В предыдущей статье мы показали, что разговоры об идеальном состоянии экономики Российской империи в начале прошлого столетия во многом преувеличены. Нами использовались документы царского правительства, сведения современников, которые отнюдь не принадлежали к антиправительственному лагерю. Все они подтверждают вышеупомянутый тезис.
Тем не менее, до 1914 года формально наблюдались высокие темпы экономического роста (если судить исключительно по количественным критериям). Однако с момента вступления России в Первую мировую войну экономика нашей страны начала переживать серьёзный кризис.
Известно, что целый ряд приверженцев концепции «России, которую мы потеряли» полагает, будто именно Октябрьская революция ввергла нашу страну в состояние хаоса и разрухи. А в ответ на упоминания о том, что все трудности начались в 1914 году, некоторые антисоветчики моментально заявляют о том, что к 1917 году, дескать, Российская империя не находилась на краю пропасти. Якобы, соответствующие утверждения являются «штампами» Советского агитпропа. Какие аргументы приводят в пользу подтверждения данной точки зрения? Как правило, ссылаются на такие факты как ликвидация «снарядного голода» в 1915 – 1916 гг., активизация производства многочисленных видов вооружений, тяжелой военной техники, в результате чего, по мнению ряда исследователей, удалось совершить «Брусиловский прорыв» в 1916 году, перевооружить армию к весне 1917 года – в канун новой стадии наступления. А на слуху имеются даже утверждения о том, что Российская империя, дескать, была единственной страной, в которой в годы Первой мировой войны не были введены продовольственные карточки.
Однако здесь не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Если обратиться не к постсоветским агиткам, а к документам царского и Временного правительства, к сведениям, оставленными их видными деятелями, к воспоминаниям белогвардейцев, то мы увидим, что тенденции, ведущие к нарастанию разрушительных процессов, начали развиваться как раз в годы Первой мировой войны. И первопричиной соответствующих контрпродуктивных явлений является нерешённость вопроса проведения форсированной модернизации России в довоенный период (т.е. превращения нашей страны из аграрно-индустриальной в индустриальную). Говоря иными словами – не была своевременно проведено структурная перестройка экономики (см. содержание докладной записки министра финансов С.Ю. Витте Николаю II «О положении нашей промышленности» 1900 года). Такова была плата за половинчатый характер буржуазных преобразований, нерешённости аграрного, рабочего и политического вопросов.
Всё это, плюс ставка на иностранный капитал как основной локомотив модернизации экономики (когда дело дошло до того, что большая часть акций компаний в основных отраслях производства принадлежало зарубежным буржуям), сыграли весьма злую шутку с положением нашей страны в 1914 – 1917 гг. Так, А.И. Деникин в своих мемуарах («Очерки Русской смуты»), констатировал, что до 1914 года по причине «недостаточного внимания власти к развитию производительных сил страны, промышленность наша находилась в состоянии неустойчивом и в большей зависимости от иностранных рынков даже в отношении таких материалов, которые, казалось бы, можно добывать дома». В конечном итоге, по его словам, «война оказала несомненно глубокое влияние на состояние промышленности: прекращение нормального ввоза и потеря Домбровских копей; ослабление транспорта, в силу стратегических перевозок и следовательно, уменьшение подвоза топлива и сырья».
Несомненно, любая война несет собой определенный рост трудностей. Однако ситуация может усугубиться вследствие уязвимого характера экономики воюющей страны, а также в результате дезорганизации системы государственного управления, неспособности обеспечить эффективный контроль за выполнением правительственных мероприятий. Так, весьма скверную роль сыграли такие факторы как коррупция в государственном аппарате, и саботаж со стороны экономических кругов. Всё это не могло не сказаться на положении дел как в тылу, так и на фронте.
Упомянутые нами мемуары А.И. Деникина прямо свидетельствуют об этом. Так, он писал, что «в союзных странах вся общественность приняла горячее участие в работе на оборону страны, у нас эта помощь презрительно отвергалась, и работа велась неумелыми, иногда, преступными руками, вызвав фатальные явления сухомлиновщины и протопоповщины» (следует напомнить, что до июня 1915 года Сухомлинов занимал должность военного министра. По словам того же Деникина, «в течение управления Сухомлинова ведомство получило особый кредит в 450 миллионов рублей и не израсходовало из них 300 миллионов»).
Между прочим, председатель Государственной думы Российской империи III и IV созывов М.В. Родзянко в книге «Крушение империи: (Записки председателя Русской Государственной Думы» привёл конкретные примеры того, как происходил срыв поставок стратегически важных ресурсов и товаров в армию, в промышленность, в города. На складах и в портах накапливалось огромное количество критически важных материалов. Так, он описывает ситуацию, сложившуюся вокруг Архангельского порта. По словам Родзянко, «еще в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами». Причём «заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились в глубь страны». Далее бывший председатель Государственной думы отметил, что «из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было даже сложить. Несмотря на то, что Архангельск был единственный военный порт, соединявший нас с союзниками, на него почти не обращали внимания».
А высокопоставленные государственные деятели фактически сквозь пальцы смотрели на происходящее. Содержание рассматриваемой нами книги Родзянко прямо свидетельствует об этом: «В одном из первых же заседаний Особого Совещания пришлось поднять вопрос об Архангельске и запросить министров, что они намерены предпринять. Министры, в лице Сухомлинова, Рухлова и Шаховского, либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая». В результате обстановка лишь продолжала усугубляться. Так, «к концу лета 1915 года количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю».
Аналогичным образом обстояло дело и с саботажем продовольственных поставок. В то время, как армия и население испытывали нехватку продовольствия, спекулянты всех мастей, в ожидании «лучших времён» (т.е., в расчёте на то, что после окончания войны они, накопив на складах огромную массу товаров, активно выставят их на продажу и, следовательно, наживут дополнительные барыши), накапливали весь провиант на складах.[1] Содержание записки председателя Государственной думы М.В. Родзянко, написанной весной 1916 года, говорит об этом: «Беспорядки в тылу приняли угрожающий характер. В Петрограде уже чувствовался недостаток мясных продуктов. Между тем, проезжая по городу, можно было встретить вереницы подвод, нагруженных испорченными мясными тушами, которые везли на мыловаренный завод. Подводы попадались прохожим средь белого дня и приводили жителей столицы в негодование: на рынке нет мяса, а на глазах у всех везут чуть не на свалку испорченные туши».
Какие факты были вскрыты представителями Особого совещания по продовольствию? М.В. Родзянко: «Члены Особого совещания ездили осматривать городские холодильники за Балтийским вокзалом. Холодильники в полном порядке. Мясо в них не портилось, но зато кругом были навалены горы гниющих туш. Оказалось, что это мясо, предназначавшееся для отправки в армию. Его, видите ли, негде было хранить. Когда поставщики обращались за разрешением построить новые холодильники, им не давали ни средств, ни разрешения. По обыкновению, министерства не могли между собой сговориться: Интендантство заказывало, железные дороги привозили, а сохранять было негде, на рынок же выпускать не разрешалось. Это было так же нелепо, как и многое другое, точно сговорились все делать во вред России…».
И чем в итоге кончилось дело? Были ли предприняты после выявление Особым совещанием фактов экономического саботажа срочные меры реагирования со стороны власти? М.В. Родзянко по этому поводу написал в своей записке следующее: «Члены Особого совещания доложили обо всем виденном на заседании; я написал письмо Алексееву, и только после этого заинтересовались мясным вопросом. Тысячи пудов мяса, конечно, погибло. То же самое происходило и с доставкой мяса из Сибири: от недостатка и неорганизованности транспорта гибло уже не тысячи, а сотни тысяч пудов. Виновников, конечно, не нашлось, так как один сваливал на другого, а все вместе — на общую бесхозяйственность».
Содержание другой записки председателя Государственной думы, написанной в конце 1916 года, свидетельствовало об обострении продовольственного кризиса. Причём он был обусловлен не только перебоями в работе сельскохозяйственного производства, вызванного прекращением поставок сельскохозяйственных машин из за границы. Саботаж со стороны экономических кругов тоже сыграл свою роль:
«С продовольствием стало совсем плохо, города голодали, в деревнях сидели без сапог и при этом все чувствовали, что в России всего вдоволь, но что нельзя ничего достать из-за полного развала тыла. Москва и Петроград сидели без мяса, а в то же время в газетах писали, что в Сибири на станциях лежат битые туши и что весь этот запас в полмиллиона пудов сгниет при первой же оттепели. Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-нибудь сделать со стороны властей. Каждый министр и каждый начальник сваливал на кого-нибудь другого, и виноватых никогда нельзя было найти….».
Таким образом, происходило наглое расхищение имущества и ресурсов, предназначенных для общегосударственных целей.
Попытка введения продовольственной карточной системы, а также продразвёрстки – всё это реакция власти на усугубление серьёзной продовольственной проблемы. Как мы отмечали в начале статьи, некоторые утверждают, будто в годы Первой мировой войны в Российской империи не была введена карточная система. Но так ли это на самом деле? 20 июня 1916 года городская продовольственная комиссия Киева приняла решение ввести карточки на мясо, на сахар, на молоко. В свою очередь, 16 сентября 1916 года в Петрограде началась выдача талонов на мясо (три фунта в одни руки). Более того, 29 ноября 1916 года управляющим министерства земледелия А. Риттихом было подписано постановление «О развёрстке зерновых хлебов и фуража, приобретаемых для потребностей, связанных с обороной». Необходимость введения продразверстки была им обоснована во время выступления в Государственной думе 17 февраля 1917 года.
Однако все эти постановления были не выполнены по причине саботажа и масштабной коррупции. И это не «штампы» Советской пропаганды. Помимо вышеприведённых документов, подтверждающих данный тезис, отметим, что об этом писал и А.И. Деникин в «Очерках Русской смуты», и Временное правительство в августе 1917 года выступило с воззванием по поводу данной проблемы. Но подробно об этом речь пойдёт в следующих статьях.
Общая картина внутрироссийской обстановки, сложившаяся в России в рассматриваемое нами время, изложена в докладной записке Николаю II начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева от 15 июля 1916 года. О ней мы напишем подробно. Так, генерал в своём докладе подчеркнул, что «в переживаемое время нет ни одной области государственной и общественной жизни, где бы не ощущались серьёзные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте. Для заводов, работающих на оборону, транспорт предоставляется с исключительным предпочтением и в несомненный ущерб всему остальному. Тем не менее даже особо покровительствуемые казенные заводы не получают всего необходимого им топлива, металлов, предметов оборудования и пр., что давно ими заказано и изготовлено, но не может быть доставлено к заводам и лежит месяцами в ожидании вывоза: то “не хватает вагонов”, то “дают вагоны, но нет направления”, то “не хватает пропускной способности данного участка пути”».
М.В. Алексеев подчеркнул, что даже оборонные заводы едва функционируют: «На теперешнюю производительность заводов артиллерийского ведомства и Путиловского завода запасов топлива и металлов может хватить лишь на несколько дней. Генерал Маниковский тщетно добивается предотвратить остановку Луганского патронного завода, которому необходимо немедленно подать хотя бы минимальное количество нефти, купленной, готовой и ожидающей очереди отправки из Баку. Обуховский завод Морского ведомства также крайне нуждается в подвозе топлива и металлов. Частные же заводы поставлены в отношении получения топлива и материалов в несравненно худшие, прямо критические, условия». Генерал приходит к неутешительному заключению: «В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом всего лишь на 50-60% своей потребности, а для Петроградского района вместо необходимых 1872 млн. пудов, по заявлению министра путей сообщения, возможно перевезти лишь 8 млн. При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придется сократить и теперешнюю работу».
М.В. Алексеев в своей записке пишет и о кризисе в области обеспечения стратегически важных предприятий ресурсами. По его словам, «в настоящее время ясно обозначился “металлический голод” на мировом рынке. Все без исключения работающие на оборону заводы испытывают нужду в металле, которого не хватает даже на текущую потребность. Кроме общих причин недостатка металла на мировом рынке, исключительной трудности доставки его в Архангельск и дальше по России, наступивший кризис объясняется неналаженностью добычи металла в России». Он также заметил, что «у нас неисчерпаемые богатства руды, угля и флюсов. Но вместо широкого развития добычи металлов, столь нам необходимых, в Донецком районе из 62 домен уже потушено 17, и, как оказывается, из-за того, что не могут подвезти угля, руды и флюсов, находящихся в том же районе, и получить несколько тысяч рабочих рук».
Всё это негативно сказывалось на общем положении дел в промышленности: «Министр торговли и промышленности заявил, что при теперешнем своем развитии промышленность, работающая на оборону, получит всего 50% потребного ей металла. При таком угрожающем, почти трагическом положении вопроса о металле, конечно, нельзя рассчитывать на увеличение подачи снарядов и патронов. По сообщению генерала Маниковского, Ижевский и патронные заводы “дорабатывают последние фунты инструментальной стали”, а капсюльные заводы не в состоянии получить необходимый металл для изготовления капсюлей к 3линейным патронам».
Вполне понятно, что топливный и транспортный кризисы сказывались на функционировании оборонных предприятий. Разумеется, после того, как они были «взяты в казну» в 1915 году, было произведено огромное количество патронов и снарядов (которые использовались во время гражданской войны обеими сторонами конфликта). Однако их не удавалось полностью доставить на фронт и по причине перебоев в работе транспорта, и по причине вредительской деятельности спекулятивных структур, припрятывающих товары и ресурсы на складах. Кроме того, как было отмечено выше, обострение топливного кризиса не позволяло военным заводам продолжить активизацию производства вооружений. А ухудшение производственных показателей деятельности предприятий непременно сказывалось на положении наёмных работников (особенно в условиях капитализма). Недаром происходило нарастания количества забастовок в рассматриваемое нами время.
Генерал М.В. Алексеев в своём докладе Николаю II прямо писал об этом. Причем он, в отличие от ряда остальных государственных деятелей, предлагавших душить протесты рабочих и «завинчивать гайки» по данному направлению, предлагал также и решить вопрос устранения первопричины недовольства – уделить внимание решению продовольственной проблемы: «Заводы, работающие на оборону, переживают тяжелый кризис с рабочими. Забастовочное движение непрерывно растет. По мнению военного министра, надежным средством против забастовок была бы милитаризация заводов, работающих на оборону. Но, кроме того, крайне необходимо устранить основную причину недовольства рабочих — обеспечить их дешевым питанием».
М.В. Алексеев в своей докладной записке императору приводит факты, свидетельствовавшие о несостоятельности ставки на ведущую роль иностранных капиталов в качестве ключевого локомотива развития экономики: «На предметы артиллерийского снабжения даны давно многочисленные заказы за границей, но серьезные затруднения с транспортом (ранняя и суровая зима в Белом море, запоздалая навигация) сильно задержали прибытие в Архангельск наших заграничных заказов, а часть из них погибла на минах. Неполучение по этим заказам заводского оборудования и крупных прессов отразилось значительными опозданиями сдачи заводами тяжелых снарядов. Усилить заказы за границей крайне трудно за недостатком валюты… все главные наши заказы не могут быть размещены из-за отсутствия кредита; не размещены заказы для усиления выхода взрывателей и крупных снарядов даже для казенных наших заводов».
Генерал делает вывод о том, что «при таких условиях все усилия должны быть направлены на развитие промышленной деятельности внутри нашей страны, не возлагая особых надежд на союзников». Однако данное прозрение в 1916 году носило запоздалый характер. Решению соответствующей проблемы нужно было уделять внимание в довоенный период.
Впрочем, дело не ограничивалось наличием топливного, транспортного и продовольственного кризисов. Не лучшим образом обстояли дела и в финансовой сфере. В предыдущей статье мы приводили выдержку из мемуаров А.И. Деникина, который писал, что до 1914 года размеры российского бюджета составляли 3,5 млрд. рублей, а объёмы внешнего государственного долга – 8,5 млрд. рублей. Причём весьма существенным источником пополнения государственной казны были доходы от винной монополии (800 млн. рублей).
Введение в момент вступления России в Первую мировую войну «сухого закона» нанесло серьёзный удар по государственным финансам страны. Так, А.И. Деникин подчеркивал, что «война и запрещение во время её продажи спиртных напитков вывела совершенно наш бюджет из равновесия…». По его словам, в 1914 – 1916 гг. государственные расходы выросли с 5 до 18 млрд. рублей. И «огромный дефицит покрывался частью займами, частью выпуском кредитных билетов. Расходы на войну производились из так называемого «Военного фонда».
О том, какие настроения овладели обществом в 1916 году – даже несмотря на определённый рост оптимизма после успехов наступления Русских войск на Юго-западном фронте во время весенне-летней кампании того же года (речь о «Брусиловском прорыве» — прим. авт.), свидетельствует содержание письма председателя Центрального Военно-промышленного комитета А.И. Гучкова начальнику штаба верховного главнокомандующего генералу М.В. Алексееву от 15 августа 1916 года: «Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гниет на корню. Ведь как ни хорошо теперь на фронте, но гниющий тыл грозит еще раз, как было год тому назад, затянуть и Ваш доблестный фронт и Вашу талантливую стратегию да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью. Ведь нельзя же ожидать исправных путей сообщения в заведовании г. Трепова, хорошей работы нашей промышленности на попечении князя Шаховского, процветания нашего сельского хозяйства и правильной постановки продовольственного дела в руках гр. Бобринского. А если Вы подумаете, что вся власть возглавляется Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, — что в руках этого человека ход дипломатических сношений в настоящем и исход мирных переговоров в будущем, а следовательно, и вся наша будущность, — то Вы поймете, Михаил Васильевич, какая смертельная тревога за судьбу нашей Родины охватила и общественную мысль и народные настроения».
А.И. Гучков подчеркнул, что «мы в тылу бессильны, или почти бессильны, бороться с этим злом. Наши способы борьбы обоюдоострые и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализировать…».
Всё это прямо свидетельствовало о нарастании общенационального кризиса. Правда, в ответ на всё вышеперечисленное, некоторые могут заявить следующее: мол, экономические сложности в 1914 – 1917 гг. действительно нарастали. Они могут согласиться с тем, что неспособность власти навести элементарный порядок усугубляли и без того непростую обстановку. Но, по мнению некоторых, в те же самые годы Россия, дескать, входила в число «стран-победительниц». Они полагают, что требовалась «огромная выносливость» для того, чтобы довести «почти выигранную войну» до победного конца.
Однако утверждение о том, что Российская империя, дескать, фактически одержала победу в войне (от которой, дескать, в дальнейшем «отказались» большевики), является весьма сомнительным. По крайней мере, царские генералы придерживались диаметрально противоположного мнения по данному вопросу. Приведём, в частности, оценку тех событий А.И. Деникиным: «… Стратегия за всю кампанию не отличалась ни особенным полётом, ни смелостью. Таковы операции Северо-западного фронта в Восточной Пруссии, в частности – позорный манёвр Рененкампфа, таково упорное форсирование Карпат, о которое разбились войска Юго-Западного фронта в 1915 году и, наконец, весеннее наступление наше 1916 года…».
Как правило, в качестве подтверждения тезиса о военных успехах России в годы Первой мировой войны, ссылаются на Брусиловский прорыв 1916 года, в результате которого нашей стране удалось в определённой степени вернуть под свой контроль территории, потерянные в 1915 году. Разумеется, это было реальностью. И одновременно полуправдой. Дело в том, что наступление Русских войск на Юго-западном фронте летом 1916 года не получило дальнейшего развития.
Интересна оценка результатов весенне-летней кампании 1916 года и причин её незавершённости генерал-лейтенантом Н.Н. Головиным (в 1916 году был начальником штаба 7-ой армии – прим.авт.), изложенная им в написанных в эмиграции мемуарах под названием «Военные усилия России в Мировой войне»: «Боевые успехи, достигнутые на Юго-Западном фронте, вызвали подъём настроения в тех частях Русской армии, которые дрались на Юго-Западном фронте… На Западном фронте после ряда колебаний Главнокомандующего этим фронтом генерала Эверта была произведена атака в середине июня на Барановичском направлении, повторенная затем после перегруппировки в первых числах июля. При обоих этих наступлениях мы не имели того превосходства в артиллерийском огне, которое требуется современными условиями огневого боя. Неся громадные потери, наши войска продвинулись лишь на незначительное расстояние, после чего атаки и были прекращены».
В свою очередь, А.А. Брусилов в своих воспоминаниях, анализируя итоги летнего наступления Русской армии 1916 года, признав, что наступление войск Юго-Западного фронта «превзошло все ожидания» и даже способствовало облегчению «положения французов и англичан на их фронте», а также заставило «Румынию стать на нашу сторону», отметил, что «никаких стратегических результатов эта операция не дала». Причину соответствующего исхода Брусилов видел в рассогласованности действий войск в целом. Так, «Западный фронт главного удара так и не нанес, а Северный фронт имел своим девизом знакомое нам с японской войны «терпение, терпение и терпение». По его мнению, не справилась со своими обязанностями и Ставка Верховного главнокомандующего, которая «не выполнила своего назначения – управлять всей русской вооружённой силой». Более того, А.А. Брусилов подчёркивал, что Ставка «не только не управляла событиями, а события ею управляли, как ветер управляет колеблющимся тростником».
Кроме того, А.А. Брусилов подчеркнул, что «по тем средствам, которые имелись у Юго-Западного фронта, он сделал все, что мог и больше выполнить был не в состоянии». Т.е., речь шла об исчерпанности у войск ресурсов, необходимых для дальнейшего успешного наступления. На основании вышеизложенных документов и свидетельств мы доказали данный тезис. Если кому-то они показались недостаточно убедительными, то мы приведём другие доказательства.
Как было отмечено выше, свою роль сыграло наличие транспортного кризиса. Так, генерал-лейтенант Н.Н. Головин в своих мемуарах писал следующее: «В первый период кампании, когда весь подвижной состав был в исправности и когда подвоз из внутренних районов государства различного рода снабжения был сравнительно невелик, отрицательные стороны этого разделения резко не сказывались. Но по мере увеличения доли больных паровозов, вагонов и платформ и значительного возрастания нарядов на подвижной состав железной дороги, оставшиеся в распоряжении Министерства путей сообщения, оказывались все более и более не в состоянии обслуживать жизненные интересы страны. Во второй половине 1916 г., когда железные дороги доходили до полного переутомления, железнодорожный транспорт, обслуживающий страну, окончательно расстроился».
Данное обстоятельство не могло не отразиться на критическом состоянии в Армии. Дневниковые записи В.М. Пуришкевича от 9 декабря 1916 года недвусмысленно свидетельствуют об этом. Так, он отметил, что 3 ноября 1916 года во время своего доклада Николаю II в Могилёве о ситуации на Румынском фронте, подчеркнул, что «русская армия оказалась в безвыходном положении, которое усугублялось вспыхнувшей вплоть до устья Дуная холерой и ужасающим состоянием одноколейной поляковской постройки железнодорожного пути по Русской территории, совершенно не приспособленного к выполнению задач военного времени и не удовлетворявшего самым минимальным запросам продовольственного, военного, санитарного и перевозочного характера нашей армии». По словам Владимира Пуришкевича, армия нашей страны испытывала острую нужду во всём перечисленном, «живя в полуодетом, полуобутом и полуголодном состоянии».
Серьёзнейшие проблемы испытывали и другие подразделения Русской армии. Так, упомянутые нами ранее Н.Н. Головин в своих мемуарах упомянул о прошедшем 17 – 18 декабря 1916 года совещании в Ставке главнокомандующих, во время которого командующие фронтами прямо заявляли о кризисе продовольственного снабжения войск. В частности, Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский выступил с заявлением, в котором подчеркнул, что «Северный фронт не получает даже битого (мяса). Общее мнение таково, что у нас все есть, только нельзя получить. В Петрограде, например, бедный стонет, а богатый все может иметь. У нас нет внутренней организации...».
В свою очередь, Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт в своём выступлении отметил следующее: «Где бы ни готовился удар, необходимо обеспечить войска продовольствием. Надо пополнить запасы базисных и продовольственных магазинов, которые теперь исчерпаны. Вместо того чтобы иметь месячный запас, мы живем ежедневным подвозом. У нас недовоз и недоед, что действует на дух и настроение. Местные средства также исчерпаны. Надо принять меры, чтобы пополнить базисные магазины. Раскладка сокращена так, что дальше идти нежелательно».
Всё вышеизложенное подтверждает тезис о том, что к 1917 году Россия действительно оказалась в тяжелой кризисной ситуации. И это отнюдь не «плод воображения» Советского агитпропа, как утверждают в настоящее время либералы и национал-патриоты. Документы царского правительства, содержание докладов высокопоставленных государственных и военных деятелей Российской империи периода 1914 – 1917 гг., плюс мемуары белогвардейцев недвусмысленно свидетельствует об этом.
[1] Данное явление нам знакомо не понаслышке. Известно, как в годы «перестройки», после вступления в силу законов «О государственном предприятии» и «О кооперации», новоявленные «коммерсанты» тоже накапливали на складах продовольствие, ожидая либерализации цен. Они тоже полагали, что после соответствующего шага они распродадут огромную массу товаров и сделают на этих операциях целые состояния.
Михаил Чистый
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
