По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Александр Дьяченко
Почему сегодня мы живём в перенаселённых городах с бесконечными автомобильными пробками, а кто-то — в негазифицированных, малообустроенных деревнях и посёлках? Почему в огромной и бескрайней России всё большая часть населения, особенно молодёжь, вынуждена селиться в небоскрёбах-«человейниках»? Обо всём этом размышляешь, когда знакомишься с исканиями и свершениями выдающегося советского архитектора, изобретателя, инженера и социального мыслителя Андрея Константиновича Бурова, 125 лет со дня рождения которого отмечается 15 октября.
Его имя ныне незаслуженно отодвинуто даже не на второй, а на третий план нашей культуры, сформулированные им рациональные и гуманистические принципы строительства жилья и городов забыты или игнорируются нашими нынешними риелторами и застройщиками. «Архитектура — искусство не изобразительное, а созидательное. Оно не изображает предметы, а создаёт их, — утверждал А.К. Буров. — Архитектура — среда, в которой человечество существует, которая противостоит природе и связывает человека с природой, среда, которую человечество создаёт, чтобы жить, и оставляет потомкам в наследство, как моллюск раковину — иногда жемчужную. Разница только в том, что у раковины жемчужина — результат болезни, а подлинная архитектура — результат здоровья и огромной созидательной силы человечества».
Архитектура — искусство, которое всегда — во все века и эпохи — выражало суть общественных отношений, социальных связей, обычаев, привычек, технических и коммунальных возможностей. «Водопровод, сработанный ещё рабами Рима», воспетый Владимиром Маяковским в поэме «Во весь голос» — одно из таких концептуальных сооружений, которое сообщает нам очень многое об общественном устройстве Древнего Рима, о том, как жили люди в далёкой древности. Спроектированные и построенные А.К. Буровым здания и кварталы — результат огромного творческого напряжения и поиска наилучших решений для обустройства жизни людей в новом социалистическом обществе.
«Нам нужно использовать всё, что нам дают современное знание, искусство, передовая техника, и строить города не для площадей, ансамблей, магистралей и автомобилей, а для людей. (…) Для какого человека мы строим? Какое мы определяем ему место в реальном мире и мире идей? У нас есть это определение места человека: «Человек — это звучит гордо». И для того, чтобы оно именно так звучало в наших сооружениях, в них должно быть воплощено и отображено всё величественное значение мира и человека, дающее нам право так сказать о человеке и человечестве», — ещё одно программное заявление Бурова, его кредо, которому он следовал при проектировании зданий и сооружений.
Строить для человека — значит строить жильё, общественные городские комплексы и сооружения максимально комфортными, делающими жизнь и труд здоровыми и удобными: «Комфорт не является чем-то противоположным закалке; комфорт — экономия, а не воспитание в вате или символ гедонизма, так же как его отсутствие и существование людей в нездоровых условиях современного города не является закалкой. Утренняя зарядка при открытом окне, в которое клубами валят дым, пыль и сажа, не достигает цели. Архитектура является средством общего воспитания», — утверждал Буров.
По проектам Андрея Константиновича в Москве до войны были построены десять жилых домов, которые сегодня формируют неповторимый облик столицы. Пожалуй, самое известное здание, построенное по архитектурному решению Бурова (совместно с Борисом Блохиным) — так называемый Ажурный дом на Ленинградском проспекте рядом с ипподромом. Проект этого шестиэтажного крупноблочного жилого дома возник в 1936 году как вариант типовой застройки, что обеспечивалось экономичностью применённого здесь сборного домостроения, при сохранении высокой художественной выразительности.
Буров находился в поиске новых приёмов планировки жилого дома, и поэтому здесь воплощена коридорная система экономичных малометражных квартир с общественным обслуживанием. Предполагалось, что жильцы будут пользоваться услугами организаций, которые должны были быть расположены здесь же, в здании, на первом этаже, включая магазины, кафе и детский сад. Данное решение продиктовано в том числе личными впечатлениями Бурова от американских отелей. Здание было построено в 1941 году в качестве образца типовых домов, в которых уже через несколько лет, как предполагали, будут жить миллионы советских граждан. Однако начавшаяся война перечеркнула планы…
Каждый блок этого дома изготовлен из шлакобетона, что создаёт впечатление тектонических (выразительно визуализирующих внутреннюю структуру строения) элементов. В качестве декоративного решения фасадная плоскость украшена сеткой ажурных блоков с каменной резьбой, изображающей стилизованные ветви деревьев, выполненных по рисункам В.А. Фаворского. Резные блоки изготовлены заводским способом, они служили ограждением глубоких лоджий и создавали яркие пластические акценты в структуре фасада.
Дом был построен индустриальными методами в кратчайшие сроки. После войны опыты Бурова в сфере крупноблочного строительства уступили место панельным домам, которые стали массово строить при Н.С. Хрущёве по другой технологии. Поэтому Ажурный дом был возведён в единственном экземпляре и типовым не стал.
Этот дом был новым словом в советской архитектуре, оригинальным и ценным решением для массового жилищного строительства, которое применяется и по сей день повсеместно. «Основные элементы современного сооружения неминуемо должны быть взаимозаменяемыми, то есть индустриальными, то есть лёгкими и высокоэффективными, и по своему виду и существу должны отвечать этому требованию. Возникает новая художественная задача — создать архитектурное сооружение средствами повторения крупных взаимозаменяемых элементов (крупных, так как укрупнение элементов — закон индустриальной сборки)», — писал об этом проекте А.К. Буров.
Аналогичные задачи решались также при проектировании им (совместно с архитектором Борисом Блохиным) первой серии типовых крупноблочных пятисекционных шестиэтажных жилых домов по адресам: ул. Большая Полянка, д. 4, ул. Велозаводская, д. 6, ул. Валовая, д. 11/19 и Бережковская набережная, д. 14 (построены в 1939—1941 годах).
Если до этого в СССР многоквартирные дома строили из черновых шлакобетонных блоков, а уже на завершающем этапе покрывали фасады штукатуркой, то для своей серии домов Буров и Блохин предложили более современную технологию, которая применяется и в наше время. Железобетонные блоки покрывали отделочными материалами непосредственно на заводе, после чего на строительной площадке осуществляли только сборку конструкции дома. Отсутствие «мокрых» процессов ускоряло строительство и делало возможным собирать дома круглогодично.
Начиная с 1938 года жилищное строительство в СССР стало массовым, и А.К. Буров одним из первых архитекторов предложил решения архитектурных, конструктивных и технологических проблем, связанных с индустриализацией возведения жилых зданий. Буров принадлежал к тем архитекторам, которые любили искусство и понимали технику, ему удавалось удачно приспосабливать архитектурную форму к имеющимся материалам и конструкциям, а если было необходимо, то он сам создавал новые строительные технологии, материалы и конструкции.
Выдающаяся работа А.К. Бурова — жилой дом №25 на ул. Горького (ныне — Тверской) для работников Наркомата лесного хозяйства — была отмечена премией Моссовета. Это один из лучших домов, построенных в 1935 году. Он и сегодня продолжает радовать глаз москвичей и гостей столицы и считается одним из лучших жилых домов Москвы. Хотя сам архитектор довольно критически вспоминал об этом своём творении, называл дом «скульптурным изображением архитектуры» и «подчёркнуто театрализованным решением», так как в нём отдана большая дань академическому стилю. Тем не менее дом имел всё современное на то время оборудование и в нём была реализована удобная планировка квартир.
Вместе с художником В.А. Фаворским А.К. Буров украсил дом Наркомлеса живописью и скульптурными рельефами. На откосах портала и вставках между окнами Фаворский сделал живописные росписи с геометрическим орнаментом. На центральной вставке между двумя частями здания размещается растительный орнамент (из плодов, цветов и колосьев). Над окнами четвёртого этажа помещены живописные вставки, посвящённые труду лесорубов.
Критики отмечали, что дом сочетает черты классицизма и модерна, а его неповторимый живописный образ отсылает к итальянскому ренессансу. Как говорил Буров, его задачей было придать дому «выражение жизнерадостного лиризма».
Ещё один замечательный проект Бурова продолжает и сегодня оставаться украшением столицы — фасад здания Центрального Дома архитектора в Гранатном переулке, дом 7. Пристройка к существовавшему ранее особняку со зрительным залом и большим фойе, выставочным залом и рестораном была закончена незадолго до войны. Бурову доверили реализовать архитектурное решение, объединяющее и завершающее труд многих участников. То была непростая задача: создать убедительный монументальный и одновременно прикладной образ (ведь это не памятник, а фасад здания), выражающий суть профессии архитектора, который будет отдан на суд самой взыскательной архитектурной общественности.
И Буров с задачей справился, выразив своё понимание архитектуры как искусства, синтезирующего различные средства выразительности: масштаб, пропорции, ритм, фактуру, цвет. Автор воспользовался нарочито театральным, декоративным приёмом: соорудил фасад в виде приставленной к зданию стены, скрывающей основное здание. Стена имеет плоский рельеф, прорезанный тремя арками классических пропорций. Изысканный карниз с майоликовым картушем работы художника В.А. Фаворского над главным входом завершает уникальную композицию. С 1979 года графическое изображение фасада Дома архитектора стало его эмблемой, а панно Фаворского — эмблемой Союза архитекторов.
Как написал советский архитектор и критик Я.А. Корнфельд (1896—1962), «…общий тон архитектуры нового здания — серьёзный, сдержанный и своеобразный — рассчитанный на взыскательную профессиональную критику». Поддержал коллегу и Л.А. Ильин, русский советский архитектор, градостроитель (1879—1942): «…Небольшой фасад решён лаконично и при малых размерах кажется достаточно монументальным. Он как бы выражает ту идею, что работа архитектора должна заключаться не в мелочных, мещанских формах, а в решении больших, принципиальных задач».
Из нереализованных архитектурных решений А.С. Бурова, пожалуй, наибольший интерес и сегодня представляет его проект послевоенной реконструкции Ялты. Читаем запись в дневнике Андрея Константиновича от 15 октября 1944 года: «Сегодня мне исполнилось 44 года. Сделал за год: 1) проект монумента Сталинградской эпопеи (пирамиду); 2) проект «Храма Славы» для Сталинграда (складчато-параболический); 3) написал книжку «В поисках единства»; 4) изобрёл и построил машину для получения бесконечной плоско-параллельной ленты и получил премию по физике в физико-математическом отделении Академии наук; 5) разобрался, насколько мне кажется, в основной причине явления дрожания нитей и написал об этом предварительные заметки; 5) сделал эскиз и решил в основе идею реконструкции Ялты».
Запись от 16 октября: «Полёт над Ялтой… Летали 2,5 часа. Сделали десять заходов над Ялтой. Так и надо начинать знакомство с городом». Запись от 6 ноября: «Я был 20 дней в Ялте. Придумал основную идею планировки. Расширение набережной за счёт моря и устройство под ней туннеля для автомобилей. Таким образом, мне не нужно вырубать деревья на параллельных улицах, чтобы их расширить. И в городе не будет пыли и несчастных случаев. Отсюда развивается вся тема решения. Вдоль набережной стоят шесть 8—10-этажных отелей-башен».
В последних фразах — суть проекта Бурова, в основе которого — идея создания современного комфортабельного города-курорта: с приморской набережной, освобождённой от транспорта, с удобным морским портом, с транзитной автомобильной магистралью, не мешающей курортной жизни города. Благодаря найденному Буровым решению сохранялись зелёные насаждения и открывался вид на горы с набережной, а из отелей — на море. Проект Бурова опередил своё время и был признан слишком урбанистичным. 15 октября 1945 года он записал в дневнике: «Сегодня мне 45… В архитектуре сделал Ялту, которую не поняли… Нет пророка в своём отечестве».
Советский архитектор М.Г. Бархин (1906—1988) отмечал: «именно такой приём стал сегодня самым прогрессивным, наиболее логичным и красивым при трактовке современных курортов. Новаторский, талантливый проект А. Бурова не был реализован. Понадобилось двадцать лет после этого предложения, чтобы идеи строительства высотных прибрежных отелей начали осуществляться».
«Нереализованный передовой проект генплана Ялты А.К. Бурова — одна из жемчужин советской послевоенной архитектуры и несомненно нуждается в актуализации», — сказано в статье, опубликованной в августе 2022-го в журнале «Научный вестник Крыма».
Андрей Константинович Буров прожил не длинную (он умер в 56 лет), но очень яркую и плодотворную жизнь. Он родился в семье архитектора К.Ф. Бурова, автора ряда доходных домов и других построек в Москве. После окончания школы в 1918 году в Москве Андрей поступил на архитектурный факультет Свободных Государственных Художественных Мастерских (СВОМАС). В 1919 году вступил добровольцем в Красную Армию, где прослужил до 1921 года, после чего был откомандирован из армии как бывший студент и направлен во ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские). Здесь его зачислили на второй курс архитектурного факультета в мастерскую А.А. Веснина (1883—1959) — архитектора и театрального художника.
Одновременно с Буровым во ВХУТЕМАСе в то время обучались П. Крылов, М. Куприянов, Н. Соколов (Кукрыниксы), выдающиеся художники Ю. Пименов, А. Гончаров, А. Дейнека, актёр и режиссёр театра кукол С. Образцов. Наставниками Бурова были выдающийся график, иллюстратор, ксилограф, искусствовед, сценограф В.А. Фаворский, а также известный архитектор, практик и теоретик, один из лидеров конструктивизма М.Я. Гинзбург.
В начале 1920-х годов Буров вошёл в группу конструктивистов (к 1930 году отошёл от этого течения). В студенческие годы Буров участвовал в открытом конкурсе на проекты Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Москве. К 1923 году по его проектам были построены несколько павильонов на выставке, создан сквер у здания Арсенала в Московском Кремле, оформлены интерьеры теплоходов, курсировавших на линии Ленинград — Лондон. Буров также работал как художник театра. Он выполнил эскизы костюмов и декораций к спектаклям: «Над обрывом» В.Ф. Плетнёва (1924), «Гляди в оба» по пьесе А.Н. Афиногенова (1926) в 1-м Рабочем театре Пролеткульта, «Голгофа» по пьесе Д. Чижевского в Театре Революции (1928).
За успешное окончание архитектурного факультета в 1925 году Буров был оставлен во ВХУТЕМАСе в качестве ассистента и премирован заграничной поездкой. В 1925 году он вступил в «Объединение современных архитекторов» (ОСА), созданное А.А. Весниным, М.Я. Гинзбургом и А.М. Ганом, а позже стал одним из ответственных редакторов печатного органа ОСА — журнала «Современная архитектура». Буров начинает свою деятельность публициста, активно участвует в творческих дискуссиях, которые организовывал журнал.
Из заметных проектов А.К. Бурова 1930-х годов — перестройка интерьеров Государственного Исторического музея (1936—1937). Советский искусствовед профессор А.Г. Габричевский (1891—1961) отмечал, что Буров в этой работе продемонстрировал «подход к русскому зодчеству не как к экзотическому, провинциальному курьёзу, а как к самобытной, полнокровной ветви мирового зодчества в целом, подход творческий, обнаруживавший всё, что есть «классического», то есть для нас действительно ценного в этом искусстве, позволил автору дать в скромных, по существу «служебных» и только обрамляющих композициях нечто очень свежее, радостное, молодое, и в подлинном смысле современное».
В содружестве с известными скульпторами и художниками — С. Лебедевой, Л. Рабиновичем, Г. Кепиновым, В. Фаворским, И. Слонимом — в течение 1937—1950 годов Буров работал и над проектами памятников. Им были созданы проекты памятников Ф.Э. Дзержинскому и Н.А. Щорсу, памятник в ознаменование разгрома деникинских банд под Орлом, памятник В.И. Немировичу-Данченко, проект надгробия С.М. Эйзенштейна.
А.К. Буров известен также как талантливый инженер-изобретатель (в 1952 году ему была присвоена учёная степень доктора технических наук). Бурову принадлежат многочисленные патенты и авторские свидетельства на способы производства материалов из термопластических масс. Он разработал новый вид сверхпрочных технических материалов под названием «стекловолокнистые анизотропные материалы» (СВАМ), чему посвящены его многочисленные публикации. В начале 1950 года в лаборатории, которой руководил Буров, были проведены первые опыты по исследованию воздействия мощных ультразвуковых волн на злокачественные опухоли животных, а позднее и человека.
В историю архитектуры XX века А.К. Буров вошёл прежде всего своими проектами клубов для рабочих, а также архитектурными декорациями к фильму Эйзенштейна «Генеральная линия» (немой художественный фильм, 1929), где Андрей Константинович спроектировал футуристическое здание молочной фермы, в образной структуре которой легко читается стилистика выдающегося французского архитектора XX века Ле Корбюзье (1887—1965). Искусствоведы называют его «отцом современной архитектуры». Именно Ле Корбюзье принадлежит формула: «Дом — это машина для жилья»
С Ле Корбюзье Буров неоднократно встречался в Париже и в СССР, где трижды в разные годы сопровождал его в качестве переводчика во время его визитов. После просмотра фильма Эйзенштейна мэтр был восхищён работой художника-архитектора и произнёс в адрес Бурова и Эйзенштейна: «Кино и архитектура — единственные искусства современности».
Рабочие клубы были построены по проектам Бурова в Киеве, Минске и Твери, они обеспечивали всё многообразие функций этих новых для страны учреждений, создавали оптимистическое настроение своей образной структурой и содержанием. В эти годы Буров также проектировал здания электростанций, в 1930—1931 годах участвовал в разработке проекта Челябинского тракторного завода и в связи с этим был командирован в США на заводы Детройта для ознакомления с передовым опытом проектирования и строительства.
В своём литературном и публицистическом наследии Андрей Буров нередко выступает в роли философствующего архитектора-визионера, цель которого не просто построить здание или решить градостроительную проблему, но создать образ справедливого и гармоничного общества будущего. Именно под таким углом стоит смотреть на его впечатления от поездок в США и Европу, которые он изложил в книге «Об архитектуре» (издана уже после его смерти, в 1960 году). В Америке он увидел в отелях многочисленные инженерно-технические решения, позволяющие сделать быт советских людей уютным и комфортным.
Многие детали быта (обыденные для нас теперь) были восприняты Буровым как перспективное техническое решение. «Меня интересует, как американцы строят хорошие гостиницы и другие сооружения и как их эксплуатируют, потому что мы можем и должны это делать не хуже, а лучше, чем они», — пишет Буров. При этом взгляд Андрея Константиновича на Америку остаётся весьма трезвым и критическим:
«Что они, эти небоскрёбы, больше, меньше или равны себе в их воспринимаемом размере? Больше или меньше человека? Они гораздо меньше своего размера. Гораздо больше архитекторов, которые их создали, и равны тому строю, который вызвал их беспорядочный, чудовищный, буйный и стихийный рост. Это масштаб не архитектуры и не человека — это масштаб стихийного бедствия — как войны, кризиса или безработицы. После кризиса считают количество банкротств, после безработицы — самоубийств, а выстроив ещё один небоскрёб в гряде других — количество этажей. Вышина пропорциональна не ширине улицы или основанию небоскрёба, а основному капиталу компании».
Окружавшую его архитектурную среду, доставшуюся от России прошлых веков, Буров оценивал критически и призывал коллег не бояться трудностей: «Давайте подойдём ближе. Ещё ближе. Прорвём лист бумаги, на которой изображён чертёж, и войдём внутрь, в жизнь. За нашим чертежом окажутся живые люди; неудобные по нашей вине и плохо проветриваемые квартиры; некрасивые, неаккуратные школы; пыльные дворы, лишённые зелени; дети, играющие в лужах, в бензиновой вони и косых тенях от гигантской стены, продырявленной окнами, украшенной переходными пожарными балконами…»
Всё это устаревшее и морально и физически наследие надо было заменить не просто на нечто более современное и «нарядное», нет! По Бурову архитектура должна была помочь человеку полностью пересоздать мир, сделать его справедливым и человечным: «Мы должны искать, не боясь неудач, этот новый образ, вытекающий из нового, социалистического содержания, опирающегося на современную науку и технику. Именно на этом пути советская архитектура создала такие произведения, как социалистический город Большое 3апорожье, в котором было по-новому построено архитектурное пространство жилых районов, как Днепрогэс — комплекс, оставшийся архитектурным воплощением ленинского плана ГОЭЛРО».
«Наш век ближе к природе, проще, правдивей и демократичней, чем многие предыдущие. Думайте больше о простом человеке, — говорил Буров своим ученикам. — Архитектура — это здоровье народа, экономия сил народа».
Жизнь и творчество А.К. Бурова — удивительный пример разносторонней одарённости, позволившей ему оставить высокопрофессиональное наследие в таких отдалённых областях, как архитектурная практика и теория, физика и биофизика, медицина и биология. К своим многочисленным дарованиям он относился как к возможности и долгу служить добру и людям.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
