По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Руслан Семяшкин
В 50—80-е годы прошлого столетия, вплоть до развала СССР, который ему, коммунисту и подпольщику, солдату и настоящему патриоту-интернационалисту, видеть уже, к счастью, не пришлось, Жана Гриву, 115-летие со дня рождения которого приходится на 7 декабря, хорошо знали не только в родной Латвийской ССР. Писатель был известен и на просторах всей огромной страны. Его произведения переводились на русский и другие языки, печатались, в том числе в крупнейших московских издательствах, достаточно внушительными, даже по меркам тех лет, тиражами. Да и жизнь у него, несмотря на то что пришлось ему, человеку уже далеко не молодому, лишиться ноги из-за тяжёлой болезни и передвигаться только посредством кресла-каталки, была насыщенной, активной, наполненной творчеством и общественными делами.
А без них он вообще обходиться не мог, о чём написал и в книге своих воспоминаний «Дни далёкие, дни близкие», увидевшей свет в начале
70-х годов минувшего столетия: «Думая о судьбах мира, нельзя спокойно сидеть за письменным столом. Ежегодно недели и месяцы уходят на общественную работу. Поездки, встречи с иностранными делегациями, споры и дискуссии. Это всё — жизнь, и она даёт мне много как писателю. Я веду работу как председатель республиканского Комитета защиты мира, член президиума Советского комитета защиты мира, член Всемирного Совета Мира, председатель Рижского отделения Общества болгаро-советской дружбы.
Если бы не было всего этого, я бы, пожалуй, написал больше книг, и написал бы их, наверное, лучше. Возможно. Но у каждого свой нрав. Без общественной работы я не мыслю существования. Я счастлив, что многие годы моей жизни отданы борьбе и общественной работе. Думаю, что долг всякого коммуниста — быть активным борцом за торжество коммунистических идеалов».
К этому следует добавить, что Грива избирался депутатом Верховного Совета СССР и неоднократно депутатом Верховного Совета Латвийской ССР, секретарём первичной парторганизации республиканского отделения Союза писателей, работал в редакции печатного органа ЦК КП Латвии — газете «Циня», заведующим литературной частью Государственного театра драмы Латвийской ССР, ответственным секретарём литературного журнала «Карогс» («Флаг»), консультантом республиканского отделения Союза писателей, был награждён орденом Октябрьской Революции, дважды — орденом Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I сте-пени и «Знак Почёта», а также удостоился звания заслуженного деятеля культуры Латвийской ССР. Был он всегда и страстным пропагандистом, агитатором. Ему приходилось выступать в разных аудиториях, больших и малых, в республиканском центре и далеко за пределами Риги, среди рабочих и крестьян, интеллигенции, молодёжи, неизменно воспринимавших писателя-борца и веривших его правдивому слову человека, прошедшего подполье, две войны и принимавшего активное участие в налаживании мирного социалистического строительства, широко развернувшегося в Латвии после окончания Великой Отечественной войны.
О блестящих выступлениях, не оставлявших слушателей равнодушными, вспоминал и крупнейший белорусский советский поэт и общественный деятель, лауреат Ленинской премии Петрусь Бровка: «Мне приходилось слушать и читать известного латышского писателя, председателя Комитета защиты мира Советской Латвии Жана Гриву. Жан Грива — закалённый борец с фашизмом. Воин-доброволец интернациональных бригад в Испании, воин Красной Армии в годы Великой Отечественной войны, выступал так горячо и так страстно, что у слушателей навёртывались слёзы».
А рассказать Гриве было что… На его жизненном пути, наполненном непростыми поворотами и коллизиями, были моменты смертельного риска. Но, с другой стороны, ему выпало встречаться с такими удивительными людьми, как, например, легендарная испанская Пассионария Долорес Ибаррури Гомес и один из лидеров Компартии Болгарии, революционер и государственный деятель Василь Коларов, первые секретари ЦК КП Латвийской ССР Ян Калнберзин, Арвид Пельше и Август Восс. Многолетние товарищеские и дружеские отношения связали его с такими известными представителями латышского народа, как народный артист СССР, лауреат трёх Сталинских премий Алфредс Амтманис-Бриедитис, народная писательница Латвийской ССР, лауреат Сталинской премии Анна Саксе, капитан дальнего плавания, Герой Социалистического Труда Бруно Кондрус. Всё это подвигало писателя к тому, чтобы как можно чаще обращаться к землякам, гостям республики, выступать перед ними с воспоминаниями и на злобу дня сегодняшнего. Выступления эти приносили ему моральное удовлетворение, понимание того, что он жил и горел, боролся с оружием в руках, терпел лишения и страдания, получал тяжелейшие ранения не зря, а во имя великих целей, ради родной Латвии, расцвет которой в послевоенное время он видел своими глазами.
При всём при том, не приди в июле 1940 года в Латвию Советская власть, неизвестно, как бы могла дальше сложиться судьба у эмигранта, лишённого буржуазной Латвией своего гражданства, узника французских концлагерей Жаниса Фолманиса, а таково настоящее имя писателя, чудом уцелевшего в тех тяжелейших условиях, в которых он оказался после вынужденного расставания с Испанией, где ему в составе группы латышских добровольцев в болгарской батарее имени
В. Коларова пришлось воевать с фашизмом. Очевидно же то, что в буржуазную Латвию дорога для него, бойца интербригады, была закрыта. Спасло его и таких, как он, Советское правительство, давшее гражданство и начавшее принимать энергичные меры по отправке вчерашних бойцов в СССР.
Непросто складывались обстоятельства: Франция не спешила отправлять советских граждан, возникали трудности в пути, не хотели пропускать их на свою территорию и третьи страны. Только благодаря договорённостям, достигнутым советскими дипломатами, практически через год, минуя Италию, Югославию и Венгрию, в июне 1941-го, Грива наконец-таки добрался до Советского Союза.
«Это было 17 марта 1941 года, — вспоминал он в книге «Дни далёкие, дни близкие». — Первые минуты на советской земле. Никогда не забудутся эти мгновения. Всё пережитое отступило в прошлое. Будто мы вернулись из далёкого путешествия, как весной возвращаются в родные края перелётные птицы. Нам, как и им, хотелось громко петь, чтобы выразить свою бесконечную радость».
Львов — Киев — Москва — Рига. Таким был тот долгожданный путь в родную Латвию, несколько растянувшийся по времени, поскольку бывшим бойцам предоставили возможность отдохнуть в доме отдыха для испанских эмигрантов в посёлке Монино под Москвой и поучаствовать в официальных мероприятиях, организованных для них в советской столице. На одном из них, в Коминтерне, Жану и его товарищам по борьбе выпала честь передать знамя своей артиллерийской батареи лично Василю Коларову. Председатель болгарской секции Коминтерна тогда прослезился, взяв в руки шёлковое полотнище батареи, носившей его имя. После беседы с латышскими бойцами он их обнял и расцеловал.
А Рига жила предчувствием войны. Поработав считанные дни в редакции газеты «Молодой коммунар», уже на пятый день войны Грива с добровольческим истребительным батальоном принимает участие в обороне мостов через Даугаву. Затем он отступает с боями в Эстонию, где командует батальоном и защищает Таллин. События развивались стремительно, Грива вынужден был морем эвакуироваться в Кронштадт и отправиться на боевые позиции под Петергофом. Позже — через замёрзшую Ладогу — он вместе с остатками латышских добровольцев покидает зону ответственности Ленинградского фронта, надеясь на скорое формирование Латышской стрелковой дивизии. Но в её составе воевать будущий писатель будет недолго. В марте 1943 года под Старой Руссой после миномётного обстрела начальника полковой разведки Фолманиса доставят в медсанбат в крайне тяжёлом состоянии. Двадцать два месяца проведёт он в госпиталях. На этом его боевая биография защитника Родины закончится.
Писателями, как известно, просто так, без влияния определённых обстоятельств, творческих способностей, таланта, усидчивости и знания жизни, в конкретных её проявлениях, не становятся. По крайней мере так было в советское время, родившее могучую многонациональную литературу, по-настоящему великую, воспитывавшую советских граждан подлинными патриотами. Все ли эти составляющие были у литератора, ставшего известным под псевдонимом Жан Грива, начинавшего с поэзии и пробовавшего работать в журналистике? Пожалуй, что да. Правда, при некотором более осторожном подходе к таланту как явлению. Он у писателя, конечно, был, а с годами, когда писательство стало его основным занятием, раскрылся и развился, подтвердив способности Гривы к реалистичному изображению действительности и пониманию человеческой природы, сложной и противоречивой. Впрочем, иначе, не показывая людей разных, непохожих, положительных и отрицательных, не выводя на страницы своих книг неизбежные в жизни конфликты, он не мог, слишком велики были его запросы к литературе. Да и жизненный путь подводил к откровенности, предельной достоверности и точности в подаче читателю готового художественного произведения, написанного на взятом из жизни материале.
А в жизни, в той её части, которую закруглила война, было у Гривы немало памятного, вызывавшего как добрые, так и совсем противоположные воспоминания.
Крестьянский батрацкий сын, шестой по счёту в семье, родившийся в окрестностях той части Латвии, что зовётся Курземе, он с детства познал нужду и приобщился к труду: был пастухом, работником у богатых хозяев. Рано тяготевший к культуре, много читавший, после окончания шестилетней сельской школы, в девятнадцать лет, Жанис уезжает в Ригу, где ищет работу, живя впроголодь до тех пор, пока, прочитав газетное объявление, не устроится в городское профессиональное училище на типографское отделение, не требовавшее оплаты за обучение. В кратчайшие сроки он овладеет профессиями наборщика и печатника, осознав, как тяжело живётся человеку труда в условиях буржуазной действительности.
В 1930 году он поступает в рижскую рабочую вечернюю гимназию имени Я. Райниса для взрослых. О тех событиях писатель отзовётся и в своих воспоминаниях: «Я понимал, что совмещать учёбу в гимназии и в ремесленном училище будет тяжело, однако знал и то, что бросать училище нельзя, так как без специального образования не обойтись. Страшные годы кризиса, сдавившие буржуазную Латвию своей безжалостной лапой, заставили даже нас, молодых, смотреть на мир трезво, без излишней восторженности и романтических мечтаний. Слабых эти условия надломили, многие из них становились мещанами, но сильные духом и разумом не сдавались, они вступили в борьбу со страшнейшим злом жизни — капитализмом, уходили в подполье и становились комсомольцами и коммунистами.
На улицах Риги, как и во всей Латвии, резкие контрасты — оборванные нищие и роскошные лимузины с холёными и сытыми господами; ломящиеся от товаров прилавки магазинов и голодные дети бедняков. В газетах печатаются сообщения о том, что измученные голодом люди вешаются, не видя иного выхода. Матери открывают газ и умирают вместе с истощёнными от постоянного недоедания детьми. К сейму идут безработные женщины с грудными детьми на руках, они просят только хлеба и работы, — конная полиция разгоняет их и безжалостно избивает».
Казалось бы, читаешь о реалиях девяностолетней давности, а в сознании возникают параллели с постсоветской действительностью, пришедшей в ещё вчера успешно развивавшиеся советские республики в те злополучные 1990-е годы, неизжитые, к сожалению, и сейчас. Капитализм остался прежним, нутро у него такое же отвратительное и бесчеловечное, как бы сегодняшняя власть ни пыталась его приукрашивать.
Осенью 1931 года Жана приняли в только что созданную комсомольскую организацию гимназии. «Вступление в комсомол было большим событием в моей жизни. После этого я уже не был одиночкой, меня захватили общие интересы. Комсомольская организация помогла мне определить своё место в жизни, свою роль в борьбе за свободу». Позже он, пройдя через участие в ученической забастовке, в которой возглавлял стачечный комитет, окрепнув идейно, столкнувшись с арестом на явочной квартире, станет в 1934 году членом подпольной Компартии, направившей молодого Жаниса, писавшего к тому времени стихи, в 1937 году в сражавшуюся Испанию.
В Испании, сыгравшей в жизни писателя огромную роль, он прошёл, начиная с нелегального перехода французской границы в Пиренеях и вплоть до боёв под Мадридом и на южных фронтах, через большие испытания, закалившие его на всю жизнь. Эту страну ему суждено будет посетить и в 1970 году. В поездке той он побывает во многих её уголках: Барселоне, Валенсии, Гранаде, Севилье, Кордове, Толедо, Мадриде. И сонм воспоминаний станет неизменным спутником писателя, так как всё пережитое на испанской земле и спустя три десятилетия не сможет отпустить его цепкую память.
Как писатель-коммунист и активный участник советского движения за мир, побывает Грива летом 1965 года и в борющемся Вьетнаме, где увидит воочию не только мужество и патриотизм вьетнамцев, их сопротивление ненавистному врагу, но и страшные последствия нападений американских стервятников, напалмом сжигавших огромные территории и жившее на них население, выполняя указания правительства США, развязавшего ту войну.
Бывал он и в ряде других стран. По результатам тех поездок появлялись книги: пронзительную повесть «Ноктюрн» (в 1966 году по мотивам повести на Рижской киностудии режиссёр Р. Горяев снимет одноимённый фильм), рассказывающую о любви латышского бойца интербригад и французской медсестры, он привезёт с норвежского Шпицбергена, «Огненный корабль» — из Дании, «Девушку из Неаполя» — из Италии, «В тени голубой мечети» — из Турции, очерковый сборник «Река джунглей Меллакоре» — из далёкой Гвинеи.
Грива оставил нам обширное писательское наследие: романы, пьесы, рассказы, очерки, воспоминания, путевые заметки, публицистику, книги для детей. Красной нитью в его творчестве стала тема гражданской войны в Испании, а шире — борьбы с фашизмом. Непосредственно ей посвящены сборники рассказов «По ту сторону Пиренеев», «Испанские рассказы», драма о легендарном испанском поэте Гарсии Лорке «Преступление в Гранаде», во многом автобиографичный роман «Любовь и ненависть».
Роман «Любовь и ненависть», над которым писатель начал работать ещё во французском концлагере (те наброски не сохранились, Грива вынужденно закопал их), прекрасно переведённый на русский язык С. Цебаковским, бесспорно, является одним из лучших в творческом багаже Жана Карловича. Думается, не стоит его считать произведением, всецело отданным испанской теме, и уже хотя бы потому, что Грива в нём достаточно обстоятельно показал латвийскую действительность середины 30-х годов двадцатого столетия со всеми её негативными сторонами, о которых он знал не понаслышке.
Буржуазная Латвия предстаёт перед нами такой, какой она на самом деле была в те годы, в отличие от тех сказок, которые распространяются сегодня, превознося существовавшие в стране порядки. Мы же видим бедность большинства населения и обогащение далеко не честными методами тех, кто «только и делает, что придумывает новые, никуда не годные препараты и кричащую рекламу для них, чтобы получше надуть покупателей и поживиться за их счёт», несправедливость, гонения на инакомыслящих, произвол власти и её силовых ведомств, засилье этнических немцев, переставших скрывать своё восхищение Гитлером и фашизмом, обречённость значительного числа молодёжи, не имеющей возможности найти постоянную работу и не видящей ясной цели в жизни.
Показал Грива читателю и коммунистическое подполье, продолжавшее бороться в крайне тяжёлых условиях. Но в его рядах находились сильные, смелые, волевые, убеждённые, не страшившиеся трудностей да и реальной возможности попасть в тюрьму, а то и лишиться самой жизни люди, осознанно выбиравшие этот тернистый путь.
Для понимания атмосферы, царившей в Латвии, и настроений среди интеллигенции, наиболее информированной о положении дел в стране, приведу, на мой взгляд, показательный диалог главного героя романа, молодого порядочного студента-медика Анатола Скулте, ставшего в результате жизненных обстоятельств бойцом интербригад в Испании, и хозяина частной клиники врача Гибета, у которого Скулте находился на лечении:
«— Понимаю, господин Гибет. Вы спасли меня тогда…
— А теперь уж не смогу, — повторил он. — С некоторых пор я начинаю задумываться: где мы — в демократическом государстве или в огромной тюрьме? Ответ напрашивается сам собой… Куда ни глянешь, кругом штыки, садизм, попрание элементарных гражданских свобод, смехотворный культ доморощенного диктатора (имеется в виду Карлис Улманис, установивший после государственного переворота в 1934 году авторитарный режим. — Р.С.) — на манер нацистской Германии. Мои нервы не выдерживают. Рассудок восстаёт и негодует. А что толку? Мы всего-навсего маленькие камешки, сорванные с места и влекомые страшной, гибельной лавиной. Если только война не сотрёт с лица земли всё человечество, грядущие поколения будут смеяться над нами. Над нашей трусостью, над тем, что мы позволили залезть на троны убийцам и сами безропотно копали себе могилы…
— Но ведь не все живут так, как мы, — заметил я.
— Вероятно, вы имеете в виду Советский Союз? Испанию? Но их тоже предоставили своей судьбе. Чёрная лавина фашизма всё сотрёт с лица земли, всё! Свобода, гуманизм — всё погибнет. Всё погребёт под собой лавина фашизма.
— Вы чересчур пессимистичны, доктор, — сказал я. — В мире есть силы, которые борются против фашизма и способны сдержать лавину. Поверьте мне, господин Гибет, они задержат её… Если мы потеряем веру в будущее, мы потеряем почву под ногами. Какой тогда смысл жить, бороться, мечтать о завтрашнем дне!
— Восхищаюсь вами, господин Скулте. После всего, что вы недавно пережили, верить в светлое будущее человечества… Я, к сожалению, утерял эту веру. Случай с вами для меня был последней каплей. Нас затягивает мерзкое зловонное болото. Уж если нет надежды выбраться, лучше опустить руки, чтобы скорее наступал конец.
— Нет! Нельзя опускать руки!
Доктор Гибет устало улыбнулся:
— Но если нет никакой надежды?
— А если надежда есть, только вы её не видите? — воскликнул я с жаром. — Нет, нельзя опускать руки. Нужно бороться за жизнь».
Как видите, Анатол, не до конца осознавая истинные причины сложившихся в Латвии и мире порядков, не будучи тогда и коммунистом, всё же убеждён в том, что «нельзя опускать руки» и только в ходе борьбы можно избавиться от всей той страшной реальности, которая его окружает. Это убеждение окрепнет в нём на испанской героической земле, где переживший личную трагедию Анатол пройдёт через горнило войны, получит боевой опыт, будет спасать товарищей по оружию и оказывать медицинскую помощь мирному населению, станет коммунистом, подружится с настоящими бойцами, самоотверженно боровшимися за республику. Увы, увидит он и провокаторов, анархистов-болтунов, работавших фактически на будущего многолетнего диктатора Франко.
Скулте останется жив, хотя роман Грива завершает тем, что вчерашние бойцы интернациональных бригад, «просто побеждённые», поскольку «была победа без победы, потому что мы не были разбиты», попадают во французский концлагерь, а не возвращаются в родные места. То, что писатель пережил сам, находясь в заточении на территории Франции, рассказывать в романе он уже не стал, посчитав, наверное, излишним. Важно, без сомнения, другое: главный герой преобразился, приобрёл коммунистические взгляды, стал сильной, волевой личностью, готовой рисковать жизнью во имя высоких целей, его не сломить, не запугать, он отчётливо понимает, ради чего направился в Испанию и взял в руки оружие. Осознаёт он и свои дальнейшие перспективы. Фашизм, олицетворяющий «варварство, деспотизм, темноту и рабство», следует остановить. Он не должен получить мирового господства.
«Жизнь — чудесная штука, — напоминает нам Грива словами Анатола, адресованными им испанскому крестьянину, переходящему в стан республиканцев. — Даже если приходится туго… Но во всякой жизни должна быть цель, большая, прекрасная цель. Только тогда и стоит жить. Только тогда хорошо живётся».
Жан Карлович, будучи сам последовательным оптимистом, оптимизмом неизменно заряжал и своих читателей. Переполнен этим жизнеутверждающим настроем и главный герой романа «Любовь и ненависть». И писательский интерес нам становится понятным. Республиканская Испания, не имевшая такого современного вооружения, какое было у фашистов, испытывавшая значительные трудности в оснащении техникой, оружием, продуктами питания, о чём в романе писатель не преминул также напомнить, оказалась побеждённой. Но значит ли это, что сдались и изменили своим идеалам те, кто сражался под её знамёнами, в том числе и представители других народов? Нет, говорит нам писатель, до конца своих дней вспоминавший испанскую трагедию, прочно закрепившуюся в его сознании. Борьба продолжается! Живёт в них, прошедших горнило войны, и ненависть, вынесенная Гривой в название романа. Ненависть к фашизму как явлению, к злу, несправедливости, предательству, равнодушию, трусости.
Любовь к жизни, людям и ненависть к злу, войне и вооружённым конфликтам, её предваряющим, — должны сопровождать человека всегда, в любых жизненных обстоятельствах, порой возникающих вопреки индивидуальным планам и стремлениям. Эту мысль борец за мир и солидарность всех миролюбивых сил на планете, писатель-коммунист и пытался донести широкой читательской аудитории своим романом «Любовь и ненависть», увидевшим свет почти через четверть века после описываемых в нём событий и актуальным и в наше время, где войны и военные столкновения, к сожалению, стали повседневной обыденностью.
Грива создаст немало и других заслуживающих внимания произведений. Это сборник рассказов «В долине реки Улиты», где к испанской теме прибавятся рассказы о людях Алтая, написанные после поездки по Западной Сибири и Алтайскому краю; роман о боевом пути латышских добровольцев во время Великой Отечественной войны «Дорога жизни»; книга репортажей о плавании с рыбаками в Атлантику за сельдью «Под крыльями альбатроса»; драма в стихах о латышских стрелках, приближавших революцию «Метёт метель»; пьеса, рассказывающая о плавании по чужим морям, «Беспокойные воды»; роман о духовном кризисе в стане латышской буржуазной интеллигенции «Человек ждёт рассвета» (этой же теме он посвятит пьесу «Плот Медузы»); а также многочисленные рассказы, очерки, памфлеты.
Проза Гривы отличалась документальностью, достоверностью, так как героев он считал возможным называть и реальными именами. Он не искал каких-то новаций и литературных оборотов, не использовал отвлечённых сравнений и метафор, считая главным в произведении правдивость и максимальную приближённость к тем реальным событиям, о которых и шло повествование. Писатель не стремился приукрашивать своих героев, не считал нужным драматизировать событийный фон. Да и не придумывал он того, чего не знал и не пережил самостоятельно.
Современники Жана Карловича говорили о нём как о человеке добром, отзывчивом, внимательном, не допускавшем злословия, к критике относившемся спокойно, похвалу выслушивавшем с усмешкой. Он не считал возможным навязывать своё мнение собеседникам, но и принципов жизненных никогда не менял, оставаясь и в зрелом возрасте таким же сильным, последовательным и целеустремленным, каким сформировался в молодые годы.
Не сломили Гриву и проблемы со здоровьем, инвалидность, передвижение в кресле-коляске. До последнего своего дня Грива продолжал трудиться, писать, участвовать в общественно-политической жизни республики и страны. Остались нереализованные намерения, планы, недописанные тексты. Но, что не может не радовать, сохранилось его писательское наследие, даже при том отношении к нему в современной буржуазной Латвии, где имя писателя-коммуниста не в почёте, а, как и следовало ожидать, подверглось нападкам и предано забвению.
Не поленитесь, сходите в библиотеку, найдите там книги Жана Гривы. Они многое расскажут и наведут на непраздные раздумья, без которых не может быть серьёзной и реалистичной литературы.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
