Александр Дьяченко: «Столыпин: фейки и факты»

Александр Дьяченко: «Столыпин: фейки и факты»

По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»

Автор статьи — Александр Дьяченко

Профанация истории на российском телеэкране не знает границ

На лавры первейшего фейка уходящего года, без всякого сомнения, претендует рекламный сериал «Вот если бы тогда был банк ВТБ!», его без устали крутят на всех федеральных телеканалах. «А не замахнуться ли нам на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?» — подумали банкиры-фейкомёты. И замахнулись: аж целых шесть серий псевдоисторического и псевдохудожественного сериала «Столыпин» проспонсировали.

А между тем фигура П.А. Столыпина заслуживает гораздо более серьёзного к себе отношения. Из него нынче пытаются соорудить чуть ли не памятник герою, отдавшему жизнь на благо Отечества. Хотя хорошо известно, какими отнюдь не геройскими «подвигами» он остался памятен в истории. «Столыпинские реформы» были очередным ограблением крестьян и по своей сути — настоящим фейком.

  Дабы зритель случайно не перепутал, что он на самом деле посмотрел, в самом начале финальных титров каждой серии «Столыпина» крупными буквами изображены благодарности банку ВТБ и лично Андрею Костину. Мало ли что? Вдруг кто-то действительно подумает, что посмотрел исторический фильм. Тем более что на другом титре написано, что фильм снят якобы по книге Бориса Фёдорова «Пётр Столыпин: Я верю в Россию». И только в самом конце титров в списке костюмеров, гримёров, водителей, бухгалтеров и прочей обслуги обозначен персонаж под названием «консультант по П.А. Столыпину».

Но мало ли что на заборе можно написать? Б. Фёдоров (ныне покойный), хоть и был членом команды Явлинского и Гайдара, занимал министерские посты при Ельцине, и его фото украшает Ельцин-центр, но ничего похожего на сценарий данного сериала не сочинял. Его книжка — весьма наукообразная монография о скучных экономических и политических материях — основана на мемуарах и исторических материалах. Фёдоров дискутирует с советской точкой зрения на Столыпина и пытается доказать, почему «Пётр был прав».

Так что, уже начиная с титров, с указания книги Б. Фёдорова как на источник, — перед нами фейк в духе изумительно безвкусных подделок «Вот если бы тогда был банк ВТБ!».

Однако фейк фейку рознь. Одно дело травить байки о Татьяне Лариной, уже замужней даме, которая, увидев у Онегина кредитную карту ВТБ, забывает о супруге-генерале, вновь воспылав страстью к Евгению… Другое дело — шесть серий по 50 минут каждая — метать в зрителя фейки на материале достаточно скучном и не простом для понимания (Столыпин ведь прослыл реформатором на ниве экономики и политики). Тут закатыванием глаз актрисы, изображающей Татьяну Ларину, которая восторгается сервисом банка ВТБ, не обойдёшься. Нужны герои, нужен конфликт, нужна мелодрама — иначе зрителя федеральных каналов не заманишь смотреть данное фейк-шоу с политическим душком.

Представьте, что вам надо заставить умственно отсталых смотреть кино о «великом Столыпине» либо сделать умственно отсталыми тех, кто кино посмотрит и поверит в увиденное… Ваши действия? Каким должен быть сюжет? Какой форма повествования? Кто должен играть главную роль?

Желательно, чтобы ваш фильм был похож на комикс — набором простейших для восприятия и понимания сценок-скетчей, стремительно сменяющих друг друга, как цирковые трюки. А роль Столыпина лучше всего отдать какому-нибудь полюбившемуся массовой аудитории актёру, к которому УЖЕ приклеился имидж героя-правдоруба и борца с коррупционерами и преступниками.

Впрочем, проспонсированные банком ВТБ мастера фейкометания знают, что и как надо делать. Вместо всем хорошо известной истории чиновничьей карьеры, а затем гибели главы правительства царя Николая II П.А. Столыпина авторы сериала показали выдуманную «лав-стори» некоего революционера-террориста из группы боевиков-эсеров Савинкова, которые и казнили Столыпина в 1911 году. По сюжету, намереваясь совершить теракт против премьер-министра, романтичный боевик внезапно влюбляется в одну из дочерей своей потенциальной жертвы, отчего у террориста пропадает воинственный пыл и с боевым заданием он не справляется.

В фильме акцент сделан именно на деятельности террористов и на подготовке к терактам и их совершении. Но при этом известные из истории события проходят в сериале лишь некоей тенью к основной сюжетной линии — высосанной из пальца романтической привязанности фейкового революционера. Любовь у него, понятное дело, заочная, напоминает нынешние взаимоотношения, которые завязываются между молодыми людьми в социальных сетях, или, как раньше сказали бы, любовь по переписке. Несчастный «Ромео» пишет предмету обожания пылкие письма и получает от неё сочувственные ответы. Многочисленные выдуманные авторами сериала события, связанные с сердечными переживаниями главного героя, и составляют большую часть повествования.

Что касается собственно Столыпина, то его фигура весьма неудобна для прославления (о чём подробнее будет сказано далее), хотя целью фильма является именно это. И дабы решить непростую задачу, изображать Столыпина доверено одному из популярных и любимых публикой артистов. А именно Александру Устюгову, исполнителю главной роли (полицейского Романа Шилова) в культовом сериале «Ментовские войны», который снимался одиннадцать (!) сезонов подряд и имел оглушительный успех. Последний сезон из 16 серий вышел в 2018 году. Следует признать, что данный сериал — один из лучших в своём жанре и его поклонники до сих пор надеются на продолжение, а Устюгов здесь на своём месте.

Однако наблюдать Устюгова, изображающего Столыпина, — настоящее испытание! Постаревший, располневший артист с наклеенной бородой и тщательно подбритым лбом (собственных залысин у него нет) мало того что изображает полицмейстера Шилова, дослужившегося наконец до генеральского чина… Он к тому же шесть серий подряд почти постоянно говорит либо шёпотом, либо полушёпотом. Слушать, как разговаривает устюговский Столыпин, — не для слабонервных!

И когда Столыпин-Шилов громко произносит с думской трибуны, подобно нынешнему американскому избранному президенту Трампу, сакраментальную фразу «Мейк Раша грейт эгейн», то бишь «Нам нужна великая Россия», зритель облегчённо вздыхает: ну наконец-то он перестал пришепётывать!

Вот эта-то высокопарная фраза и есть единственное, что связывает проспонсированный ВТБ сериал и реально существовавшего Столыпина. Столыпин вообще был склонен к позёрству и выспренней фразе, и, видимо, именно благодаря ораторскому дару он сумел составить о себе впечатление как о «великом реформаторе». Известный литературовед князь Д.П. Святополк-Мирский (1890—1939) в своей «Истории русской литературы с древнейших времён по 1925 год» написал: «А многие из посещавших заседания Думы утверждали, что лучшим оратором, которого они когда-либо слыхали, был вовсе не член Думы, а премьер-министр П.А. Столыпин».

Впрочем, о бесконечной бездарности данного кино можно рассуждать долго, но оно того не стоит, есть вещи и посерьёзнее, которые следовало бы обсудить. Скажем, у склонного к анализу зрителя к заезженной фразе Столыпина и к авторам сериала возникает вопрос: а почему таки Россия при Столыпине стала не великой? Была-была великой — и вдруг перестала ею быть! С чего бы это? Авторы фейкофильма намекают, что не великой Россия стала из-за деятельности фейковых же революционеров, показанных в данном кино как немногочисленное сборище недоумков, маньяков, убийц, алкоголиков, наркоманов и тому подобных маргинальных личностей, представляющих отбросы общества.

Но ведь у таких людей не может быть ни власти, ни рычагов влияния… Как они могли лишить Россию былого величия? Что-то совсем глупо и нелогично получается. А ведь качественный фейк должен быть всё же хотя бы логичным, чтоб в него поверили простодушные необразованные массы. Ну вот, к примеру, та же фейковая Ларина Татьяна — взяла и бросила мужа ради владельца карты ВТБ Онегина. Логично? Логично! Могло быть такое? Конечно! В окружении Костина и других спонсоров и авторов данного фейка наверняка такое бывало и не раз. Но вот как сборище уродов и недоумков смогло Россию из великой сделать не великой — не понятно!

Тут наверняка потрудились особы гораздо более влиятельные и благовоспитанные. Члены монаршей семьи, к примеру. Иные высокородные дворяне. Словом, ЛПР — лица, принимающие решения, как теперь говорят. Отмороженных и полусумасшедших фейко-революционеров, показанных в сериале ВТБ, к ЛПР причислить вряд ли возможно. Они-то, может, и хотели бы порулить государством, да «хто ж им дасть»? Для этого в России всегда были обученные люди и кланы.

Скажете, что мы преувеличиваем? А Льву Николаевичу Толстому поверите? Его невозможно обвинить в преувеличениях, он жил в одно время со Столыпиным и царём Николаем Романовым и даже имел с обоими переписку. Вот строки из его статьи 1908 года «Не могу молчать» (один из предварительных вариантов, в окончательном же, опубликованном в прессе, фамилии Романова и Столыпина удалены, видимо, по цензурным соображениям):

«Обращаюсь ко всем участникам непрестанно совершающихся под ложным названием закона преступлений, ко всем вам, начиная от взводящих на виселицу и надевающих колпаки и петли на людей-братьев, на женщин, на детей, и до вас, двух главных скрытных палачей, своим попустительством участвующих во всех этих преступлениях: Петру Столыпину и Николаю Романову.

Опомнитесь, одумайтесь. Вспомните, кто вы, и поймите, что вы делаете».

Речь здесь не о реформах, а об учреждённых по стране Столыпиным военно-полевых судах для устрашения и усмирения бунтующего народа при помощи виселиц — «столыпинских галстуков». Склонный к позёрству Столыпин осуществлённые им массовые убийства обосновывал эффектной фразой: «Надеюсь, что потомки отличат кровь на руках врача от крови на руках палача».

Но современники, в ком жива была совесть, реагировали на происходящее иначе. У Льва Николаевича Толстого в подготовительных материалах к названной статье читаем: «Беру в руки газету, в заголовке: 7 смертных казней — 2 там, 4 там, 1 там, 8 смертных приговоров. То же было вчера, то же 3-го дня, то же каждый день, уж месяцы, чуть не годы. И это делается в той России, в которой не было смертной казни, отсутствием которой как гордился я когда-то перед европейцами. И тут неперестающие казни, казни, казни. То же и нынче. Но нынче это что-то ужасное, для меня, по крайней мере, такое, что я не могу не то что молчать, не могу жить, как я жил, в общении с теми ужасными существами, которые делают эти дела. Нынче в газете стоят короткие слова: исполнен в Херсоне смертный приговор через повешение над 20 крестьянами, т.е. 20, двадцать человек из тех самых, трудами которых мы живём, тех самых, которых мы развращаем всеми силами, начиная с яда водки, которой мы спаиваем их, и кончая солдатством, нашими скверными установлениями, называемыми нами законами, и, главное, нашей ужасной ложью той веры, в которую мы не верим, но которою стараемся обманывать их, 20 человек из этих самых людей, тех единственных в России, на простоте, доброте, трудолюбии которых держится русская жизнь, этих людей, мужей, отцов, сыновей, таких же, как они, мы одеваем в саваны, надеваем на них колпаки и под охраной из них же взятых обманутых солдат мы взводим на возвышение под виселицу, надеваем по очереди на них петли, выталкиваем из-под ног скамейки, и они один за другим затягивают своей тяжестью на шее петли, задыхаются, корчатся и, за три минуты полные жизни, данной им богом, застывают в мёртвой неподвижности, и доктор ходит и щупает им ноги — холодны ли они. И это делается не над одним, не нечаянно, не над каким-нибудь извергом, а над двадцатью обманутыми мужиками, кормильцами нашими. А те, кто главные виновники и попустители этих ужасных преступлений всех законов божеских и человеческих — г-н Столыпин говорит бесчеловечные, глупые, чтоб не сказать отвратительные, спокойные речи, старательно придуманные глупости […] и самый глупый и бесчеловечнейший из всех г-н Романов, называемый Николай вторый, смотрит казачью сотню и за что-то благодарит».

И если бы авторы и спонсоры сериала «Столыпин» ставили перед собой благородные цели и задачи, добросовестно отнеслись бы к делу, то они сняли бы не шесть, а сто шесть серий о деятельности Столыпина. И каждую из этих серий можно было бы начинать и заканчивать какой-нибудь казнью по постановлению военно-полевого суда имени Столыпина.

Что касается реформ Столыпина, то им в шестисерийном фильме посвящено всего минуты полторы. За это время Устюгов-Столыпин успевает лишь назвать основные внесённые им на рассмотрение Думы законопроекты. Названия красивые, сильно напоминают по форме и подаче нацпроекты нынешних времён. Общая их идея: за всё хорошее против всего плохого, по первейшим западным образцам. По разным оценкам, реформаторские меры Столыпина имели своим источником разнообразный опыт преобразований в европейских странах того времени, «подогнанный» под российскую специфику.

Политический смысл аграрной реформы — главной из всех, затеянных Столыпиным, разъяснён им же самим в думской речи, произнесённой 5 декабря 1908 года: «Настолько нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических устоях, крепкий личный собственник, настолько он является преградой для развития революционного движения».

Деятельность Столыпина — вынужденная реакция монархии на события революции 1905—1906 годов. Главная цель — усмирить, успокоить крестьян, изменить ситуацию в аграрном секторе так, чтобы власть царя и помещиков не пострадала, а усилилась. И чтобы революционное движение сошло на нет.

Царское правительство, призвав Столыпина к власти, откровенно перешло к политике «бонапартизма», беспринципной и коварной, построенной на принципе «разделяй и властвуй».

«Бонапартизм, — писал В.И. Ленин в 1908 году, — есть лавирование монархии, потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору, — монархии, которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть, — заигрывать, чтобы управлять, — подкупать, чтобы нравиться, — брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке […] И аграрный бонапартизм Столыпина, вполне сознательно и непоколебимо твёрдо поддерживаемого в этом пункте и черносотенными помещиками и октябристской буржуазией, — не мог бы даже родиться, а не то что продержаться вот уже два года, если бы сама община в России не развивалась капиталистически, если бы внутри общины не складывалось постоянно элементов, с которыми самодержавие могло начать заигрывать, которым оно могло сказать: «обогащайтесь!», «грабь общину, но поддержи меня!». Поэтому безусловной ошибкой была бы всякая оценка столыпинской аграрной политики, не учитывающая, с одной стороны, её бонапартистских приёмов, с другой стороны, её буржуазной (= либеральной) сущности».

На реакционный характер столыпинских реформ довольно откровенно указал ельцинский экс-министр, либеральный экономист Б. Фёдоров: «Сам П. Столыпин всегда считал себя прежде всего помещиком и гордился этим. По сути дела, шла речь о развитии рыночных отношений, о повышении эффективности сельского хозяйства, о спасении России, а не изменении существа политической и экономической системы».

Словом, Столыпин — это эдакий Гайдар самодержавного разлива. Но даже несколько не дотягивает до Гайдара, потому что последний занимался-таки коренной ломкой, разрушением социалистического государства. Столыпин же действовал по принципу: реформы реформами, но при этом ничего кардинально не меняем, власть царя и помещиков должна оставаться незыблемой, парламент в виде Думы — лишь декорация, а не полноценный демократический орган. И именно подобное «благонамеренно-самодержавное» наполнение реформ и сделало Столыпина фигурой, ненавистной для большинства сословий царской России.

В статье «Столыпин и революция» (газета «Социал-Демократ», октябрь 1911 г.) В.И. Ленин так формулирует политический смысл деятельности «министра-реформатора»:

«Столыпин — министр такой эпохи, когда крепостники-помещики изо всех сил, самым ускоренным темпом повели по отношению к крестьянскому аграрному быту буржуазную политику, распростившись со всеми романтическими иллюзиями и надеждами на «патриархальность» мужичка, ища себе союзников из новых, буржуазных элементов России вообще и деревенской России в частности. Столыпин пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом последнем, последнем мыслимом для царизма пути. Помещичья монархия Александра III пыталась опираться на «патриархальную» деревню и на «патриархальность» вообще в русской жизни; революция разбила вконец такую политику. Помещичья монархия Николая II после революции пыталась опираться на контрреволюционное настроение буржуазии и на буржуазную аграрную политику, проводимую теми же помещиками; крах этих попыток, несомненный теперь даже для кадетов, даже для октябристов, есть крах последней возможной для царизма политики».

Исключительно самодержавная направленность реформ, крайняя жестокость и прямолинейность Столыпина при подавлении бунтов и проведении реформ (военно-полевые суды и «столыпинские галстуки»-виселицы по всей стране, «столыпинские вагоны» как символ вынужденного переселения миллионов крестьян в Сибирь) сделали его ненавистной фигурой для многомиллионной России.

От деятельности Столыпина почти никто не выиграл — ни миллионы крестьян, ни сотни тысяч дворян. Разве что немногочисленные богатеи-кулаки и крупные землевладельцы остались довольны. Да и царь привечал Столыпина, называл «русским Бисмарком», одаривал званиями и наградами, принимал его законы указами, если Дума отказывалась их принимать, распускал Думу по требованию Столыпина неоднократно.

Выступая 10 (23) мая 1907 года в Думе, Столыпин изложил правительственную концепцию разрешения аграрного вопроса, которая носила помещичий и антикрестьянский характер. Основные тезисы её таковы. Землевладельцы «не могут не желать иметь своими соседями людей спокойных и довольных вместо голодающих и погромщиков». Программа левых партий неприемлема в принципе, ибо «она ведёт к социальной революции». Поэтому кадетский проект «принудительного отчуждения» помещичьих земель в пользу крестьян (вариант национализации) полностью отвергается. Государство должно за деньги выкупать землю у помещиков-дворян, а затем в кредит продавать её тем крестьянам, которые способны её купить и обрабатывать.

По Столыпину, выбор делался между «крестьянином-бездельником и крестьянином-хозяином» в пользу последнего. «Всегда были и будут тунеядцы», — решительно заявил премьер. Правительство всегда «делало ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и на сильных […] Нельзя ставить преграды обогащению сильного для того, чтобы слабые разделили с ним его нищету». Государство не должно поддерживать слабых, потому что только «право способного, право даровитого создало и право собственности на Западе». И этого «сильного крестьянина» необходимо срочно освободить от пут общины, передав его долю общинной земли в собственность.

Фактически речь шла о жёсткой сегрегации малоземельных и безденежных крестьян по сравнению с кулаками-богатеями. Кроме того, был также запущен маховик уничтожения крестьянской общины, который со временем стал, по сути, принудительным: община не то что не могла препятствовать выходу крестьянина, но обязана была в очерченные законом сроки выделить ему землю в частную собственность.

«Существо столыпинской реформы заключалось в том, чтобы, отменив оставшиеся выкупные платежи, дать возможность всем крестьянам право свободно выходить из общины и закреплять за собой надельную землю в наследуемую частную собственность, — разъясняет политику Столыпина Борис Фёдоров. — При этом подразумевалось, что чисто экономическими методами можно побудить помещиков продавать свою землю крестьянам, а также использовать государственные и иные земли для наделения ими крестьян. Предполагалось, что постепенно число крестьянских собственников и площадь земли в их руках будут возрастать, а община и помещики будут ослабевать. […] Многие помещики уже продавали земли, а Крестьянский банк их покупал и продавал на условиях льготного кредитования желающим крестьянам».

Однако эти планы Столыпина не были, да и не могли быть реализованы, так как их фундаментом была «прекраснодушная» недостижимая цель: подтолкнуть помещиков и крестьян к реформе без нарушения права частной собственности. Эту идею Столыпин сформулировал в думской речи 16 ноября 1907 года: «Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками, — бунт погашается силою, — а признание неприкосновенности частной собственности, и как последствие отсюда вытекающее — создание мелкой земельной собственности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшенного землепользования — вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы».

Однако за туманом слов невозможно было скрыть смысла навязанных деревне реформ. Выступая в Думе, депутат-крестьянин А.Е. Кропотов заявил:

«И вот мои избиратели мне говорили о том, что закон 9 ноября — это помещичий закон, который делает из крестьян деревенских кулаков и помещиков, а из бедняков — батраков, вечно голодных работников». Бедняков миллионы, «но обезземелила их не община, а обезземелили их тяжёлые прямые и косвенные налоги·… Конечно, может быть, помещикам интересно наделать безземельных и малоземельных; рабочие руки будут дешевле».

Крестьянин-трудовик И.С. Томилов также оппонировал Столыпину, который рассуждал о «захребетниках» и «лодырях»:

«Кто эти захребетники? А захребетники у нас привилегированное сословие — дворянство, духовенство и правительство. В результате применения указа 9 ноября большинство земель перейдёт в руки капиталистов и кулаков и за счёт общины создадутся крестьянские помещики, появится новый вид деревенского пролетариата».

Крестьяне-депутаты предупреждали: вследствие реформ вырастет поток рабочих и безработных в города, что приведёт к росту цен и снижению заработной платы рабочих, вырастут смертность, преступность, участятся случаи голода.

«Этот закон издан для того, чтобы погасить революционное движение, посеять раздор и вражду среди крестьян, поссорить их между собой и тем отвлечь стремление отобрать у помещиков землю», — заявил крестьянин-депутат К.М. Петров, который потребовал, чтобы малоземельные крестьяне были «наделены землёй из удельных, кабинетских, монастырских, посессионных, частновладельческих и прочих земель. Все земли должны перейти в уравнительное пользование всего народа».

Ещё один депутат — волынский крестьянин Данилюк заявил: «Мы не удовлетворим крестьян этим законом. Обратите внимание на безземельных и малоземельных… загляните в любую деревню, какая там царит голодная и холодная нищета. Крестьяне живут чуть ли не совместно со скотом, в одном жилом помещении. Какие у них наделы? Живут они на 1 десятине, на 1/2 десятине, на 1/3 десятине, и с такого малого клочка приходится воспитывать 5, 6 и даже 7 душ семейства… Нам предлагают переселение в Сибирь. Но помилуйте, господа, переселяться может тот, кто обладает денежными средствами, но как же нашему голодному и холодному крестьянину, у которого за душой ни копейки, как же ему переселяться?.. Чтобы по пути помереть голодной смертью?»

Депутат от Смоленской губернии Фёдоров заявил: «Нельзя голосовать за этот закон, потому что в нём ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые в случае принятия указа 9 ноября останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы».

Депутат-крестьянин Амосенко: «Когда меня крестьяне посылали, так они сказали: поезжай, проси, требуй, чтобы нас землёй наделили. Мы не приехали для того, чтобы наши изрезанные клочки разрывать на мелкие кусочки. Пусть не думает правительство, что от этого страна усмирится и успокоится. Если мне придётся десятина земли, всё равно я буду кричать: дайте мне земли, мне есть нечего, я существовать не могу».

Депутат-крестьянин Никитюк: «Пусть нам отдадут землю, ту землю, которой мы пользовались ещё в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. при наделении землёю… Говорят: у вас есть земельные банки, пусть они вам помогают. Да, верно, есть. Кому же они помогают? Только богатым, у кого уже есть земля, а бедному даже ссуды не выдадут».

Самая растиражированная фраза Столыпина в полном объёме звучала так: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

Совершенно очевидно, что это насквозь лживая фраза, по своей сути она — фейк, созданный самим Столыпиным. Ведь столыпинская программа как раз и предполагала не просто жёсткое, а жестокое разрушение веками сложившихся традиционных отношений и институтов на селе: общину и общинное землевладение. Политический интерес здесь был такой: если раньше царизм опирался на патриархальную общину, то теперь, после революции 1905 года, она стала мешать самодержавию, потому что община объединяла крестьян в борьбе за свои права. Она была хорошо организованной силой и стала ненавистной для большинства дворян после усадебных погромов 1905—1906 годов. Иметь дело с отдельными крестьянами было гораздо легче.

Тому же Столыпину, ещё губернатору Саратовской губернии, приходилось даже прибегать к помощи войск для подавления крестьянских бунтов. А после разрушения общины крестьянин оставался один на один со всем репрессивным полицейским аппаратом. Это был ультралиберальный курс, который добил и самого Столыпина, а со временем и весь самодержавный строй, так как был отвергнут многомиллионной крестьянской массой.

Чтобы не быть голословными, приведём отрывок из письма Столыпина-губернатора, которое он написал жене 30 октября 1905 года: «Пугачёвщина растёт — всё жгут, уничтожают, а теперь уже и убивают… Войска совсем мало, и я их так мучаю, что они скоро все слягут. Всю ночь говорили по аппарату с разными станциями и рассылали пулемёты. Сегодня послал в Ртищево две пушки (здесь и далее выделено нами. — А.Д.). Слава Богу, охраняем ещё железнодорожный путь. Приезжает от Государя ген-адъютант Сахаров. Но чем он нам поможет, когда нужны войска — до их прихода, если придут, всё будет уничтожено. Казаки зарубают крестьян, но это не отрезвляет. Я, к сожалению, не могу выехать из города, так как все нити в моих руках. Город совсем спокоен, вид обычный. Ежедневно гуляю. Не бойся, меня охраняют, хотя никогда ещё я не был так безопасен. […] Уже подлая здешняя пресса меня, спасшего город, обвиняет в организации чёрной сотни».

О том, как Столыпин расправлялся с крестьянами, он написал в докладе о своей поездке в уезды в июне 1905 года. Там есть такие фразы: «Всё село, почти, сидело в тюрьме по моим постановлениям… Я оставил там отряд оренбуржцев и учредил в этом селе особый режим». Доклад царю, видимо, понравился, после чего Столыпин и был приглашён в столицу…

Фактически правительство уже в 1905 году развязало настоящую войну против собственного народа, против крестьянства, которое не желало жить под угрозой неминуемой смерти от постоянной нехватки продуктов питания, что приводило к регулярным голодовкам.

Аграрная реформа Столыпина была реакцией монархии на крайне неблагоприятные тенденции, которые десятилетиями накапливались в аграрном секторе и уже начали угрожать устоям самодержавной власти. С неумолимой периодичностью во второй половине XIX столетия (как, впрочем, и в предыдущие века) Россию накрывал свирепый голод, порождённый неурожаями.

Реформа 1861 года, освободившая крестьян от крепостной зависимости, ситуацию не улучшила, а, возможно, даже усугубила. Вместо крепостного рабства крестьянин попал в ещё более жестокую кабалу — финансовую. Реформа 1861 года предусматривала выкупные платежи: крестьяне должны были выплатить помещику 20% стоимости предоставленной им земли. Остальные 80% платило государство, но не даром: эти деньги считались кредитом, который крестьяне должны вернуть государству через 49 лет и платить за него кредитный процент в размере 6% годовых от суммы долга.

В результате реформы крестьяне теперь страдали не только от малоземелья (у большинства хозяйств наделы были столь малы, что их едва хватало на то, чтоб прокормить семью), но и от безденежья. Кредитный процент и налоги пылесосом выкачивали из деревни все свободные финансы. В таких условиях ни о каком развитии аграрного сектора экономики речи идти не могло, страну регулярно сотрясал голод.

Особенно неурожайными были годы 1873-й, 1880-й, 1883-й. В 1891 году весь восток европейской России был объят неурожаем, голодом были охвачены 16 губерний европейской России и Тобольская губерния в Сибири — с общим населением в 35 миллионов человек. В Поволжье от жестокого голода пострадали 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. В меньших масштабах голод повторился и в 1892—1893 годах. Напомним: согласно Всеобщей Переписи 1897 года, общая численность населения Российской империи (без Финляндии) составила 125,6 млн человек, из них крестьяне — 77,1%, дворяне — 1,5%, духовенство — 0,5%, купцы и иные «почётные граждане» — 0,6%. Таким образом в отдельные годы голодал каждый второй — каждый третий крестьянин.

Авторитетный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (далее — «Б и Е») в 1913 году пишет: «И после голода 1891 г. нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. Затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 98 гг. приблизительно в том же районе; в XX в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечернозёмных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».

Парадокс, но главной причиной наступления голода было не отсутствие продовольствия в стране, а отсутствие у крестьян, ведущих полунатуральное хозяйство, денег для покупки хлеба. Так, в 1873 году страдала от голода левая сторона Поволжья — самаро-оренбургская, а на правой стороне Волги, саратовской, — был редкий урожай и хлеб не находил сбыта даже по низким ценам. То же самое происходило в 1884 году в Казанской губернии, когда казанские мужики питались лебедой, на волжско-камских пристанях той же Казанской губернии гнили 1720000 четвертей хлеба (одна вощаная четверть равнялась 12 пудам).

Причина современных голодовок не в сфере обмена, а в сфере производства хлеба, пишет в 1913 году «Б и Е», и вызываются прежде всего чрезвычайными колебаниями русских урожаев в связи с их низкой абсолютной величиной и недостаточным земельным обеспечением населения, что, в свою очередь, не даёт ему возможности накопить в урожайные годы денежные или хлебные запасы. Наряду с низкой урожайностью, связанной с суровым климатом и низкой эффективностью сельского хозяйства, одной из экономических предпосылок российских голодовок в начале XX века была недостаточная обеспеченность крестьян землёй. По известным расчётам в Чернозёмной России 68% населения не получают с надельных земель достаточно хлеба для продовольствия даже в урожайные годы и вынуждены добывать продовольственные средства арендой земель и посторонними заработками.

«По расчётам «комиссии по оскудению центра», на 17% не хватает хлеба для продовольствия крестьянского населения. Какими бы другими источниками заработков ни располагало крестьянство, даже в среднеурожайные годы мы имеем в чернозёмных губерниях целые группы крестьянских дворов, которые находятся на границе продовольственной нужды, а опыт последней голодовки 1911 г. показал, что и в сравнительно многоземельных юго-восточных губерниях после двух обильных урожаев 1909 и 1910 гг. менее 1/3 хозяйств сумела сберечь хлебные запасы», — сообщает «Б и Е».

(Заметим здесь в скобках: о каком вреде советской коллективизации в принципе может идти речь?! Колхозы объединили нищие крестьянские хозяйства, которые в одиночку были не в состоянии ни развивать сельскохозяйственное производство, что требует денег на технику, удобрения, семена, мелиорацию, ни даже сохранить выращенный урожай.)

Есть и другие документальные свидетельства о частоте голодовок в России в ту эпоху. Так, министерство внутренних дел Российской империи фиксировало, что в годы неурожаев «ослабленное население страдает наиболее всего от сыпного тифа и цинги». Таким образом прослеживалась корреляция между неурожаем и «усилениями заболеваемости», когда количество заболевших в 2—3 раза превышало число больных в предыдущие годы. В XX веке такие явления наблюдались после неурожаев в 1902, 1907, 1912 годах. Всплески заболеваемости фиксировались по месяцам года и в 1913 году. Всё это, по мнению специалистов-медиков, свидетельствовало о нехватке продовольственных запасов у населения, которое в отдельные месяцы вынуждено было жить впроголодь до сезона урожая.

Приведём ещё несколько принципиальных оценок В.И. Лениным Столыпина, его реформ и ситуации в стране той эпохи. Из уже упомянутой статьи «Столыпин и революция»:

«Помещик и предводитель дворянства становится губернатором в 1902 г., при Плеве, — «прославляет» себя в глазах царя и его черносотенной камарильи зверской расправой над крестьянами, истязаниями их (в Саратовской губернии), — организует черносотенные шайки и погромы в 1905 г. (Балашевский погром), — становится министром внутренних дел в 1906 г. и председателем Совета министров со времени разгона первой Государственной думы. Такова, в самых кратких чертах, политическая биография Столыпина.

И эта биография главы контрреволюционного правительства есть в то же время биография того класса, который проделал нашу контрреволюцию и у которого Столыпин был не более, как уполномоченным или приказчиком. Этот класс — русское благородное дворянство, с первым дворянином и крупнейшим помещиком Николаем Романовым во главе. Этот класс — те тридцать тысяч крепостников-землевладельцев, в руках которых находятся 70 миллионов десятин земли в Европейской России, т.е. столько же, сколько имеют десять миллионов крестьянских дворов. Земельные латифундии в руках этого класса — основа той крепостнической эксплуатации, которая под разными видами и названиями (отработки, кабала и т.д.) царит в исконно русском центре России. «Малоземелье» русского крестьянина (если употребить излюбленное либеральное и народническое выражение) есть не что иное, как оборотная сторона многоземелья этого класса. Аграрный вопрос, стоявший в центре нашей революции 1905 г., сводился к тому, сохранится ли помещичье землевладение — в таком случае неизбежно сохранение на долгие и долгие годы нищенского, убогого, голодного, забитого и задавленного крестьянства, как массы населения, — или масса населения сумеет завоевать себе сколько-нибудь человеческие, сколько-нибудь похожие на европейские свободные условия жизни, — а это было неосуществимо без революционного уничтожения помещичьего землевладения и неразрывно связанной с ним помещичьей монархии.

Погромщик Столыпин подготовил себя к министерской должности именно так, как только и могли готовиться царские губернаторы: истязанием крестьян, устройством погромов, умением прикрывать эту азиатскую «практику» — лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под «европейские».

Из статьи «Что делается в деревне?» (декабрь 1910 года, опубликована в «Рабочей Газете»), где Ленин дал исчерпывающую политическую оценку столыпинской аграрной реформе и её последствиям:

«Революция 1905 г. вполне показала, что старые порядки в русской деревне осуждены историей бесповоротно. Никакая сила в мире не сможет укрепить эти порядки. Как переделать их? Крестьянские массы ответили на это своими восстаниями 1905 года, ответили через своих депутатов I и II Думы. Помещичьи земли должны быть отобраны у помещиков безвозмездно. Когда 30000 помещиков (с Николаем Романовым во главе) имеют 70 миллионов десятин земли, а 10 миллионов крестьянских дворов почти такое же количество, ничего иного кроме кабалы, безысходной нищеты, разорения и застоя во всём народном хозяйстве получиться не может. И социал-демократическая рабочая партия звала крестьян на революционную борьбу. Рабочие всей России своими массовыми стачками 1905 года объединяли и направляли крестьянскую борьбу. План либералов «помирить» крестьян с помещиками на «выкупе по справедливой оценке» был пустой, жалкой, предательской увёрткой. Как хочет переделать старые деревенские порядки столыпинское правительство? Оно хочет ускорить полное разорение крестьян, сохранить помещичьи земли, помочь ничтожной кучке богатых крестьян «выйти на хутора», оттягать как можно больше общинной земли. Правительство поняло, что вся масса крестьян против него, и оно старается найти себе союзников из крестьянских богатеев. Чтобы осуществить правительственную «реформу», нужны «20 лет покоя», сказал однажды сам Столыпин. «Покоем» он называет покорность крестьян, отсутствие борьбы против насилия. А без насилия земских начальников и прочих властей, без насилия на каждом шагу, без насилия над десятками миллионов, без подавления малейших проявлений их самостоятельности, столыпинская «реформа» проводиться не может. «Покоя» не только на 20 лет, но и на три года Столыпин не создал и создать не может: вот та неприятная истина, которую напомнила царским слугам книга бывшего министра о деревенских пожарах.

У крестьян нет и быть не может иного выхода из того положения отчаянной нужды, нищеты, голодной смерти, в которое их ставит правительство, как массовая борьба вместе с пролетариатом за свержение царской власти».

Скажем вкратце о результатах реформ. К 1 января 1916 года из 9,2 млн общинных дворов вышло 2,5 млн крестьян-общинников (более четверти) и почти 15% общинных земель (17 млн десятин). В 1896—1905 годах число переселенцев в Сибирь составило 1,1 млн человек (850 тыс. за вычетом возвратившихся) по сравнению со 161 тыс. человек за предыдущее десятилетие.

Об итогах переселенческой политики Столыпина советский исследователь А.Я. Аврех в монографии «П.А. Столыпин и судьбы реформ в России» пишет так:

«В 1908—1909 гг. за Урал двинулась огромная масса крестьян — 1,3 млн. Большинство их там ожидали, начиная с переезда в знаменитых «столыпинских» вагонах и кончая прибытием на место, полное разорение, смерти, болезни, неслыханные мучения и издевательства чиновников. Главным итогом стало массовое возвращение на родину, но уже без денег и надежд, ибо прежнее хозяйство было продано. За 1906—1916 гг. из-за Урала возвратилось более 0,5 млн человек, или 17,5%; в 1910—1916 гг. доля возвратившихся составила 30,9%, а в 1911 г. — 61,3%.

Вторым крупным районом колонизации были Казахстан и Средняя Азия. У казахов и киргизов отнимали лучшие земли, сгоняя их и их стада на солончаки С 1906 по 1915 г. было изъято 28,9 млн десятин земли. Переселение не разрядило сколько-нибудь значительно земельной тесноты. Число переселенцев и ушедших в города не поглощало естественного прироста населения. Большинство оставалось в деревне, ещё более увеличивая земельную тесноту и аграрное перенаселение, таившие в себе угрозу нового революционного взрыва в деревне».

Несмотря на то, что в 1906—1912 годах на 342% выросли производство и импорт сельскохозяйственных машин (с почти что нуля ведь легко расти на сотни процентов), в ходе реформы так и не произошло технического перевооружения сельского хозяйства: у большей части хозяйств по-прежнему не было плугов и основным их орудием труда оставалась соха. О подъёме эффективности речи тоже не шло: прирост сельскохозяйственной продукции в России в 1901—1905 годах составлял в среднем 2,4% в год, а после начала реформы в 1909—1913 годах — лишь 1,4%.

Фермерские хозяйства, выделившиеся из общины, в условиях низкой рентабельности стали стремительно разоряться. Россия действительно активно экспортировала хлеб за рубеж, но одновременно в 1911—1912 годах в стране разразился очередной голод, охвативший 30 миллионов человек. И это происходило несмотря на «реформаторские усилия» правительства.

Как результат реформ появились и новые ужасные проявления на селе. В проправительственной газете «Аргументы и Факты» читаем: этот голод «выявил одну очень характерную тенденцию, связанную с «крепкими хозяевами». В голодающих районах «кулаки» взвинчивали цены на хлеб в несколько раз. Тех же, кто не мог заплатить, ждала голодная смерть. Чтобы спастись, шли в услужение, отдавали своё личное имущество, оказывались в долговой кабале. Именно из этого умения «крепких хозяев» сколачивать капиталы на людской трагедии и складывалось негативное отношение к «кулакам», а вовсе не из большевистской пропаганды» («АиФ», 22.11.2013).

Окончательно уничтожить крестьянскую общину «реформаторам» так и не удалось. А вновь созданный Столыпиным класс «крепких хозяйственников» не спас самодержавие от полного краха.

Приведём и высказывания о Столыпине лиц, вполне лояльных царю, они придают портрету нашего «героя» ещё больше правдивости и живости:

С.Ю. Витте, председатель Совета министров (1905—1906), предшественник Столыпина на этом посту: «В конце концов Столыпин в последние два — три года своего управления водворил в России положительный террор. […] При большом темпераменте Столыпин обладал крайне поверхностным умом и почти полным отсутствием государственной культуры и образования».

П.Н. Милюков (1859—1943) — лидер кадетской партии, председатель фракции в Государственной думе: «П.А. Столыпин принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от её «великих потрясений». […] Он был призван не на покой, а на проявление твёрдой власти; власть он любил, к ней стремился и, чтобы удержать её в своих руках, был готов пойти на многое и многим пожертвовать. […] А главным покровителем [его] был царь».

…В сериале «Столыпин», который соткан из фейков и мифов, не нашлось места для правдивых фактов. Ведь они никак не ложатся в канву слезоточивой мелодрамы о «великом реформаторе», которого убили «гадкие революционеры» ради торжества «бесчеловечной революции».

На финальном кадре сериала на фоне колосящейся пшеницы выводится сообщение о том, что через шесть лет после смерти Столыпина не стало и империи. Но напрашивается совсем другое: «Вот если б тогда был ВТБ, то благодаря его кредитной карте Столыпин остался бы жив».

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *