По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор — Николай Мусиенко
Как рождается картина, почему художник выбрал для неё этот, а не иной сюжет? Чаще всего сие есть тайна за семью печатями. Вот и Василий Иванович Суриков, работавший над каждым из своих исторических полотен долго, по нескольку лет, никому прежде времени не раскрывал своих творческих замыслов, а поздно вечером, отправляясь из мастерской домой отдохнуть, тщательно задёргивал шторы перед натянутым на огромный подрамник холстом. Однако у его любимой дочери Оли, рано оставшейся без матери, были очень наблюдательные глазки. Она всё подмечала, всем, что делал отец, интересовалась и даже, представьте себе, давала порой папе весьма дельные советы. А потом, когда подросла Наташа, её дочка и, соответственно, внучка знаменитого живописца, всё запомнившееся мама пересказала ей, да со всеми подробностями. Внучка же Сурикова, ставшая писательницей Натальей Кончаловской (её отцом был тоже известный художник Пётр Кончаловский), написала про деда книгу «Дар бесценный», в которой услышанное от матери изложила на бумаге. Это, несомненно, лучшая книга о великом Сурикове, полная ярких красок и щедро согретая родственной теплотой. И в ней, между прочим, зафиксирован тот самый момент, своего рода толчок, послуживший отправной точкой для работы художника над картиной «Переход Суворова через Альпы».
Василий Иванович с дочерьми летом 1895 года приехал отдохнуть в родной Красноярск к младшему брату Александру. По вечерам в дом приходили гости, в комнатах звенела гитара, а ещё звучали… неинтересные для художника разговоры. И вот он во время одного из таких визитов скучных сослуживцев брата и их безликих жён вдруг исчез. Александр, спохватившись, отправился на поиски «пропавшего».
«Он обежал конюшню, огород, заглянул в дорожный тарантас, стоявший в дальнем углу, — брата нигде не было, — пишет Наталья Кончаловская. — Заметив откинутый замок на двери баньки, вошёл внутрь и тотчас попал в удивительную, сказочную тишину, где «русским духом пахнет». Пробеленные от постоянного пара полы и лавки и тёмно-янтарные брёвна сруба издавали какой-то извечный запах чистоты и замшелости вместе. Днём от нетопленной, кажущейся огромной печи веяло холодком и таинственностью, а в молчаливой, зияющей чернотой топке, конечно же, пряталась «нечисть»! Солнце сквозь низенькие окна яркими квадратами ложилось на покатый белый пол. На лавке, закинув руки под голову, крепко спал брат Василий. Рядом стояли баночка с водой и ящик с акварельными красками. А на развёрнутой странице альбома был нарисован акварелью угол баньки с окном, за которым белела метелица цветущей черёмухи.
Александр Иванович, смеясь, стал тормошить брата:
— Ты что же, хозяин? Сбежал от гостей? Да ты, брат, точно Суворов. Тот, бывало, в селе Кончанском — помнишь, он туда сослан был без права ношения мундира, — от неугодных гостей в рожь убегал. Гости его ищут, беспокоятся, а он себе храпит во ржи…
— Так, говоришь, во ржи спал? Это лихо!
— Я, Вася, теперь зачитываюсь книгой Петрушевского «Генералиссимус Суворов». До чего же интересным и прекрасной души человеком Суворов был! Вот бы тебе почитать.
Они вышли в огород на тропку меж грядами, где неистово пахло укропом и мятой. Дочери, стоявшие на верхнем балкончике, опершись на перила, наблюдали, как они идут по тропе, останавливаясь и о чём-то беседуя, смеясь и снова шагая друг за другом и опять останавливаясь за разговором.
С этого вечера братья ежедневно читали Петрушевского. Василий Иванович снова попал в плен. Новая ноша легла на плечи… А в альбоме уже хранились наброски самых первых, понятных только ему одному композиций «Суворова в Альпах»…»
Но только вернувшись в Москву, Суриков счёл возможным сообщить брату: «Я задумал новую картину писать. Тебе скажу под строжайшим секретом: «Переход Суворова через Альпы». Должно выйти что-нибудь интересное. Это народный герой».
Следующие полтора года в письмах брату Саше про «суворовскую» картину молчок. И лишь в апреле 1897 года о ней снова зашла речь: «…после пасхи, бог даст, думаю начинать картину «Суворов». Холст уже выписан из-за границы, подрамок готов. Мне дали комнату в Историческом музее. Я её отгородил дощаной перегородкой, чтобы мне не помешали работать. Картина будет 7 аршин в высоту и 5 в ширину. Такой комнаты в частной квартире не найдёшь».
За эти полтора года художник успел и основательно «подковаться» — прочитал о Суворове всё, что смог найти в библиотеках, архивах, музеях. Особенно его впечатлило описание альпийского похода, сделанное самим Суворовым в донесении императору Павлу I от 3 октября 1799 года: «На каждом шаге в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти. Дремучие, мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, лиющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменьями с вершин низвергавшихся, увеличивали трепет. Там явилась зрению нашему гора Сен-Готард, этот величающийся колосс гор, ниже хребтов которого громоносные тучи и облака плавают, и другая, уподобляющаяся ей, Фогельсберг. Все опасности, все трудности были преодолены, и при таковой борьбе со всеми стихиями неприятель, гнездившийся в ущельях и в неприступных, выгоднейших местоположениях, не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на этом новом театре: он всюду прогнан. Войска Вашего Императорского Величества прошли через тёмную горную пещеру Урзерн-Лох, заняли мост, удивительною игрой природы из двух гор сооружённый и проименованный Тейфельсбрике (Чёртов мост. — Н.М.). Оный разрушен неприятелем; но это не остановило победителей, они связывают доски шарфами офицеров; бегут по этим доскам, спускаются с вершин в бездны и, достигая врага, поражают его всюду…»
Как позже скажет Суриков про «Переход Суворова через Альпы», «главное в картине — движение. Храбрость беззаветная». Причём храбрость эта на суриковской картине пополам со… смехом. В одной из биографий Суворова художник вычитал, как полководец, заметив группу усталых, измученных тяготами похода гренадер, уныло сидящих на холодных камнях, подъехал к ним и… запел народную песню:
Что девушка плачет,
Что с красной случилось…
И седоусые гренадеры, которых их любимый «отец-командир» в шутку назвал «девушками», не смогли удержаться от смеха, сразу приободрились. Именно этот случай перенёс Суриков на своё полотно…
Работая над любой из своих картин, художник всегда стремился быть предельно точным даже в мельчайших деталях изображаемого. Так, он с удовлетворением отмечает в одном из писем, что достал в Петербурге подлинные мундиры павловских солдат. А сами Альпы? Не на Кавказе же или под Красноярском их зарисовывать! И он решает: «Поеду в Швейцарию. Снежные горы писать буду для «Суворова».
Сказано — сделано. Вот строки из писем брату Александру: «Ну, вот мы и в Швейцарии. Гор, брат, тут поболее, чем у нас в Красноярске… Я всё хожу в горы писать этюды. Воздух, брат, отличный! Как в горах у нас в Сибири… Льды, брат, страшной высоты. Потом вдруг слышно, как из пушки выпалит, это значит какая-нибудь глыба рассыпалась. Эхо бесконечное».
Причём художник во время этого путешествия не просто созерцал и зарисовывал пейзажи Альп — он пытался представить, что испытывали суворовские «чудо-богатыри» в легендарном походе: «Около Интерлакена сам по снегу скатывался с гор, проверял. Сперва тихо едешь, под ногами снег кучами сгребается. Потом — прямо летишь, дух перехватывает».
А образ Александра Васильевича Суворова Суриков поначалу пытался списать с гравюр, в избытке печатавшихся тогда в книгах и журналах, или с парадных скульптурных портретов, где полководец изображался со всеми фельдмаршальскими регалиями или вообще в виде древнеримского бога войны Марса. Не то! Помог случай. Будучи однажды в Красноярске, художник зашёл «на огонёк» к соседу и застал у него старого казачьего офицера, сидевшего скромненько где-то в уголке. Василий Иванович поначалу даже не обратил на него внимания. Но вдруг за беседой старик повернулся к нему в профиль, рассказывая что-то смешное. И в том, как собрались пучки морщин на его виске, и в хрящеватом удлинённом носе, и в саркастической улыбке Суриков узрел давно взлелеянный в душе и воображении облик своего героя.
«…Теперь в мастерской были собраны все этюды Суворова — и крупные, и поясные, и на коне, — повествует в своей книге Наталья Кончаловская, предоставляя нам редчайшую возможность заглянуть в творческую «лабораторию» художника. — Надо было его «уставить» в картину… Вначале он было думал посадить его на коня, но при такой позе утрачивалось впечатление тесной связи полководца с солдатами. Генералиссимус верхом на коне стоял над обрывом как памятник.
— Помнишь три военных правила Суворова? — говорил Василий Иванович дочери, прихлёбывая чай с блюдца. — «Первое — глазомер: как в лагере встать, где атаковать. Второе — быстрота: при сей быстроте люди не устали. Неприятель не знает, считает за сто вёрст… И вдруг мы на него, как снег на голову. А третье — натиск: нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет… У неприятеля те же руки, да русского штыка не знают!..» Ну-ка, Олечка, отойди в тот угол да посмотри, как я поставил его на уступ… Не пойму пропорции…
Оля отошла в дальний угол мастерской. С левой стороны холст был не закрашен. По белому грунту была нарисована углём конная фигура Суворова. Её трудно было проверить вне цвета. Оля представила себе серого коня, белые брюки полководца, его синий плащ, и ей показалось, что он наступает на солдат.
— Если хочешь по глазомеру, папочка, то вот что я тебе скажу: Суворов и его конь просто велики, они выпирают, давят. И лица солдат становятся мелки, и горы приплюснуты… — Оля замолчала, встревоженно поглядев на отца тёмными блестящими глазами.
Он улыбнулся:
— Так и есть! Умница ты моя! И вообще коня надо убрать до половины, чтобы он не мешал общему ритму движения… Вот у тебя глазомер — дар бесценный!
Василий Иванович пододвинул стремянку и через минуту был уже наверху с тряпкой. Он стёр Суворова и начал углём врисовывать фигуру в меньшем размере и отступя от катящейся вниз толпы.
— А здесь, слева, казачишку поставлю… Там ведь его коня два казака под уздцы держали. Суворов всё рвался соскочить с коня и ринуться вместе со всеми… А они его не пускали: «Сиди, сиди!» — говорили. — Василий Иванович углём набрасывал чуть пригнувшуюся в седле фигуру полководца. — Вот так будет точно! — Он спрыгнул со стремянки и отошёл в сторону, чтобы проверить.
— А знаешь что, папочка? Боюсь, что верхние солдаты нижним на штыки попадут при таком стремительном движении вниз. — Оля беспокойно смотрела на отца.
— Да, наверно, так и будет! — засмеялся он.
— Может быть, убрать штыки? — нерешительно предлагает Оля.
— Ни за что! Красота в сверкании. Нельзя русскому солдату без штыка…
До темноты Оля пробыла у отца в мастерской. Когда они собрались домой, фигура полководца была найдена и уже обведена контуром.
— Завтра напишу его, — уверенно говорил Василий Иванович, моя руки в медном тазу, что стоял в углу на табурете. — Завтра Суворов в синем плаще будет махать треуголкой своим солдатикам…»
Ни одна из картин Сурикова не вызвала таких противоречивых суждений, как «Переход Суворова через Альпы» (она впервые была показана публике на XXVII Передвижной выставке в Петербурге в марте 1899 года). К числу её хулителей примкнул даже сам Лев Толстой. Как рассказал в своём дневнике композитор Сергей Иванович Танеев, «Лев Николаевич возмущён картиной Сурикова, на которой он изобразил Суворова делающим переход через Альпы. Лошадь над обрывом горячится, тогда как этого не бывает: лошадь в таких случаях идёт очень осторожно. Около Суворова поставлено несколько солдат в красных мундирах. Л.Н. говорил Сурикову, что этого быть не может: солдаты на войну идут, как волны, каждый в своей отдельной группе. На это Суриков ответил, что «так красивее»…»
Пожалуй, наиболее близким к истине оказался ныне забытый критик Сизов, опубликовавший пространный отзыв о картине в «Московском листке». Начал он с того, что «…наш известный «гениальный практик по военным делам» Василий Васильевич Верещагин печатно указал на отчаянные несообразности в картине: он лично никогда не позволил бы так именно спущать на верёвках пушки; верх нелепости примкнутые штыки: спускаясь по снежной горе, не отомкнув предварительно штыков, солдаты должны были переколоть друг друга…»
Приведя это неблагожелательное мнение художника-баталиста, автор статьи вдруг делает неожиданный для читателей, но вполне убедительный вывод: «А ведь картина-то всё же осталась, стоит себе и производит сильное впечатление… Взгляните на этого старика, на этих смеющихся на краю пропасти солдат, и что-то радостно и торжественно зазвучит внутри: а ведь перейдут Альпы… Вот в чём дело! Подите, напишите это и скажите мне — какой тут должен быть рисунок, какие краски, общий колорит?! Тут нужна душа… Тут необходимо простое, но ещё «недообследованное» нашей наукой «сродство духовного начала», и никакие «очень умные» рассуждения тут решительно ничему не помогут».
А в заключение процитирую весьма примечательные строки из мемуаров художника-пейзажиста Витольда Бялыницкого-Бирули:
«Вспоминается ещё один яркий эпизод, когда Василий Иванович захотел показать военным специалистам свою только что оконченную картину «Переход Суворова через Альпы»: ему было интересно проверить впечатление и узнать мнение военных о картине. Мне посчастливилось быть при этом осмотре. Здесь присутствовали человек 15 военных — академиков и штабных офицеров. После глубокой тишины один из них, старший по рангу, обратился к Сурикову: «Всех нас, конечно, очень взволновала ваша картина, мы любим и очень уважаем вас как художника. Но позвольте заметить вам, что у нас, военных, существуют определённые законы и положения при походах, а тем более в горах, — штыки должны быть сомкнуты. И потом, мне кажется, что Суворов у вас появился на коне как-то случайно, нет впечатления, что он весь путь шёл вместе со своими солдатами». Никогда не забуду ответа Сурикова: «Я очень много думал над этой картиной. Мне хотелось создать образ Суворова как легендарного русского полководца, единственного полководца, не знавшего поражений. Его солдаты знали только одно слово — «вперёд». Это полководец, о котором и песню сложили, и сказку сказали. Говорите, штыки по уставу не сомкнуты? Так все походы Суворова были не по уставу».
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
