По материалам публикаций на Центральном сайте КПРФ
Представляем интервью для КПРФ.ру первого секретаря Иркутского областного отделения КПРФ, экс-губернатора Иркутской области (2015-2019 гг.), первого заместителя председателя комитета Госдумы по энергетике С.Г. Левченко.
– На этой неделе, 11 декабря, состоится круглый стол КПРФ, посвящённый теме развития в России топливно-энергетического комплекса. Я знаю, что вы занимаетесь этой проблематикой уже не первый год. Почему именно эта тема стала для вас приоритетной? Это связано с тем, что в Иркутской области много гидроэлектростанций? Потому что ваша профессиональная деятельность тесно связана с энергетикой?
— Здесь действительно целый комплекс причин. Во-первых, вы правильно сказали: я избран от Иркутской области и живу там. Иркутская область обладает самым большим энергетическим потенциалом в Российской Федерации: четыре гидроэлектростанции, несколько десятков объектов гидроэнергетики, несколько десятков теплоэлектростанций, которые вырабатывают тепло и электроэнергию.
Во-вторых, я работаю первым заместителем председателя Комитета Государственной Думы по энергетике и являюсь единственным представителем нашей фракции в этом комитете. Так что причин для проведения таких круглых столов накопилось достаточно.
И действительно, наш предстоящий круглый стол далеко не первый. По крайней мере, в этом созыве, начиная с 2021 года, это уже четвертый. Мы проводим их практически ежегодно. Обычно приурочиваем к отчёту правительства, чтобы выработать позицию — и нашей фракции, и учёных-энергетиков, и практиков, которые работают по всей стране, — и затем изложить её на отчёте правительства по энергетике.
Мы вырабатываем рекомендации по итогам каждого круглого стола. Сейчас проект рекомендаций уже подготовлен — это весьма объёмный документ страниц на двенадцать, и, думаю, будет ещё больше, потому что энергетика сама по себе крайне масштабна. Это и гидроэнергетика, и тепловая, и атомная. В наш комитет входят также газовые и нефтяные структуры, а также возобновляемая энергетика: ветровые, солнечные, приливные станции и так далее. Даже если посвятить каждому направлению по одной странице рекомендаций, их уже будет значительно больше двенадцати.
Мы планируем выработать эти рекомендации совместно с учёными, представителями Российской академии наук, директорами институтов, занимающихся развитием энергетики. Естественно, на круглом столе выступят и депутаты — и нашей фракции, и других фракций.
Если говорить об основных направлениях и о том, что нового мы хотели бы предложить в сфере энергетики и в целом в топливно-энергетическом комплексе (ТЭК), то я должен отметить: у нас, к сожалению, отсутствует полноценное серьёзное планирование — как на среднесрочную, так и на долгосрочную перспективу.
В современной России энергетические объекты с момента принятия решения вводятся в эксплуатацию через 5–7 лет, иногда и больше. Если сейчас возникает потребность в электроэнергии или тепле, и власти принимают решение о строительстве объекта, получить его можно будет только через 5–7 лет. Поэтому для отрасли, где все объекты создаются долго, критически важно стратегическое и среднесрочное планирование.
Формально у нас существует около двух десятков плановых документов: различные концепции, стратегии, схемы размещения производительных сил и объектов энергетики. Документов много, но нет единого комплексного документа, который бы увязывал всё это с развитием экономики, социальной сферы и других отраслей. А ведь энергетика — это стратегическая отрасль, дающая стране более 30% доходов, при том что в энергетике занято всего 4% населения.
– То есть 30% — это доля в общих доходах страны?
— Да, в общих доходах. И значительная доля экспорта приходится именно на углеводороды. Это важнейшая стратегическая отрасль, но в то же время необходимо понимать: энергетика — это обслуживающая отрасль. Электроэнергия, тепло, углеводороды — всё это нужно для того, чтобы обеспечивать производство и жизнь людей. Если мы развиваем энергетику «впереди паровоза», а потом начинаем думать, куда девать тепло и электроэнергию, — это означает, что всё управление экономикой и социальной сферой поставлено с ног на голову.
Я на одном круглом столе говорил: сейчас складывается ситуация, когда мы тратим огромные средства на строительство объектов энергетики — очень дорогих объектов — словно строим дорогу, а затем начинаем думать, кто же по ней будет ездить.
– А есть ли данные о том, какой процент производимой энергии реально используется?
— Если говорить о возможности выработки — о потенциале существующей генерации: гидростанции, теплостанции, атомные станции, возобновляемые источники, — то примерно 70–75% всех генерирующих мощностей построено ещё в советское время. Эти объекты серьёзно изношены.
И вот: от общего объёма возможной выработки электроэнергии мы используем лишь 51%. Это во многом связано с падением производства в 1990-е годы, и до сих пор мы, к сожалению, не восстановились.
– То есть потребности вырабатывать больше — нет?
— Да, проблема именно в этом. Появилось явление так называемой «запертой мощности»: генерация есть, а доставить электроэнергию до потребителя невозможно, потому что нет линий электропередачи. Страна огромная, не Швейцария. И это очень серьёзный фактор.
– Санкции тоже повлияли?
— Конечно. Во-первых, Запад перестал нормально принимать наши углеводороды — нефть и газ. А разработку месторождений остановить трудно: потом восстановить добычу с прежним эффектом может уже не получиться. Поэтому предпринимались оперативные попытки переориентировать поставки с запада на восток — в Азию, а не в Европу. Но и там не всё так просто: наши магистральные трубопроводы изначально не были рассчитаны на такие объёмы поставок на восток.
– Уровень износа сейчас действительно высок?
— Да, очень высокий. Если привести наиболее «оптимистичный» показатель, чтобы никого не пугать, — это 60%. Но фактически по многим объектам — по генерации, сетям, трубопроводам — износ 70, 80 и даже 90%. Последние десятилетия из ТЭК просто выжимали всё, что было создано в советское время. Инвестиции в обновление были минимальными. И это касается не только энергетики, но и коммунального хозяйства: там износ сетей ещё выше.
– По поводу трубопроводов: получается, они тоже рвутся? Это ведь потенциальная экологическая угроза.
— Совершенно верно. Такие случаи возникают периодически. Например, когда планировали проложить нефтепровод рядом с Байкалом — возмутилась вся страна, в итоге трассу отодвинули на 200–250 километров. Чем больше сеть трубопроводов, тем выше риск экологических аварий, а с учётом общей изношенности риски только растут. И в коммунальном хозяйстве ситуация аналогичная — и в мелких, и в сетях среднего диаметра.
Приведу пример по Иркутской области: несмотря на рост тарифов для населения и предприятий последние 4–5 лет, аварийность одновременно растёт. Как это объяснить? Значит, деньги не доходят туда, где должны вкладываться: в ремонт и замену сетей. Поэтому нестыковок накопилось очень много.
И поэтому позиция нашей фракции и партии в целом такова: такие стратегические отрасли, как топливно-энергетический комплекс, должны быть национализированы. Для его развития в составе правительства должен существовать орган, который будет заниматься стратегическим планированием. А сейчас это невозможно, потому что всё находится в частных руках. Государство может сказать владельцу станции: «Ремонтируйте, у вас высокий износ». А он ответит: «Мне это невыгодно». И на этом всё.
– А перераспределение электроэнергии между регионами существует?
— Оно никогда и не прекращалось: у нас действует единая энергосистема страны. Исключение — Дальневосточный округ, где есть определённые несостыковки, но до его границ единая энергосистема функционирует.
Когда, например, в европейской части страны наступает пик потребления, в Сибири — где вырабатывается большая часть электроэнергии — пик уже заканчивается (разница с Москвой 5 часов). И перетоки электроэнергии работают ещё со времён СССР.
– Были попытки разрушить эту систему?
— Были. Когда непрофессионалы берутся управлять тем, в чём не разбираются, — результат печален. Ельцинисты многое «накуролесили» в ходе приватизации. Но энергосистема всё-таки сохранилась — пусть и не в том виде, как в советское время.
– После аварии на Саяно-Шушенской ГЭС последствия полностью восстановили?
— Да, восстановили. Но это пример низкой управляемости. В момент, предшествовавший аварии, два энергоблока станции были на капитальном ремонте. Те, кто увеличивал нагрузку на Саяно-Шушенскую ГЭС, не учли этого и не должны были увеличивать нагрузку. Плюс не сработали датчики на плотине. И была невозможна связь с рядом станций, которые должны были принять на себя часть нагрузки — поэтому её переложили на Саяно-Шушенскую.
Я был членом комиссии Государственной Думы и Совета Федерации по расследованию — всего 16 человек, от нашей фракции мы были вдвоём с Маслюковым. Пришлось написать особое мнение, потому что с выводами большинства я не согласился: причины были шире и глубже, чем было указано в официальном докладе.
– Виновные были наказаны?
— Практически нет.
– Скажите, как вы относитесь к тому, что мы добываем исчерпаемые ресурсы и продаём их за границу? Ведь существовали оценки, что запасов хватит еще на несколько десятков лет, и нужно переходить на другие источники энергии.
— По каждому виду энергоресурсов прогнозы разные: по углю одни, по нефти другие. Но да, это исчерпаемые ресурсы, и нельзя вывозить всё подчистую. Нужно учитывать необходимость переработки и разумного использования.
– В США, насколько известно, значительную часть запасов вообще не продают, а сохраняют?
— Да, они фактически «замораживают» собственные месторождения, используют чужие — денег у них хватает. У США много разведанных запасов углеводородов, которые пока не используются. Стран, готовых продавать углеводороды, много, и они конкурируют между собой. Но вы правы: нужно развивать переработку — нефтехимию, газохимию, которые сильно просели после советского времени. Это признано на самом высоком уровне.
Кроме того, мы серьёзно потеряли компетенции в производстве энергетического оборудования: турбин, котлов и так далее.
– Новые станции строятся на нашем оборудовании или закупаются за рубежом?
— И на нашем, и на зарубежном. Нашего оборудования пока не хватает. Поэтому с западного оборудования переходим на китайское.
– Насколько сегодня актуальны вопросы энергосбережения?
— Очень актуальны. У нас, честно говоря, нет привычки экономить. В любом городе можно увидеть, как «топят улицу»: теплопотери огромные. Энергосбережению нужно учиться — перестраивать и строительство, и промышленность под стандарты энергоэффективности: материалы, стены, утепление.
Часто людям предлагают дешёвые «квадратные метры»: «Вот вам дом за миллион». А человек потом либо мёрзнет, либо тратит огромные деньги на отопление. Это реальные примеры.
Есть и другой фактор — прогресс. Например, майнинг: он потребляет колоссальные объёмы электроэнергии. Долгое время он находился вообще вне правового поля: майнинг был, а закона не было. Когда регулирование начали вводить, выяснилось, что число майнеров настолько разрослось, что даже такие регионы, как Иркутская область, стали энергодефицитными. Школу или садик подключить невозможно — всю электроэнергию «съел» майнинг. С этим начали бороться, но проблем накопилось много. Я два года выступал в Госдуме по этой теме.
– Чем в итоге это закончилось?
— Пока ничем. Борьба продолжается. Майнинг разделили на «белый», «серый» и «чёрный». Борются с «чёрным», хотя «белый» потребляет гораздо больше электроэнергии. Здесь, как известно из марксистской теории, производительные силы всегда опережают производственные отношения. Мы очень долго пытались понять, что делать с криптовалютой — и до сих пор не разобрались окончательно.
– Какие перспективы у новых видов энергетики? К чему мы движемся?
— Часто, когда говорят о новых видах энергетики, имеют в виду то, что можно увидеть: ветряки, солнечные панели. Но доля солнечной и ветровой энергии в России пока очень мала — около 1%. Но превышать 5–10% тоже нельзя: возобновляемая генерация нестабильна — ветер стих, солнце «ушло за облако», и всё. Поэтому при стабильной базовой генерации (ТЭС, ГЭС, АЭС) можно иметь 5% возобновляемой — там, где нет ЛЭП или благоприятные условия.
Но это далеко не всё. Очень активно идёт работа над водородной энергетикой. И, думаю, время, когда мы сможем получать экологически чистую электроэнергию, уже не за горами.
– То есть проблема может быть решена?
— Надеемся.
– Это реально?
— Да, вполне. Большое значение имеет вопрос хранения электроэнергии. Электричество нельзя положить «в ящик». Оно вырабатывается и должно быть потреблено. Но сейчас появились надёжные методы хранения — литиевые и другие батареи на новых сплавах, выдерживающие огромное количество циклов зарядки и разрядки в отличие от старых свинцовых аккумуляторов. Это даёт возможность создавать запасы электроэнергии. Этим серьёзно занимаются в Китае, странах Персидского залива, в Европе.
– Как вы относитесь к атомной энергетике? Учитывая Чернобыль, Фукусиму и современные военные угрозы, в том числе со стороны ВСУ.
— Конечно, аварии уровня Чернобыля или Фукусимы — огромная трагедия для сотен тысяч людей. Но надо понимать: при желании можно разрушить и гидростанцию. Если бы, например, разрушилась Саяно-Шушенская ГЭС, то ниже по течению расположенная станция была бы смыта, и под угрозой оказался бы весь Абакан — почти 300 тысяч населения. То есть крупные энергетические сооружения потенциально опасны.
Поэтому важно повышать безопасность. И нужно сказать, что современные проекты, которые строятся после Чернобыля и Фукусимы, учитывают те аварийные факторы. Например, устанавливается «ловушка расплава» под реактором — для локализации расплавленного топлива, если произойдёт экстремальная ситуация. После катастрофы на Фукусиме — где из-за землетрясения и цунами был повреждён корпус реактора, расплав вышел наружу — такие ловушки стали обязательными. Росатом внедрил их очень оперативно — уже на следующий год после аварии.
– Если подытожить: ТЭК — это огромная система, и многое зависит от международной обстановки, от потребления. В этих условиях что необходимо в первую очередь?
— Прежде всего нужен государственный орган, который будет учитывать все риски, направления развития, новые научные решения, аварийные сценарии, возможности переброски электроэнергии. Сегодня этого нет: решения принимают частные владельцы, исходя из своих интересов. Приведу пример: инвестор подаёт заявку на подключение тепла и электроэнергии под проект. Энергетики планируют работы. Проходит год-два, мировая конъюнктура меняется, инвестор говорит: «Мне теперь невыгодно строить». А энергетики уже запланировали мощности. Это хаос.
Такое может учесть только государство. Поэтому наша задача — в том числе задача нашей фракции — добиться разумного, эффективного планирования и развития энергетики.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
