По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Руслан Семяшкин
Тридцать три года пробыл Александр Мелик-Пашаев за дирижёрским пультом Большого театра Союза ССР. И под его музыкальным руководством за эти годы было создано более тридцати неповторимых спектаклей русского, советского и зарубежного репертуара. Выдающиеся постановки своего времени, с годами они стали славным наследием Большого театра, в истории которого этот талантливейший дирижёр оставил огромный неизгладимый след.
Собственно, отечественному оперному искусству несказанно повезло, что именно Александр Мелик-Пашаев на протяжении трёх десятилетий был нерасторжимо связан с главной оперной сценой страны. Оперные постановки Большого театра, осуществлённые им, по-прежнему впечатляют: «Отелло», «Травиата», «Аида», «Риголетто» и «Фальстаф» Дж. Верди, «Тоска» и «Чио-Чио-сан» Дж. Пуччини, «Гугеноты» Дж. Мейербера, «Фауст» и «Ромео и Джульетта» Ш. Гуно, «Вильгельм Телль» Дж. Россини, «Кармен» Ж. Бизе, «Фиделио» Л. ван Бетховена, «Бан Банк» Ф. Эркеля, «Руслан и Людмила» М. Глинки, «Черевички», «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» П. Чайковского, «Князь Игорь» А. Бородина, «Борис Годунов» М. Мусоргского, «Садко» Н. Римского-Корсакова, «Декабристы» Ю. Шапорина, «Франческа да Римини» С. Рахманинова, «Война и мир» С. Прокофьева, «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостаковича, «Абесалом и Этери» З. Палиашвили, «Великая дружба» В. Мурадели, «Никита Вершинин» Д. Кабалевского, «Броненосец «Потёмкин» О. Чишко, «Судьба человека» И. Дзержинского.
Само перечисление этих прославленных спектаклей убедительно напоминает о том, что в 30—60-е годы прошлого столетия на сцене Большого театра Союза ССР ставились произведения несомненно выдающиеся, над постановками которых трудились лучшие советские режиссёры, художники и исполнители, музыкальное оформление которых контролировал и вёл Александр Шамильевич. Он-то, по сути, и был тем арбитром, призванным точно оценить как саму авторскую задумку, так и процесс представления музыкального произведения на сцене.
Контролировать весь этот сложнейший живой процесс следовало так, дабы ничто в единой его музыкальной конструкции не нарушить, ничему и никому не навредить, никого из участников сценического действа не свернуть с верного пути… Великий труд, великое мастерство, потрясающая интуиция и колоссальное единение с миром музыки, ощущение её на каком-то генетическом уровне — вот те основные слагающие, которые в полной мере и отличали этого скромного и доброжелательного профессионала, всецело посвятившего себя служению музыкальному искусству.
Александр Мелик-Пашаев, 120-летний юбилей со дня рождения которого приходится на 23 октября 2025 года, — явление в советской музыке действительно уникальное. И такая характеристика в настоящих заметках звучит не для красного словца. Не является она и звучным зачином, благодаря которому дальнейшее повествование станет более пафосным. Нет, об Александре Шамильевиче следует говорить только в этом ключе, поскольку он был воистину гениальным дирижёром, вставшим за пульт чрезвычайно рано, когда ему было всего восемнадцать лет и он, разумеется, не имел ещё музыкального образования. Но имел при этом потрясающее музыкальное чутьё, наверное, врождённое. Оно стремительно развивалось в нём с юношеских лет, когда музыка завладела им основательно, отодвинув в сторону все другие интересы и не оставляя уже шансов какому-либо другому делу.
Родился он в селе Шулаверы, расположенном недалеко от Тифлиса, в необычайно музыкальной армянской семье. В семилетнем возрасте, когда ему стали давать домашние уроки музыки, он интереса к ней не проявлял. «Страсть к музыке проснулась внезапно, — вспоминал сын дирижёра Александр Мелик-Пашаев, ставший художником и учёным-психологом, доктором психологических наук, профессором. — Всё внешкольное время (и, конечно, порядочная доля школьного) делилось теперь между изучением клавиров и партитур и вечерними посещениями оперного театра. За несколько лет занятий (преимущественно — самостоятельных) мальчик достиг удивительной осведомлённости. На шестнадцатом году жизни, устраиваясь на службу в театр, он подал такое своеобразное заявление комиссару Госоперы:
«Настоящим прошу зачислить меня в штат Государственного театра. Аккомпанирую и прохожу с листа любую оперу и знаю более 35 опер наиболее репертуарных. Имею аккомпаниаторский навык — занимался со многими певцами… Теорию музыки изучал под руководством проф. Гартмана, на фортепиано брал уроки у покойного Швейгера, а дальнейшим музыкальным образованием обязан самому себе».
Юный возраст Александра препятствием ему для начала профессиональной карьеры не стал. Хотя, конечно, ни о какой карьере он тогда особо и не задумывался. Куда более его завлекала сама музыка, сам процесс рождения крупных сценических музыкальных постановок. А между тем в Тбилисском оперном театре он в результате прослужит семь лет — вначале концертмейстером, а затем и дирижёром. И на этой сцене он начнёт своё профессиональное восхождение к тем впечатляющим вершинам, которые его ожидали в Москве, в Большом театре. В Тбилисском театре под его руководством поставили довольно заметные спектакли, среди которых оперы: «Барсова кожа» («Витязь в тигровой шкуре») Л. Палиашвили, «Лейла» В. Долидзе, «Орлиный бунт» А. Пащенко, «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха, «Таис» Ж. Массне, «Князь Игорь» А. Бородина, «Шота Руставели» («Сказание о Шота Руставели») Д. Аракишвили, «Кармен» Ж. Бизе, «Гугеноты» Дж. Мейербера, а также балет А. Эйхенвальда «Жар-птица» и оперетта И. Кальмана «Сильва».
Имелся у Мелик-Пашаева и опыт участия в постановке оперного спектакля за рубежом. В 1961 году он занимался представлением «Пиковой дамы» Чайковского в знаменитом лондонском театре Ковент-Гарден. Александр Шамильевич стал тогда первым советским дирижёром, выступавшим в этом крупнейшем театре Великобритании. Лондонская пресса на его выступления откликнулась многочисленными восторженными рецензиями. Сильное впечатление произвёл спектакль и на публику, не сразу, но осознавшую замысел Мелик-Пашаева, отдавшего основную роль в спектакле оркестру. Умело он раскрыл и психологически-образную выразительность инструментальных тембров. Мастерски им были воплощены на сцене и другие особенности этого ярчайшего сочинения русской оперной классики, над которым он фактически трудился без малого три десятка лет.
Возвращаясь же к истории о профессиональном становлении молодого дирижёра, следует отметить и то, что Мелик-Пашаев своим успешным профессиональным ростом не обольщался. Его тревожило осознание своего слабого теоретического багажа, укрепить который возможно было лишь в ходе получения консерваторского образования. На сей счёт известны и такие рассуждения Александра Шамильевича, зафиксированные им в автобиографических набросках:
«С внешней стороны всё как будто обстояло благополучно: работа удавалась, коллективы меня любили, передо мной раскрывалась соблазнительная перспектива самостоятельной деятельности, — и вместе с тем, с какого-то времени, внутренний голос со всё возрастающей силой говорил, что так дальше жить нельзя. Практически я накапливал опыт и сноровку, теоретически же мои знания были любительски узки… Мне необходимо было расширить круг своих познаний, подвести прочную теоретическую базу, суммирующую накопленные навыки, развить вкус, увидеть и услышать передовых музыкантов того времени, словом — из дилетанта стать профессионалом».
Долгожданное профессиональное музыкальное образование Мелик-Пашаев получал в стенах Ленинградской консерватории, где он занимался по классу дирижирования у будущего профессора и народного артиста РСФСР А.В. Гаука (теоретические дисциплины он проходил у будущих профессоров Х.С. Кушнарёва и В.В. Щербачёва).
Поворотным во всех отношениях годом в судьбе Мелик-Пашаева стал 1931-й. Тогда он впервые встал за пульт Большого театра, а с 1953 по 1963 год трудился главным его дирижёром.
Дебютировав оперой Верди «Аида», «этот мальчик», как за спиной называли его маститые дирижёры и артисты Большого театра, никому ещё не известный, тем не менее сразу же привлёк к себе внимание. Старшие и опытные коллеги заметили в нём особое дарование и блестящее понимание им оркестра, под его руководством буквально преображавшегося и начинавшего играть точно, мощно, самозабвенно, с полной отдачей всех физических и духовных сил.
«Никто из дирижёров Большого театра не относился к проведению спектаклей в Большом театре с такой ответственностью, граничащей с щепетильностью, с такой самоотдачей и верным служением творческому процессу, как Александр Шамильевич, — справедливо подметил выдающийся русский советский оперный режиссёр, главный режиссёр Большого театра в 1952 — 1963 и 1971 — 1982 годах, народный артист СССР Борис Покровский. — Он никогда не был «начинающим» или «средним, но обещающим» дирижёром. Он сразу же встал в ряды первых, в ряды признанных мастеров».
С самых первых работ на сцене Большого театра очевидным стало и то, что Мелик-Пашаев — дирижёр оперный. Именно в оперном искусстве он черпал вдохновение и радость от принадлежности к нему. Но это вовсе не значит, что Александр Шамильевич как-то неуверенно и неуютно чувствовал себя на симфонической эстраде. Нет, периодически он выступал и в концертах, причём преимущественно с исполнением таких монументальных произведений, как Девятая симфония Бетховена, «Реквием» Верди (заметим, что его неизменно тянуло к ораториальному жанру, соседствующему с оперой), Пятая и Шестая симфонии Чайковского, фрагменты из оперно-симфонического наследия Вагнера. Под руководством Мелик-Пашаева успешно исполнялись и симфонические произведения советских композиторов, среди которых назовём Р. Глиэра, В. Шебалина, В. Щербачёва, Ю. Шапорина, С. Прокофьева, Д. Шостаковича, Т. Хренникова, А. Спендиарова, А. Хачатуряна.
Практически все оперы Мелик-Пашаева становились художественными событиями. Их восторженно принимала публика, отмечали критики, об их премьерах в Большом писали в прессе. Блестяще восприняли его «Аиду», «Отелло», «Кармен», «Чио-Чио-сан», «Фальстафа», «Бориса Годунова», «Евгения Онегина», «Черевички» (за этот спектакль он в 1942 году удостоился Сталинской премии первой степени), «Вильгельма Телля» (в 1943 году эту работу дирижёра также отметили Сталинской премией первой степени), «Войну и мир». Партитуры этих опер им исполнялись блестяще. Собственно, все оперы, которые он дирижировал в Большом театре, исполнялись именно так, с полной отдачей музыкальных сил оркестра, исключавшей какие-либо неточности, несдержанность, отклонение от заданного содержания.
Каждый выход на сцену был для Мелик-Пашаева, профессионала высочайшего класса, определённым экзаменом, подтверждавшим его исключительное мастерство. И как бы невероятно это ни прозвучало, но, оказывается, Александр Шамильевич волновался перед выходом на сцену даже тогда, когда являлся в мире советской музыки огромным, непререкаемым авторитетом. Разместившись же у пульта, всецело погрузившись в мир конкретного музыкального произведения, он начинал творить…
И вот уже слушателю становились заметны взмахи его дирижёрской палочки, а также и выразительные, изящные, но сдержанные жесты дирижёра. Как-то по-особому преображалось и его красивое лицо. Оно словно бы одухотворялось и светилось. Впрочем, Мелик-Пашаев уже в полной мере находился в музыкальном произведении, им проживались его эпизоды. Им проживалась жизнь героев, он как будто бы ощущал их присутствие рядом с собой.
«В сложной работе дирижёра меня всегда особенно волнует подготовительная стадия, — рассуждал Мелик-Пашаев на страницах январского за 1955 год журнала «Советская музыка». — До сих пор, после почти тридцати пяти лет работы в театре, собираясь на спевку или даже на индивидуальный урок с исполнителем (не говорю уже об оркестровой репетиции — здесь нервы и мысль напряжены до предела; разрядку даёт только непосредственное общение с коллективом), я испытываю чувство беспокойства и неуверенности. Беспокоен и не уверен я потому, что не знаю, смогу ли передать свою творческую заявку артисту, успешно ли пойдёт процесс усвоения, какие встречные пожелания выдвинет мой партнёр, приму ли я их, почувствую ли я их, и так до бесконечности…
Какие же творческие приёмы вживания в новый материал вырабатываются у самого дирижёра?
Они различны. Иные исполнители догматически вчитываются в текст, слепо следуя за любым авторским указанием; другие, наоборот, вооружаются карандашом и, чиркая направо и налево, создают как бы свой «вариант» партитуры. А есть и такие, которые позволяют себе фантазировать на самой репетиции, то устанавливая какие-то нюансы, то отменяя их…
Я лично никогда не прихожу в класс, в оркестр, на сцену до тех пор, пока в моём воображении не оживут образы героев оперы и я мысленно не пройду вместе с ними их насыщенный драматическими конфликтами сценический путь. Это получается в результате продолжительного «кабинетного» периода, когда партитура постоянно лежит на письменном столе и днём и ночью влечёт к себе. Когда из застывших нотных значков постепенно оживает ощущаемая внутренним слухом музыка и, непрерывно обогащаясь, зреет в сознании. Вот тогда-то и нужно искать общения с теми, кто вместе с тобой будет оплодотворять живым дыханием рождение спектакля.
Само собой разумеется, что дирижёр обязан стремиться к наиболее полному и глубокому раскрытию авторских идей и указаний, отнюдь не подчиняя их своим вкусам и художественным воззрениям…»
Это признание дирижёра на самом деле говорит о многом. И прежде всего о том, что он был мастером предельно взыскательным, совестливым, переживавшим за организацию творческого процесса, болевшим за судьбу оперного театра, а вместе с тем и за судьбы оркестра, исполнителей, художников и всех тех, кто был задействован в процессе создания сценических постановок.
Как же организовывал Мелик-Пашаев свою работу? В чём существо его руководящей деятельности в театре? И тут, думается, следует обратиться к мнению (скорее — наблюдению) крупного советского музыкально-общественного деятеля, педагога, композитора, директора Большого театра в 1955—1959 и в 1963—1970 годах, народного артиста РСФСР Михаила Чулаки:
«…Никому не передоверяя даже начальной стадии работы над каждым новым спектаклем, — больше того, придавая ей особо важное значение, — он активно участвовал во всех репетициях, начиная с первых прочтений словесного и нотного текста и кончая выпуском готового спектакля. Всё это время целая армия художественно-руководящих работников «всех родов оружия», участвующих в подготовке спектакля (как то: дирижёров-ассистентов, хормейстеров, концертмейстеров, суфлёров, ведущих режиссёров, балетмейстеров, художников, специалистов постановочной части и ещё многих других командиров различных «подразделений» театрального производства), согласно действовала под его умелым руководством, ибо он — мудрый «маршал музыки» — великолепно знал сложный театральный организм, досконально изучил его специфику и умел сплачивать пёстрый коллектив — от солистов и до артистов, представляющих толпу, — для достижения единого художественного результата. Другими словами, Мелик-Пашаев не по должности, а по существу был душой сложного художественного производства, имя которому музыкальный театр».
Да, Мелик-Пашаев умел сплотить коллектив, нацеливая его на конкретные творческие задачи. При этом, конечно, он администратором всё же не являлся. Тонкую грань, разделявшую повседневный труд на сугубо творческий и непосредственно управленческий, Александр Шамильевич однажды для себя провёл вполне разумно и её в дальнейшем старался не переступать. Его в первую голову интересовал творческий процесс. К тому же он неизменно большое внимание уделял исполнителям. Как оперного дирижёра Мелик-Пашаева отличало исключительно тонкое понимание вокальной специфики, выражавшееся в огромном желании и умении работать с певцами, и не только с маститыми, но и с молодыми, лишь начинавшими свой профессиональный сценический путь.
Несравненная Ирина Архипова, ставшая солисткой Большого театра в 1956 году, одна из самых выдающихся русских советских оперных певиц, народная артистка СССР, чьё бесподобное меццо-сопрано блестяще звучало и на самых престижных оперных сценах мира, искренне уважавшая и ценившая Александра Шамильевича, вспоминала: «Сейчас, после того как мне пришлось побывать во многих странах и петь под управлением многих дирижёров, я могу в полной мере оценить масштаб этого мастера, который бесспорно был оперным дирижёром мирового класса…
Влюблённый в вокальное искусство, Мелик-Пашаев наслаждался самим процессом пения. Когда он был доволен составом исполнителей, то уже за пульт становился в приподнято-праздничном настроении, с горделиво-вдохновенным выражением лица. Одно из самых драгоценных его качеств заключалось в том, что он был идеальным партнёром, и вас не покидало ощущение единого ритма, единого процесса и той энергии, которую он передавал певцу. Это забыть невозможно…
Встречи с Александром Шамильевичем — уроки, спевки, репетиции — создавали у нас ощущение уверенности в себе, уверенности от того, что дирижёр помогает певцу в преодолении трудностей и достижении высокого качества исполнения. Для некоторых из нас — солистов Большого театра, чьё становление проходило при помощи, поддержке и руководстве Мелик-Пашаева, в той творческой атмосфере, которую он создавал, с его смертью закончился очень большой и очень важный этап артистической жизни. Он во многом определил нашу дальнейшую творческую судьбу, ибо на первых порах был заложен прочный фундамент, основанный на требовательности, вкусе, музыкальности. Мы остались без Александра Шамильевича, но с тем «багажом», который мы получили от этого вдохновенного мастера… Мелик-Пашаев был выдающимся деятелем нашего оперного искусства. Его талант, интеллект и интеллигентность, высочайшая музыкальная и человеческая культура, его редкое умение работать с певцами по существу определили тот уровень исполнительского мастерства, который ныне принёс мировую славу оперной труппе Большого театра».
«Он требовал на уроках от певца исполнения, — вспоминал прославленный грузинский советский певец (лирико-драматический тенор), солист Большого театра с 1959 по 1970 год, народный артист СССР Зураб Анджапаридзе, — предельно чистого интонационно, чёткой и ясной отделки музыкальной фразы, осмысленного, а не просто красивого пения, но именно пения, а не декламации. Если бывал длительный перерыв в спектаклях, он назначал уроки, а спевки бывали перед каждым спектаклем.
Работая над партией с артистом, Александр Шамильевич никогда не навязывал своего толкования, а умно и точно помогал певцу самому найти собственное отношение; он подсказывал, как преодолеть те или иные технические трудности, на чём сделать акцент смысловой, музыкальный…
Мой самый любимый спектакль на протяжении двадцатилетней работы в оперных театрах Тбилиси и Москвы — «Аида». В руках Александра Шамильевича (пусть никто на меня не обижается) «Аида» звучала совершенно особенно, и мы гордились, ощущая себя участниками большого дела. Когда я говорю «мы» — это значит тот состав, который выпестовал Александр Шамильевич: И. Архипова, П. Лисициан, И. Петров и другие».
Зураб Иванович в этих словах отметил, несомненно, одну принципиально важную деталь. А именно то, что Мелик-Пашаев «выпестовал» целую плеяду лучших солистов Большого театра. Это и правда так, под его началом на главной оперной сцене страны, помимо Архиповой и Анджапаридзе, блистали такие «глыбы» советского оперного искусства, как Н. Обухова, В. Барсова, Н. Ханаев, М. Рейзен, И. Козловский, С. Лемешев, М. Максакова, Г. Нэлепп, А. Иванов, А. Батурин, В. Давыдова, П. Лисициан, И. Петров, А. Огнивцев, В. Фирсова, Л. Авдеева, А. Масленников, Е. Кибкало, Т. Милашкина и другие.
Большой театр, ставший для Александра Шамильевича по-настоящему родным, при его непосредственном участии и музыкальном руководстве (прежде всего оперной частью), с каждым годом только приумножал свою славу, покоряя публику своими спектаклями, практически сразу получавшими большой общественный резонанс.
Постановки, осуществлённые Мелик-Пашаевым, принесли ему народное признание и значительный авторитет в музыкальном сообществе. Отмечало его широкую творческую деятельность и государство. В 1937 году ему присвоили звание заслуженного деятеля искусств РСФСР, десятью годами позже он стал народным артистом РСФСР, а в 1951 году дирижёра удостоили высокого звания народного артиста СССР. Помимо этих званий и присуждения ему двух Сталинских премий, Александр Шамильевич награждался орденом «Знак Почёта» и четырежды орденом Трудового Красного Знамени.
Став в 1938 году лауреатом Первого всесоюзного конкурса дирижёров, Мелик-Пашаев со временем совершенствовал своё мастерство. В том же году его учитель по Ленинградской консерватории Александр Гаук назвал Александра Шамильевича «одним из лучших мастеров» среди оперных дирижёров страны. И такая профессиональная оценка закрепилась за ним до самой его кончины, случившейся 18 июня 1964 года, когда мастеру было только 58 лет и всем вокруг казалось, что он ещё долгие годы будет удивлять и покорять публику.
Покорять публику Мелик-Пашаев при сём умудрялся как-то ненавязчиво и скромно. Хотя профессиональные критики и музыковеды его работы всегда выделяли и старались подробно разбирать. Так, к примеру, рассуждая о спектакле «Война и мир» Прокофьева на страницах «Правды» 6 января 1960 года, известный советский музыковед Борис Ярустовский писал: «Подлинными героями спектакля являются дирижёр А. Мелик-Пашаев и оркестр. Можно с уверенностью сказать, что такого звучания оркестра в «Войне и мире» мы ещё не слышали ни в одной из предшествовавших постановок. Оно поражает прежде всего широтой динамического диапазона: от громового форте в военных сценах до проникновенного мягкого пиано в звучании двух вальсов, особенно их реминисценций в эпизодах воспоминаний Андрея [Болконского] и Анатоля Курагина. Необычайно чуток оркестр и в замечательной сцене у Ахросимовой, когда повторяющийся у струнных инструментов под сурдину один и тот же беспокойный мотив так тонко передаёт смятение Наташи, трепет её юного сердца».
О каждом оперном спектакле Мелик-Пашаева можно написать более подробно. Но в принципе всё сведётся к тому, что, во-первых, работал дирижёр безупречно, мастерски, улавливая все особенности произведения, а также и саму игру руководимого им оркестра, оказывавшегося в его непререкаемой власти. Во-вторых, подчеркнём, что Александр Шамильевич всегда находил общий язык с режиссёрами постановок, а среди них были такие величины, как Н. Смолич («Отелло», «Гугеноты», «Леди Макбет Мценского уезда», «Фауст»), Л. Баратов («Пиковая дама», «Борис Годунов», «Никита Вершинин»), Н. Домбровский («Тоска», «Травиата», «Чио-Чио-сан»), Р. Захаров («Вильгельм Телль», «Кармен», «Руслан и Людмила»), Н. Охлопков («Декабристы»), Б. Покровский («Евгений Онегин», «Великая дружба», «Аида», «Травиата», «Фиделио», «Франческа да Римини», «Бан Банк», «Война и мир», «Судьба человека», «Фальстаф»), Р. Симонов («Черевички», «Кармен») и другие.
Музыкальное дарование Мелик-Пашаева проявлялось буквально во всём. Он в прямом смысле жил музыкой, ставшей его призванием и судьбой. Неудивительно и то, что он также какое-то время сочинял музыку. Однако композиторская деятельность Александра Шамильевича, писавшего первые оперы в двенадцать лет, оставалась малоизвестна, поскольку свои сочинения он почти никому не показывал. И так он поступал в результате убеждения, что композитором может быть только тот, кто пролагает новые пути в искусстве, следовательно, музыка такого творца и должна звучать на оперной сцене. Себя же, в силу скромности и требовательности к своему творчеству, он к композиторам не относил. А между тем им были написаны оперы «Печорин», «Двенадцатая ночь», поэма, кантата, увертюры, колыбельная, романсы на стихи
А. Пушкина и И. Эренбурга, симфония и струнный квартет. Прижизненное исполнение его музыки состоялось лишь однажды, в 1927 году.
«Подлинная одарённость Мелик-Пашаева-композитора была заслонена его дирижёрской деятельностью, — верно отметил выдающийся русский советский композитор, многолетний председатель Союза композиторов СССР Тихон Хренников. — Из-за его необыкновенной скромности мы не знали его сочинений. Лишь в концерте памяти Александра Шамильевича мы впервые услышали его симфонию. Это живая музыка, которая произвела на меня большое впечатление. В этом произведении проявилась одарённейшая, богатейшая натура музыканта».
Высоко оценивал творчество Мелик-Пашаева и выдающийся русский советский композитор Дмитрий Кабалевский: «О разнообразности творческих устремлений и о серьёзности композиторского мастерства Мелик-Пашаева можно судить уже по тому, что среди его сочинений есть и комическая опера по Шекспиру «Двенадцатая ночь» (на собственное либретто), и симфония (лишь однажды проигранная под управлением автора на закрытой репетиции в дни, когда эвакуированный из Москвы Большой театр находился в Куйбышеве), и струнный квартет, и романсы».
Александр Мелик-Пашаев был подлинным советским творцом. Ему рукоплескали в Тбилиси, Москве, Ленинграде, Куйбышеве, Ереване, Баку, Ташкенте, Риге, Праге, Будапеште, Варшаве, Лондоне, Париже… Крупнейший дирижёр, в совершенстве владевший техникой и музыкальной культурой, он неоднократно говорил музыкантам оркестра о том, чтобы они не смотрели только на его дирижёрскую палочку, а переживали всё то, что происходит на сцене. Сопереживать увиденному и услышанному на сцене он призывал и всех тех, кто приходил в театр или концертный зал. Музыкальное искусство, опера, был убеждён мастер, должны служить людям. Недаром ему принадлежат слова, в которых и заключается всё самое главное в его земной жизни: «Язык музыки раскрывает богатство душевного мира человека; это — правда жизни в звуках».
Пускай же в памяти народной продолжает жить и выдающаяся творческая правда Александра Мелик-Пашаева — непревзойдённого светоча советской оперной сцены.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.