композитор писал: «…Всё время думаю: прав ли я, говоря, что у меня совесть нечиста, когда я держу ответ перед самим собой за свою творческую работу, когда в масштабах великого пятидесятилетия держат «экзамен на прочность» мои сочинения.
Пять театров страны, в том числе два всемирно известных — московский Большой и новосибирский Академический, а кроме них, ташкентский, бакинский, саратовский — ставят к юбилею Великого Октября «Спартака», считая, что героические образы его созвучны нашим революционным стремлениям. Торжественному празднику посвятил я и недавно завершённое сочинение — Концерт-рапсодию для фортепиано с оркестром. Музыка по характеру светлая, ритмически импульсивная. Запечатлены в ней и некоторые народные интонации.
В юбилейном сезоне впервые прозвучат в «оркестровом наряде» законченные мною двадцать с лишним лет назад «Три концертные арии» для высокого голоса (на слова армянских поэтов в переводах В. Брюсова, К. Бальмонта, Л. Уманца). Пишу два новых вокальных сочинения, в которых идеи нашей современности должны быть воплощены в лирических образах, картинах природы, через поэтику детского мировосприятия.
…Не буду продолжать перечень сделанного и задуманного. Может показаться, что я сам себя успокаиваю. А всё-таки совесть моя неспокойна. Всё кажется, что не успеваешь сделать то, что можешь, что хочется, что нужно. Объясняется такая авторская неудовлетворённость отнюдь не эгоцентрическими соображениями: просто очень высокие требования предъявляет нам жизнь. Повседневно, ежечасно, сиюминутно…»
С самых молодых лет Хачатурян привык настойчиво добиваться поставленных целей. А их определение вращалось, естественно, вокруг тех интересов, которые его обуревали. Впрочем, когда он осенью 1921 года приехал из родного Тбилиси, где прошло детство и юность, в Москву, исполненный неутолимой жажды знаний и честолюбивых, но неясных мечтаний, то конкретных планов на будущее у него ещё не было. Как не имелось и чёткого представления о том, кем ему предстояло быть. И возможно, что отнюдь не музыкантом. Его представления о музыкальном искусстве были тогда ограничены лишь услышанными в детстве народными песнями и танцами, отрывками из популярных пьес. Умел он, правда, играть по слуху на рояле, даже не овладев нотной грамотой. А о симфонической музыке и истории музыкального искусства восемнадцатилетний Хачатурян так и вовсе ничего не слышал.
Трудно поверить, настолько значительным предстаёт образ композитора в сознании, что Хачатуряну пришлось постигать музыкальную грамоту практически с самых азов. Но ещё неправдоподобнее представляется тот факт, что молодой и энергичный выходец из Закавказья, начавший в Москве изу-чать биологию и интересовавшийся театром, в те годы о музыкальном искусстве был практически не осведомлён. Поразительно… Только вдумайтесь, какой же большой рывок Арам Ильич, ставший лишь в девятнадцать лет обучаться играть на виолончели, а в 1925 году заниматься у М. Гнесина по классу композиции, совершит в своём развитии, что через пару-тройку десятилетий его справедливо станут воспринимать как одного из самых блестяще образованных музыкантов Советского Союза, зарекомендовавшего себя также в качестве талантливого педагога, долгие годы руководившего композиторским классом в Московской консерватории имени П.И. Чайковского и в Музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных.
И коль уж речь зашла о педагогической деятельности Арама Ильича, то нельзя не сказать и о том, что, развивая педагогические принципы Н. Мясковского и опираясь на собственный творческий и жизненный опыт, Хачатурян создаст свою композиторскую школу, в которой станет придавать первостепенное значение всестороннему развитию молодых воспитанников, раскрытию их творческой индивидуальности и воспитанию у них твёрдой гражданской позиции. «От ученика я прежде всего требую инициативы, — говорил композитор. — Я готов скорее простить ему технологические погрешности, чем отсутствие своих мыслей. Ни один педагог не даст того, что даёт музыка, музыкальная практика, жизнь… Чем больше жизненных впечатлений — тем больше творческих замыслов, тем интереснее и содержательнее их воплощение». По словам его ученика Э. Оганесяна, Арам Ильич был требовательным, скупым на похвалу, нетерпимым к лени, к хвастовству и делячеству, бравированию новациями. При этом он ценил в своих учениках настойчивость, работоспособность, способность критически анализировать результаты своего творческого труда. Десятки раз Хачатурян мог прослушивать в классе уже готовое сочинение, пока не убеждался, что его можно рекомендовать к итоговому оформлению и публикации. Арам Ильич учил быть взыскательным к себе, жить и творить для людей, любить жизнь, Родину и народ.
Среди учеников Хачатуряна было немало представителей разных народностей, и он всегда с особой бережностью развивал национальное своеобразие их творчества. Из его класса, помимо Оганесяна, ставшего крупнейшим армянским советским композитором, педагогом и музыкальным деятелем Армянской ССР, выйдут будущие известные композиторы А. Эшпай, М. Таривердиев, Р. Бойко, И. Якушенко, Л. Лапутин, румын А. Виеру и японец Н. Терахара, которого Арам Ильич заметит в 1963 году во время своего посещения Японии и пригласит на учёбу в Москву.
«Уже многие годы я веду классы композиции в Московской консерватории и Институте Гнесиных, — писал Хачатурян в 1971 году в статье «Музыка и народ». — Среди моих бывших учеников, вышедших из стен этих двух высших музыкальных учебных заведений, есть несколько талантливых композиторов, занимающих видное место в современной музыке. Это Андрей Эшпай — автор трёх симфоний, скрипичного и фортепианного концертов, множества вокальных пьес; известный армянский композитор Эдгар Оганесян, перу которого принадлежат два балета, две симфонии, ряд камерных сочинений; очень интересный румынский композитор Анатоль Виеру, чей виолончельный концерт был недавно удостоен премии на Международном конкурсе в Женеве.
Наблюдая за творческим развитием молодых композиторов, я с радостью отмечаю проявление самостоятельности в поисках выразительных средств. При этом я настороженно отношусь к любым попыткам внешнего заимствования — чужих, не выношенных самим художником приёмов, готовых формул, будь то приёмы традиционного письма или самоновейшие «открытия». Смелость, даже дерзость исканий — да. Но вряд ли можно считать новаторским шагом копирование чужих «дерзостей». <…>
Если молодой человек живёт интересами своей Родины, серьёзно и ответственно трудится, если он понимает высокие задачи современного искусства, то любые его эксперименты с музыкальным материалом в конечном итоге пойдут на пользу, помогут становлению его творческой индивидуальности. Сегодня он в чём-то ошибается. Не страшно. Завтра поймёт, в чём была его ошибка, и уже не повторит её. Мне такие творческие ошибки ищущего художника, право, порой милее безошибочной «гладкописи» иных композиторов».
Такое отношение к молодым, начинающим композиторам у зрелого Хачатуряна было неслучайным. Собственно, таковым являлось его общее, всеобъемлющее представление о предназначении художника, который в обязательном порядке должен творить самостоятельно, но никак не копировать, как бы легко и удачно у него это «заимствование» не получалось.
Художник-реалист, а именно к таковым он относил и себя, по убеждению Арама Ильича, в обязательном порядке должен был быть в творчестве новатором, но, что не менее важно отметить, — новатором, зачинателем, прежде думающим об идейном и композиционном содержании своих творений, а уж после приступающим к технике их написания. «Мы должны стремиться к новаторству реалистическому, — писал композитор в одной из своих статей, — опирающемуся на прогрессивные традиции классического искусства.
Новаторство художника-реалиста — это не чисто технологический процесс, заключающийся в поиске изощрённых, вычурных гармоний и необычных полифонических наслоений. Я высоко ценю произведения, написанные технически изобретательно, совершенно. Но техника, форма должны быть полностью подчинены идее произведения, его эмоциональному содержанию. Грош цена любым техническим ухищрениям, если они не помогают донести до слушателя идейно-художественный замысел автора или если этот замысел порочен. Нельзя отрывать технологию от живой музыки, которая должна затрагивать душевные струны слушателя, волновать и радовать его.
Существует неверная, но всё ещё бытующая «теория»: в искусстве важно не что, а как. Последователей этой «теории» интересует не содержание, не мысль музыкального произведения, а техника композиции. Они забывают, что бессмысленна и бесполезна самая первоклассная техника композитора, если содержание ничтожно. Произведения, полные пышной риторики, но лишённые глубокой мысли и живого чувства, оставляют слушателя холодным…
По моему мнению, техника хороша тогда, когда художнику есть о чём поведать слушателю, когда художник является вдохновенным и бескорыстным певцом своего народа, своей эпохи, которую он умеет отображать правдиво и ярко».
К таким заключениям Хачатурян придёт, разумеется, не в одночасье. И прежде всего к ним его подведут искренняя любовь к музыке и необоримое желание её профессионально воспринимать, причём без каких-либо трудностей и препятствий как содержательного, идейно-художественного, так и сугубо технического характера.
Хачатуряну повезёт, он станет учеником Музыкального техникума имени Гнесиных, а в 1925 году переведётся в только что открытый в техникуме класс композиции, учёбу в котором сопроводит написанием ряда инструментальных пьес, среди которых были «Танец» для скрипки с фортепьяно, фортепьянная «Поэма», «Песня-поэма» для скрипки с фортепьяно.
Эти ранние пьесы были, конечно, несовершенны. Но в них уже явственно обнаруживались характерные черты стиля будущего композитора: непринуждённое, насыщенное живым ощущением народного искусства развитие мысли, импровизационная свобода высказывания, поэтическое обаяние, свежая гармоническая палитра, тяготение к ярким и густым краскам, острота ритмики.
Обучаясь в классе М. Гнесина, Хачатурян усердно занимается полифонией, пишет упражнения в строгом стиле, сочиняет фуги. «Михаил Фабианович учил нас ставить во главу угла идейный замысел, — вспоминал он много лет спустя, — прививал нам любовь к родному фольклору, всесторонне развивал в нас гармоническое чутьё и вкус. Меньше занимался он вопросами технологического порядка, деталями формы, инструментовки…»
Окончив весной 1929 года Музыкальный техникум имени Гнесиных, Хачатурян успешно поступает на композиторский факультет Московской консерватории, где первый год продолжает заниматься под руководством Михаила Фабиановича, а затем переходит в класс Н. Мясковского.
Глава советской симфонической школы, великолепный педагог, воспитавший десятки композиторов, глубокий мыслитель, — он не только поверит в яркое дарование Хачатуряна и направит его на истинный путь большого искусства, но и будет относиться к нему с необычайной чуткостью, поддерживая творческие искания своего ученика.
Николай Яковлевич учил Хачатуряна трудному искусству композиции, акцентируя его внимание на культуре композиторского труда и необходимости внимательного постижения жизни, понимания литературы, живописи, архитектуры. «Хорошо помню, как Николай Яковлевич оценивал новое сочинение, — писал Арам Ильич в воспоминаниях, опубликованных в майском номере журнала «Советская музыка» за 1956 год. — Для него было чрезвычайно важно узнать прежде мнение самого студента. С этого нередко он начинал свой разбор произведения. Он уважал мнение студента, даже если был с ним не согласен. Он не признавал «гладких», ловко скроенных произведений, написанных по инерции и лишённых свежей мысли. Даже в самой небольшой пьесе он прежде всего искал, в чём выразилась индивидуальность студента. Шероховатости письма, неизбежные в стадии роста и формирования композитора, его не пугали. Мясковский обладал редкой для педагога способностью просто, убедительно, конкретно говорить с молодыми композиторами о таких глубоких и важных вещах, как идейная направленность творчества, соотношение содержания и формы».
Пройдёт два десятилетия, и эти же деловые качества будут отличать педагогическую деятельность самого Хачатуряна.
Учась в Московской консерватории, Хачатурян создаст ряд полновесных, заметных и по-своему оригинальных произведений, среди которых выделим такие, как трёхчастное Трио для фортепьяно, скрипки и кларнета, виртуозная токката для фортепьяно, «Танцевальная сюита» для симфонического оркестра, Первая симфония, написанная в качестве дипломной работы к окончанию консерватории.
Эта симфония, законченная Хачатуряном в 1934 году, подтвердит не только масштабность творческого замысла данного произведения, но и бесспорное мастерство композитора, широко, самостоятельно мыслившего и творившего без оглядки на кого-либо, а исключительно индивидуально, находя вдохновение в армянском национальном искусстве, его восточном своеобразии, поэтичности, красочности и сочности звучания.
Посвятит же он свою Первую симфонию пятнадцатилетию Советской Армении и расскажет в ней о своей прекрасной родине, её древней культуре, истории, замечательных людях. Наполненная большим идейно-эмоциональным содержанием и написанная свежим, оригинальным языком, она со временем станет знаковым творением, приобретшим общечеловеческую и интернациональную значимость.
Оставшись по предложению Мясковского в аспирантуре при кафедре своего учителя, он сочиняет своё очередное крупное произведение — Фортепьянный концерт, впервые исполненный в Малом зале Московской консерватории.
Задуманный Хачатуряном как своеобразная симфония для солирующего фортепьяно и оркестра, Фортепьянный концерт являлся в действительности подлинно новаторским произведением, следовавшим реалистической традиции и наполненным свободной импровизационностью. Его фортепьянная фактура изобиловала множеством оригинальных пианистических находок. Выразительная красота и сочность тематизма, истоки которого лежали в музыкальном искусстве народов Закавказья, стихийная захватывающая сила ритма, живой, требовавший широкой огласки темперамент сочетались в этом знаковом произведении с широтой и значительностью симфонического замысла, импозантностью и блеском виртуозного изложения, и в дальнейшем бывшими всегда свойственными Араму Ильичу, как известно, ставившему перед собой непростые задачи, не позволявшие к их решению подходить поверхностно и от случая к случаю.
Во второй половине 1930-х Хачатурян напишет музыку к кинофильмам «Пепо», «Занзегур», «Сад», «Салават Юлаев», а также «Поэму о Сталине» для оркестра и смешанного хора.
«Поэма о Сталине» будет написана Хачатуряном на стихи азербайджанского ашуга Мирзы из Тауга и впервые прозвучит в ноябре 1938 года. Для воплощения же этого замысла композитор подберёт красивый и выразительный мелодичный образ, родственный армянской песенной лирике.
Сложной и ответственной представится Хачатуряну работа над музыкой к фильму «Владимир Ильич Ленин», поставленному в 1948 году режиссёром М. Роммом. Особое волнение он испытает и тогда, когда узнает о необходимости написания музыки для документальных кадров похорон Ленина: «Я вспомнил чувство безграничного горя, пережитого мною в морозные дни 1924 года, когда я медленно шёл по озарённым кострами улицам Москвы. Бесчисленные потоки таких же поражённых страшным несчастьем людей двигались, как и я, в Колонный зал. Народ был охвачен глубокой скорбью. Я не раз думал о том, что надо сделать попытку выразить эти чувства. Но, признаюсь, у меня не хватило смелости. Теперь фильм поставил меня перед необходимостью сделать это. Собранные в нём воедино материалы жизни великого вождя дали такой острый толчок, что внутренняя решимость созрела…»
Так и родилось одно из лучших произведений музыкальной Ленинианы, хачатуряновская «Ода о Ленине». По существу, композитор создал музыку, полную глубокого и искреннего чувства, романтически-взволнованную, приподнятую и вместе с тем классически-строгую, проникнутую любовью к великому человеку и учителю. Отсюда сочетание высокой гражданственности с искренним лиризмом, трагизма с героикой, завершающиеся просветлённым финалом, воспринимаемым как гимн бессмертному делу Ленина.
16 ноября 1940 года в Москве в дни Декады советской музыки состоится первое исполнение недавно написанного композитором Концерта для скрипки с оркестром, первым исполнителем которого стал выдающийся советский скрипач Д. Ойстрах. Слушатели и музыканты-профессионалы с восторгом встретят это талантливое, жизнерадостное и ярко виртуозное произведение, отмеченное в 1941 году Сталинской премией второй степени. А через пару лет оно войдёт в обязательную часть концертных программ многих крупнейших скрипачей СССР и зарубежных стран.
Осенью 1941 года Хачатурян приступит к работе над партитурой балета «Гаянэ» на либретто К. Державина. 3 декабря 1942 года в Перми Ленинградский театр оперы и балета имени С.М. Кирова представит этот балет зрителям. Успех его превзойдёт все ожидания, и весной следующего года композитору за него присудят Сталинскую премию первой степени.
Музыка балета, лёгшая в основу трёх больших симфонических сюит, получит широкую популярность, а некоторые номера из этих сюит, и особенно зажигательный «Танец с саблями», существующий во всевозможных переложениях, завоюют всемирное признание и всеобщую любовь.
Не меньший успех будет сопутствовать и балету Хачатуряна «Спартак» (либретто Н. Волкова), премьера которого состоится на сцене Ленинградского театра имени С.М. Кирова 27 декабря 1956 года.
«Мне кажется, что одним из замечательных свойств музыки А. Хачатуряна в целом, и балета «Спартак» в частности, — писал Д. Шостакович более чем за год до первого показа балета зрителям, — является её народность. Народность и национальность музыки А. Хачатуряна ярко проявляются не только в его замечательных симфониях, инструментальных концертах, но и во всех остальных произведениях, сколь не различны они по сюжету…»
Композитор в «Спартаке» действительно не скупился на яркие, выразительные мелодии, наполненные сочными оркестровыми красками. Особенно выразительными в балете станут «Танец египетской танцовщицы», «Танец пастуха и пастушки», «Танец Эгины», «Танец гадитанских дев». Глубоко впечатлит и драматический танец — призыв к восстанию Спартака. С большой изобразительной силой и размахом написаны также сцены игр-сражений гладиаторов.
О каких бы произведениях Хачатуряна мы сегодня ни вели речь, будь то его Вторая симфония, сюита из музыки к драме Лермонтова «Маскарад», «Торжественная поэма», Концерт для виолончели с оркестром или музыка к фильмам «Русский вопрос», «У них есть родина», «Сталинградская битва», «Секретная миссия», «Адмирал Ушаков», «Корабли штурмуют бастионы», «Салтанат», «Отелло», — нам, по большому счёту, не хватит ни времени, ни газетных полос, чтобы даже обзорно и бегло рассмотреть эти творения, а также и все другие, сочинённые великим композитором. Ему рукоплескали во всём мире, признавая гениальность этого самобытного автора, прославившего как свой древний армянский народ, так и всё музыкальное советское искусство, признававшееся и ценившееся в большинстве зарубежных стран.
Когда Вторая симфония Хачатуряна в 1960 году прозвучит в зале Плейеля в Париже, «Юманите» напишет: «Две тысячи человек оказали Хачатуряну умопомрачительный приём… Впервые во Франции прозвучала Вторая симфония Хачатуряна. Это сочинение несёт в себе черты эпохи. Оно выражает героизм народа и трагическое в его титанической борьбе».
И так композитора принимали везде… Его концерты пользовались ошеломляющим успехом, а тех, кому удавалось их посетить, справедливо считали счастливцами. Шутка ли: видеть и слышать самого Хачатуряна — армянского гения из Советской России, музыка которого завораживала, волновала и возвышала одновременно…
Буржуазные средства массовой информации при сём, конечно же, не дремали. Выполняя политический заказ своих хозяев, писаки от прессы, пытаясь выдающегося советского композитора спровоцировать, задавали ему вопросы, касавшиеся свободы творчества в СССР, ожидая какой-либо сомнительной по содержанию сенсации.
«Свободно ли творчество в Советском Союзе? — писал Хачатурян в одной из своих статей. — Как ни странно, но среди других вопросов, задаваемых на зарубежных пресс-конференциях, встречаются и такие. Отвечая на них, невольно улыбаешься, и перед тобой с особой отчётливостью всплывает всё, что окружает нас дома, на Родине. Мне всегда хочется, чтобы люди, спрашивающие о свободе творчества, сами приехали в нашу страну. <…>
Мне хотелось бы захватить их с собой, этих интервьюеров, в одно из своих турне. Скажем, по Сибири. Приехав туда, они узнали бы, что всюду — от Новосибирска до Алтая — билеты на симфонические концерты бывают проданы задолго до начала гастролей. В городе угля Прокопьевске они увидели бы не только переполненный шахтёрами концертный зал, но и детей, занимающихся в музыкальной школе. <…>
Мне было бы приятно пригласить гостей в сёла Армении на встречу с моими избирателями. Когда земляки послали меня в советский парламент, я обещал приезжать к ним с творческими рапортами. С тех пор мы часто встречаемся в клубах, построенных колхозами. А клубы эти таковы, что на их сценах свободно размещается симфонический оркестр Ереванской филармонии — все семьдесят пять человек, приезжающих вместе со мной. <…>
Если же гости не захотят путешествовать и пожелают ограничиться «только» Москвой, <…> готов представить гостям инженеров, рабочих, служащих Химического завода, и уверен, что серьёзность этих людей, их понимание музыки, их строгий и тонкий вкус покорят даже самого предубеждённого собеседника. Между тем люди этого завода — всего-навсего участники музыкальной самодеятельности!.. <…>
Выращивая талант, государство и народ всегда заботятся о его будущем, о том, чтобы создать для совершенствования художника самую благотворную среду, включая и материальное обеспечение. Мы можем работать и отдыхать в специальных домах творчества, расположенных в тихих, живописных уголках страны. Мы пишем музыку, книги, картины, никогда не задумываясь о материальных результатах: потребность в талантливых произведениях поистине неограниченна.
Если бы надо было одним словом охарактеризовать наши взаимоотношения с народом, то этим словом было бы единение. А оно включает в себя и кровную общность целей, и взаимную заинтересованность, и умение спорить, искать истину в столкновении открыто выраженных взглядов. Таким единением мы дорожим больше всего. <…> Мы творим свободно, свободно избирая путь, по которому мы хотим идти и идём вместе с народом.
Вот почему на вопрос, свободны ли советские художники в своём творчестве, я с чистым сердцем отвечаю: да!»
Только в свободной, окрылённой боевыми и ратными подвигами народа стране мог творить такой титан, как Арам Хачатурян. Своей любимой Советской Родине он и посвящал свои выдающиеся и непревзойдённые произведения, давно ставшие бессмертными…
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
