По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Алексей Шахов, кандидат исторических наук
(Продолжение.
Начало в № 88—112)
Где-то в районе Сталинграда
…Уже целых двадцать дней сентября жесточайшие бои шли на самом берегу Волги, точно на том месте, где теперь возведена Волжская ГЭС. Здесь, на северной окраине Сталинграда, враг был остановлен после того, как гитлеровский танковый корпус с армадой пикировщиков, проложив себе путь от Дона к Волге, едва не ворвался на знаменитый Сталинградский тракторный завод. У противника господствовала полнейшая уверенность в обречённости Красной Армии. Ещё бы! Ведь вся военная история не знает примеров стойкой обороны перед такой широкой водной преградой, какой была Волга.
Сколько можно было окинуть взглядом, берег Волги, овраги, крутые склоны берегов Мокрой и Сухой Мечёток, все позиции батальонов 124-й бригады пестрели многоцветными листовками ведомства Геббельса. «Памятки», «пропуска» нацистских пропагандистов психологически упирали в разных словосочетаниях на одно и то же: «Не надейтесь, никто вас не выручит. Всех утопим в Волге. Англичане в Дюнкерке были умнее вас. Они быстро убрались из Франции к себе на острова». Ко всем этим страшилкам добавлялись изображения разного рода «клещей» и «удавок» для защитников Сталинграда.
По единственному в 124-й бригаде политотдельскому приёмнику ночами принимали сводки Совинформбюро, а затем их от руки переписывали работники политотдела, чтобы утром сообщить бойцам в окопах. В этих сводках, которыми жила вся страна, изо дня в день сдержанно повторялись сообщения о боях под Сталинградом. И не больше того. Эта безвестность, безымянность их борьбы терзали людей больше врага. Великой нуждой были моральная поддержка, ободрение стремительно таявших рот, батальонов, сражавшихся у самого берега Волги!
Очерки Константина Симонова
И вот в «Красной звезде» чередой пошли сталинградские очерки Константина Симонова, которые дополнялись снимками фотокорреспондента газеты Виктора Тёмина. Это происходило в бригаде полковника С.Ф. Горохова. Съёмки красноармейцев, командиров и политработников производились в расположении рот только первого эшелона, а то и в боевом охранении. Серия опубликованных фотографий имела объединяющий их заголовок «Героические защитники Сталинграда». Сколько же они доставили так необходимой тогда человеческой радости и гордости фронтовикам!
Вначале, 18 сентября 1942 года, вышел очерк «Бой на окраине». Неделю спустя «Красная звезда» опубликовала «Дни и ночи». В этих корреспонденциях впервые сообщалось о боях в самом Сталинграде. Наконец, в центральной печати появился большой и конкретный материал об активной обороне на берегу Волги в самом Сталинграде.
Очерк «Бой на окраине» передавал ощущение огромного накала борьбы в сражавшемся городе. Симонова захватила, окрылила атмосфера сплочённости, непоколебимой уверенности в своих силах, духовного подъёма, которую во многих проявлениях он ощущал, находясь в батальоне Ткаленко. И не ошибся! С того первого боя и до конца оборонительных боёв на Волге этот батальон гороховской бригады удерживал посёлок Рынок — самый северный край огненной черты обороны города. Никто его не подменял, на отдых не отводил. И так — целых двадцать недель! А через месяц после окончания боёв в Сталинграде «Красная звезда» опубликовала завершающий очерк «Зимой сорок третьего…»
Весь цикл Симонов назвал своим «Сталинградским дневником». В цикле этих сталинградских очерков писатель и журналист обратился к событиям, связанным с боевыми действиями в сталинградской обороне 124-й отдельной стрелковой бригады, к встреченным им там людям, к их пониманию своего воинского долга, к их настроению не просто не пустить фрица, а бить его и победить, обязательно победить — здесь, на своём гороховском рубеже.
В бригаде Горохова Константин Симонов появился нежданно-негаданно. На позиции близ Тракторного завода он прибыл в составе группы журналистов «Красной звезды», которую лично возглавлял ответственный редактор «Красной звезды» Д.И. Ортенберг (Вадимов). Это счастливое обстоятельство сокращало пространство и время. В журналистскую группу предусмотрительно включили и Василия Коротеева, в недавнем прошлом секретаря Сталинградского обкома комсомола, знавшего город не понаслышке.
«Десант» «Звёздочки» смог накоротке побывать во фронтовом и армейском штабах. Журналисты разузнали там общую обстановку. А чтобы вникнуть в боевые дела, они нацелились побывать непосредственно в войсках, ведущих боевые действия в первой линии. Им назвали бригаду полковника Горохова. Расстояние в семнадцать километров от центра города до Тракторного на северной окраине через пожарища и развалины группа журналистов «Красной звезды» с помощью Коротеева преодолела по тем временам быстро. А уж оттуда было рукой подать до командного и наблюдательного пунктов бригады полковника Горохова. Так на самой северной окраине Сталинграда, в районе Тракторного завода и посёлка Рынок, состоялась первая встреча батальонного комиссара К.М. Симонова с гороховцами.
Московские журналисты с помощью В. Коротеева в заводском районе, в посёлках, на переправах ориентировались уверенно, бывало, обходились и без сопровождающих. Симонов встречался с танкостроителями, ремонтниками, ополченцами Тракторного завода. Побывал на борту канонерской лодки «Усыскин». Четыре дня Константин Михайлович пробыл на передовой, знакомясь с людьми, собирая материалы.
Летописцы бригады Горохова
Константин Симонов и Виктор Тёмин стали единственными летописцами гороховцев за все пять месяцев — целых двадцать недель бессменных боёв 124-й бригады на волжском берегу на северной окраине Сталинграда. Но какими!
В бригаде Горохова К. Симонов и его верный спутник фотокорреспондент В. Тёмин чаще всего бывали в стрелковом батальоне Вадима Ткаленко. Передний край батальона одновременно являлся самым дальним оголённым флангом Сталинградского фронта, а внутри фронта — флангом 62-й армии. За спиной, в тылу батальона, имелось более двух километров водного пространства Волги и Ахтубы. С юга соседями были батальоны бригады. С запада и севера нависали гитлеровцы.
Как мы уже рассказывали выше, первое испытание огнём и кровью пехотинцы, артиллеристы бригады и стрелкового батальона Ткаленко держали в тяжёлом бою с частями лучшей в 6-й армии танковой дивизии врага. 16-я танковая дивизия покоряла Бельгию, участвовала в походе на Балканы. Перед летним наступлением её перевооружили более мощными танками. Тщеславие солдат дивизии подстегнули присвоением наименования «гренадеры». Враг был несравненно сильнее в танках и авиации.
Первый бой батальона получился очень тяжёлым, кровопролитным. И всё же роты Петра Кашкина и Степана Бондаренко потеснили противника подальше от завода. Были очищены от врага два прибрежных заводских посёлка — Спартановка и Рынок. Эти роты да ещё батарея истребителей танков и миномётчики лейтенантов Локтева и Юмашева составляли авангард сил того самого батальона, оборонявшего северную окраину Сталинграда, о котором всю жизнь помнил и похвально отзывался Константин Симонов.
Отбитые у врага населённые пункты и устья притоков Волги — речушек Мокрая Мечётка и Сухая Мечётка — батальон удерживал весь период обороны. На круче берега Волги оборудовали передний край обороны. Ломы зазвенели, лопаты ломались на фортификационных работах в тысячелетиями спрессованной, никогда не паханной земле приречной террасы.
Константин Симонов узнал, что батальоном, вросшим здесь в неподатливую, но родную сталинградскую землю, командовал двадцатитрёхлетний старший лейтенант Вадим Ткаленко. Журналист также выяснил, что комбат уже имел фронтовой опыт. Наградное представление к ордену Ленина на лейтенанта Ткаленко имело пометку: «посмертно». После первых боёв в Сталинграде бригадная парткомиссия приняла комбата кандидатом в члены ВКП(б).
Начальником штаба в батальон назначили выпускника физмата Московского государственного университета Андрея Семашко. Рано потерявший отца, он воспитывался под влиянием семьи своего дяди, первого наркома здравоохранения нашей страны.
Красноармейцы в батальоне подобрались в основном двадцатилетние — амурские, кокчетавские, акмолинские хлеборобы. Более половины из них по году-полтора послужили в дальневосточных частях Красной Армии. Рядом с дальневосточниками новобранцы ловчее овладевали солдатским делом. Командирами, политруками пришли школьные учителя. Взводами командовали выпускники краткосрочных училищ и курсов. По возрасту из них мало кто был старше красноармейцев. Коммунисты с двадцатых годов Влас Макаренко и Иван Ершов, призванные в армию по партийной мобилизации, стали политическими вожаками восьмисот человек, объединённых в воинском коллективе батальона.
Константин Симонов вывел старшего лейтенант Вадима Ткаленко одним из центральных героев очерка «Бой на окраине». Но не только. С него же написаны некоторые внешние приметы и черты характера капитана Сабурова для повести «Дни и ночи», к подготовке которой, по воспоминаниям самого Симонова, он исподволь приступил, находясь осенью 1942-го на командном пункте 124-й бригады в подвале недостроенного здания (после войны — Дворец культуры Волгоградского тракторного завода).
Ткаленко был высокого роста, немного сутулился. Носил усы с хорошо смотревшимися ладными завитками. Не только батальон, но и вся гороховская бригада в усах комбата примечала сходство с Чапаевым — по кинофильму в чудесном исполнении артиста Бабочкина. В бригаде его и прозвали Чапаем. Симонов не знал об этом. Его первым впечатлением было: чем-то похож на Горького в молодости. Со временем и Симонов принял сравнение с Чапаем. Но приметы Вадима Ткаленко приберёг для будущего.
На первой же странице повести «Дни и ночи» автор описывает своего главного героя Сабурова—Ткаленко: «Очень большой и казавшийся, несмотря на свои могучие плечи, всё-таки слишком высоким, он своей огромной, сутуловатой фигурой, простым и строгим лицом чем-то неуловимо напоминал молодого Горького». А командира роты в этом же батальоне Степана Бондаренко все нарекли «декабристом» за его внушительные бакенбарды на молодом, мужественном лице. Тут и сам Константин Симонов в очерке «Бой на окраине» засвидетельствовал это общественное прозвище.
Есть и ещё интересные приметы происхождения образа Сабурова. В повести «Дни и ночи» корреспондент столичной газеты Авдеев с комиссаром Ваниным идут в роту Гордиенко на передний край. Там Авдеев выпускает несколько очередей из пулемёта в сторону немцев, на что противник немедленно ответил залпами из миномётов. Разрывы мин были довольно близко. Два осколка на излёте попали в лежавшую донышком кверху фуражку корреспондента. Командир отделения Конюков с лукавинкой говорит об этом происшествии: «Они её, как целиться стали, сняли и вот положили. А немец, аккурат, как яиц в лукошко, туда осколков насыпал».
И сам комбриг Горохов, и комбат Ткаленко, и комроты Бондаренко, и комиссар бригады Греков были свидетелями подобной перестрелки и сопутствующих этому обстоятельств с участием самого Константина Симонова. Только с двумя небольшими поправками. Симонов вёл огонь не из пулемёта «Максим», а из трофейного немецкого МГ-42, установленного на самодельной турели для стрельбы по немецким самолётам. Вряд ли немцы открыли миномётный огонь только из-за этих пулемётных очередей. Скорее всего они среагировали на появление большой группы людей в командирской форме и снаряжении. Ведь только один фотокорреспондент Тёмин был одет в полевое обмундирование. Симонов, Ортенберг и Коротеев были в довоенных фуражках с красными околышками и блестящими козырьками. Да и фуражка оказалась подставленной под осколки не по доброй воле её владельца, а потому, что пулемётчики и сам комбриг Горохов уж очень энергично подтолкнули Симонова в окопчик, когда тот отстал от всех и любопытствовал, где ложатся мины.
Комбат Вадим Ткаленко переживал в то время больше всех: не хватало только, чтобы в расположении его батальона что-нибудь произошло с такими высокими московскими гостями. И он, рослый, сутуловатый, стоял у стенки, не зная, что ему предпринять. Он так и не прыгнул в окоп. А когда все укрылись, прилёг для порядка, вытянувшись вдоль заборчика из камня-дикаря.
И ещё одно ткаленковское обнаруживает писатель в своём Сабурове. Рядом с ним часто появляется начальник штаба лейтенант Масленников с румяным, оживлённым мальчишеским лицом, который все поручения комбата выполняет с особой аккуратностью и тщательностью. Ну, конечно же, это Андрей Семашко — начальник штаба батальона Ткаленко, искренне преданный своему комбату. Старательно утверждая свою репутацию заправского военного, он и в самые тяжёлые периоды боёв обращался к комбату по-военному: «Разрешите сверить часы», «Разрешите идти». Константин Симонов в одном из своих интервью рассказывал:
«…В Сталинграде я встретил очень славного мальчика — лейтенанта Семашко… Я описал его отношения с командиром батальона… Семашко был совсем юный. Он был привязан к Ткаленко… Храбрый, прекрасный начальник штаба батальона. Но я его погубил в «Днях и ночах». На самом же деле он там, в Сталинграде, остался жив. А погиб под Смоленском в сорок третьем году…»
«Научные работники»
Андрей Семашко — выпускник физмата Московского госуниверситета имени М.В. Ломоносова. Он хорошо учился, был старостой, комсоргом, выполнял обязанности старшины роты в группе, входившей в военный поток. Известие о начале войны застало его в ходе сдачи госэкзаменов. А 25 июня 1941 года Андрей добровольно ушёл на фронт. До 124-й стрелковой бригады ему довелось воевать на Западном фронте — на Смоленщине, под Москвой.
Ветеран Виктор Прокофьевич Галушко, бывший начальник химслужбы бригады, так описывал Семашко: «Внешне Андрей не очень был похож на военного. Он очень аккуратен, подтянут, строен. Но всё это как-то не по-военному. У него нет той особой офицерской лихости. …И всё же Семашко отличный командир. Исполнительный и очень требовательный. Быстрый, с хорошей военной подготовкой, большими знаниями и широкой эрудицией. Его приказы прежде всего убедительны. Их нельзя не выполнить именно поэтому».
Начальник штаба бригады подполковник П.В. Черноус таких, как Семашко, Пичугин (начинж бригады), Галушко, с лёгкой иронией именовал «научными работниками». «Прежде всего имелся в виду наш недостаточно военный внешний вид, недостаток выправки, — вспоминал Галушко. — В гимнастёрке мы себя чувствовали временно, только по необходимости. Нас сближало то, что, имея право на бронь, мы добровольно пошли на фронт».
Андрей Семашко в период формирования бригады, а затем в Сталинграде и на Калининском фронте запомнился сослуживцам как очень скромный, душевный, но при этом мужественный и волевой человек. В.Я. Ткаленко вспоминал о нём: «Дорогой, душевный, милый, всеми уважаемый и любимый человек. Грамотный, очень начитан, высоко эрудированный. Порученную работу он всегда доводил до конца и с большой точностью и пунктуальностью. …В бою был смел и отважен, но с умом. Лишнего риска не допускал. Документы ведения боя, карта — всё находилось в идеальном порядке. Знание положения дел — исключительное».
Андрей любил и хорошо знал искусство, литературу. Очень любил необычные формы в искусстве, например, картины Чурлёниса, его попытки сблизить живопись с музыкой. Андрей очень любил и понимал писателя Александра Грина, музыку Рахманинова, Скрябина. Как вспоминал Жалель Есергепов, командир роты в батальоне Ткаленко, Семашко даже в Сталинграде в относительно спокойные дни любил помечтать, поговорить о науке, литературе, театре.
«…Бесхитростный, мягкий, чистейшей души человек — это правильно и хорошо сказано о Семашко, — отмечал В.П. Галушко. — Это и есть Андрей, но только одна его сторона. Вторая — железная, беспощадная логика учёного. …Это был вполне сформировавшийся молодой учёный. Прекрасная теоретическая подготовка, жадность к знаниям, большая эрудиция, очень высокая культура. Яркая личность. Я никогда не видел его незанятым. Он постоянно что-то проверял, организовывал, улучшал. Был очень требовательным начштаба. Но при этом я никогда не слышал, чтобы он в разговоре с подчинёнными повысил голос. Сам говорил коротко, по существу».
Редакторская виза ставилась на передовой
В беседах с бойцами гороховского батальона Константин Симонов уяснил, как внезапное появление 124-й бригады и незамедлительный переход её частей в наступление застигли врасплох самоуверенных «гренадеров». Их оттеснили от стен завода-танкостроителя и выбили из двух прибрежных посёлков. Кажется, уже сам журналист видел, как к исходу светлого времени, что называется, из-под закатного солнца, резервный батальон немецкой дивизии на танках и бронетранспортёрах врезался в боевые порядки измотанных боем стрелковых рот Степана Бонадаренко и Петра Кашкина. Танковый удар застиг наших пехотинцев на ровном, как стол, картофельном поле. Окопаться время не позволяло. Батальон понёс чувствительный урон. Через десять дней его пополнили рабочими Тракторного завода. А тогда обошлись наличными силами. За ночь дали людям малость прийти в себя. Накормили. Подали боеприпасы. Батальону на подмогу выделили пять танков. Ранним утром внезапно ударили по заспавшемуся охранению противника. Вражеских солдат выбили из посёлка или уничтожили.
По мере сближения с людьми у Симонова складывалось точное знание фактов. Мотаясь по подразделениям и частям, Симонов всегда пробивался и на командный пункт бригады и группы войск под командованием Горохова. Надо было сопоставить то, что видел сам, с тем, что знают в штабе и политотделе. Московские журналисты «Красной звезды» трудились и днём, и ночью. Редакторская виза «в печать» ставилась здесь же, в районе боевых действий. Рукописные страницы от Симонова шли Ортенбергу, а от него к рядом сидящей телеграфистке. Тогда были переданы в Москву очерки, сначала «Бой на окраине», а неделей позже — «Дни и ночи». Телеграфисток узла связи поторапливать не требовалось. Они чуяли необычность передаваемого в газету материала, в котором впервые упоминалось о боях в самом городе. До того времени, в первой половине сентября, сообщалось только о боях в районе Сталинграда — южнее, севернее, западнее города.
Читатели очерка «Дни и ночи» дивились приметливости корреспондентского взгляда Симонова. Немногословно переданы подробности развития событий в городе, на заводе, в поселениях, поведение жителей во времянках по балкам, оврагам, впечатление от увиденного на командном и наблюдательных пунктах воюющей части, в покинутых квартирах заводчан — всё это было очень сходно с действительным обликом города на исходе первого месяца его обороны гороховскими частями:
«Самоходный паром, на котором мы переезжали, был перегружен. На нём было пять машин с боеприпасами, рота красноармейцев. Паром шёл под прикрытием дымовых завес (вечерело). Переправа казалась долгой. Пристань, крутой подъём в гору… Ночь. Мы почти на ощупь едем на разбитом газике из штаба к одному из командных пунктов. Из ворот выезжают скрипучие подводы, гружённые хлебом… Город живёт…
Утро. Над головой ровный голубой квадрат неба. В одном из недостроенных заводских зданий расположился штаб бригады. Улица, на север уходящая в сторону немцев, простреливается вдоль миномётным огнём… Под прикрытием обломка стены стоит автоматчик, показывая место, где улица спускается под уклон и где можно переходить невидимо для немцев, не обнаруживая расположение штаба.
Уже совсем светло. Солнечный день. Время близится к полудню. Мы сидим на наблюдательном пункте в мягких плюшевых креслах, потому что НП расположен на пятом этаже одного дома, в хорошо обставленной инженерской квартире. На полу стоят снятые с подоконников горшки с цветами, на подоконнике укреплена стереотруба. Впрочем, стереотруба здесь для более дальнего наблюдения — так называемые передовые позиции отсюда видны простым глазом.
Вот вдоль крайних домов посёлка идут немецкие машины, вот проскочил мотоциклист, вот идут пешие немцы. Несколько разрывов наших мин. Одна машина останавливается посреди улицы, другая, заметавшись, прижимается к домам посёлка. Сейчас же с ответным завыванием, через головы, куда-то в соседний дом ударяет немецкая мина.
Я отхожу от окна к стоящему посреди комнаты столу. На нём в вазочке засохшие цветы, книжки, ученические тетрадки. Как и во многих других домах, здесь жизнь внезапно оборвалась…»
Очерк передавал ощущение огромного накала борьбы в сражавшемся городе. Писатель разглядел крепнувшую героику и боевую славу защитников города.
Симонова захватила, окрылила атмосфера сплочённости, непоколебимой уверенности в своих силах, духовного подъёма, которую во многих проявлениях он ощущал, находясь в батальоне Ткаленко. И не ошибся! По мере знакомства с воинами 124-й бригады Симонов находил точные слова для своих сталинградских очерков. Эти слова и интонации передавали ощущение огромного накала борьбы в сражавшемся городе. Симонов разглядел крепнувшую героику и боевую славу защитников города. Он был наполнен желанием сказать читателям «Красной звезды» мужественную правду, звать их к стойкости, порадовать примерами воинской сталинградской доблести. Непобедимую стойкость обороны на Волге создавали люди. «За Волгой для нас земли нет!» — эти слова приобрели здесь, у Горохова, огромную силу потому, что были не только обращённым ко всем призывом, но и собственным решением каждого, с кем встречался и беседовал писатель.
Об этом высказывание Симонова в очерке «Зимой сорок третьего…»: «Все помыслы и душевные силы людей были направлены на одну, казалось бы, маленькую, но на самом деле великую задачу — отстоять от немцев… деревеньку Рынок. Это было задачей жизни… У себя на фронте в один километр они хотели во что бы то ни стало добиться и добивались победы по-солдатски, по-русски, не мудрствуя лукаво… Здесь они хотели победить».
Сильные духом
Спустя много лет после войны писатель Симонов вспоминал о необыкновенном чувстве тревоги и тягостности, охватившем его, когда он ехал в объятый огнём Сталинград: «В критической своей точке Сталинград был для меня символом крайней опасности. Запомнился очень печальный вечер на Эльтоне, проведённый перед тем, как двинуться в Сталинград. Было отчаянное ощущение загнанности на край света». Таким было начало Сталинградского дневника Константина Симонова. В заключительном очерке дневника «Зимой сорок третьего…» Симонов свидетельствует, что душевное спокойствие и уверенность вернулись к нему только с прибытием в батальон, оборонявший северную окраину Сталинграда. Тот батальон был из состава 124-й стрелковой бригады полковника Горохова.
Фронтовику Константину Симонову было важно ясно выразить, что именно сила духа, а не численный перевес, техника или военная премудрость — то главное, что стало основой нашей победы в Сталинграде. И сказал он об этом просто и мудро, как итоговый вывод, обобщение записей впечатлений в Сталинградском дневнике: «Сила духа не только в том, чтобы ежечасно быть готовым отдать жизнь за Родину, но и в том, чтобы при общем тяжёлом положении не дать себе душевно потеряться перед врагом». Именно это великое свойство души русского, советского бойца и офицера и привлекло Константина Симонова в гороховцах.
И ещё один сталинградец-гороховец навсегда запал в душу писателя. 31 марта 1971 года «Литературная газета» (во второй день работы ХХIV съезда КПСС) опубликовала очерк Константина Симонова «Комиссары». В нём он писал: «Зимой 1963 года, в Волгограде, в двадцатую годовщину Сталинградской битвы, среди приехавших на годовщину ветеранов я увидел высокого смуглого моложавого генерал-лейтенанта. Лицо его мне показалось очень знакомым, но в первые минуты я никак не мог вспомнить: где я его видел? И вдруг вспомнил: здесь же, неподалёку, в нескольких километрах отсюда и видел! Только был он тогда не генерал-лейтенант, а батальонный комиссар Греков.
Бригада, или, как её чаще называли, группа полковника Сергея Фёдоровича Горохова дралась с немцами на самой северной окраине Сталинграда, в районе Тракторного завода и посёлка Рынок, а Владимир Александрович был тогда комиссаром бригады — молодой, подвижный, стройный, чернявый, похожий чем-то на Григория Мелехова, каким я его себе мысленно представлял. И даже где-то осталась его тогдашняя фотография вместе с командиром бригады Гороховым на их наблюдательном пункте, в одном из крайних домов посёлка Тракторного завода. А потом мы ходили с ним в батальон к старшему лейтенанту Вадиму Ткаленко, а потом пробирались в роту по узкой тропочке под прикрытием крутого откоса волжского берега. И когда я потом писал повесть «Дни и ночи» о тех днях в Сталинграде, я часто вспоминал и Горохова, и Грекова, и Ткаленко. Не будь тех встреч с ними на том клочке волжского берега, который они, окружённые со всех сторон, так до конца и не отдали немцам, не было бы и книги».
А встретившись через двадцать лет, мы пошли с Грековым туда, где он воевал вместе со своими товарищами, и целый день лазали по берегу, и он узнавал то одно место, то другое, то один НП, то другой, то третий, то вдруг видел под снегом очертания ямы, где когда-то была ротная землянка, в которую угодило прямое попадание, то вдруг останавливался и вспоминал людей своей бригады, погибших вот здесь, на этом самом месте, и вот здесь — в другом и в третьем. Вспоминал имена и фамилии и особенности характеров этих давно погибших людей. Вспоминал с такой точностью, как будто и не прошло двадцати лет. <…> И, наверное, нет цепче памяти, чем память о том клочке земли, на котором стоял насмерть! Мы не раз после этого встречались с Грековым совсем в других местах — в Белорусском округе, где он служил, но у меня было такое ощущение, что, где бы он ни служил, он всюду возит с собой в душе и в памяти тот клочок сталинградского берега и тех людей, чьим комиссаром он был тогда».
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
