По материалам публикаций на сайте газеты «Советская Россия».
Уважаемый Валентин Васильевич!
2 февраля 2018 г. исполняется 75 лет со дня окончания Сталинградской битвы – величайшего сражения не только Великой Отечественной войны, но и Второй мировой войны. 15 сентября 1942 г. в дни боев за Сталинград я написал стихотворение «Нет, не казалось!». Может, оно пригодится для нашей газеты.
С уважением
А. Цветков,
участник Сталинградской битвы
Москва
Нет, не казалось!
Казалось, что горит вокруг земля
И всё огонь прожорливый проглотит,
Над городом стоит сплошная мгла
И нас осталось девятнадцать в роте.
Казалось, что скрестились все пути
У нефтяного взорванного бака,
Но здесь фашистам к Волге не пройти,
Хотя и прут в десятую атаку.
Казалось, в рукопашную водил
Не ротный наш, а сам товарищ Ленин,
Который здесь в окопе с нами был,
Учитель, вождь и маршал поколений.
Нет, не казалось! Было наяву,
И вспомнят нас грядущие потомки,
Как мы спасли Россию и Москву,
В сплошном аду
у самой волжской кромки.
Сталинград,
сентябрь 1942 г.
* * *
«В Сталинграде не героев нет»
Наш курсантский полк в боях раздергивали безбожно. По батальону передавали различным дивизиям. А что значит «придан командиру дивизии»? Командир дивизии старается сберечь свой личный состав. А приданную часть бросает на самые опасные участки. Поэтому мы, курсанты, часто прикрывали отход своих частей.
Причем обычно отход начинался с вечера. Нас растягивали на широком фронте, чтобы создать видимость той же линии обороны, что была до этого. Обычно обнадеживали: «Вас будет поддерживать танковая рота или артиллерийская батарея». Идешь, ищешь ту танковую роту или батарею… Ничего подобного и в помине не было. Оставались одни со своими станковыми пулеметами, с двумя-тремя противотанковыми ружьями. И приказ:
«Отходить не раньше рассвета».
А в четыре часа уже начинала появляться их авиация. Обстрел, бомбежка и всё прочее. И нам отходить приходилось под непрерывным огнем. И поэтому несли часто неоправданные потери.
Сталинградские степи изрезаны балками. Вот эти балки и становились для нас укрытием.
Однажды немцы узнали, что здесь обороняются курсанты. Как обычно, с утра появились гитлеровские самолеты. Но вместо обстрела и бомбежки принялись разбрасывать листовки. Красные, зелененькие, синенькие бумажки такие небольшого размера. В них написано: «Сталинские чертенята, это вам пропуск в плен. Сейчас увидите, что с вами будет, если не сдадитесь». И в дополнение громкоговорящая связь из их окопов: «Смотрите, что сейчас будет».
Расстояние примерно метров четыреста. На бруствер выгоняют пятерых пленных в нижнем белье. Комментируют:
«Это ваши товарищи, не пожелавшие сдаться в плен». Выходят несколько немцев: тррррррр их из автоматов… Представьте, на ваших глазах расстреливают русских людей, а вы ничем не можете ни ответить, ни спасти их.
Весь наш батальон без всякой команды открыл шквальный огонь из всего, что было. Но – далеко. Никакого урона гитлеровцам мы, думаю, в тот раз не нанесли. Такой наступил моральный надлом… Без команды кинулись в атаку. Немцы – навстречу. Начался даже не рукопашный бой, а мясорубка. Вначале, как водится: «За Родину, за Сталина!». Потом покрепче выражения.
Что характерно: немцы особенно боялись удара саперной лопаткой. У нас такая была почти у каждого. Удар каску раскалывал, как черепок. Если по шее – голова сразу набок. Несмотря на то, что нас было меньше, немцы начали бежать. Мы их не преследовали, боялись попасть под огонь пулеметов. Отошли, оружие всё в крови. Как с бойни.
Потеряли мы в этой контратаке человек 25, в том числе пять командиров. Похоронили ребят. Это, пожалуй, единственный случай в те месяцы, когда по-хорошему похоронили мы своих людей. А похороны были: песчаный бугорок, воткнутая в него лопата саперная, на нее надета каска. На дощечке химическим карандашом: «Курсант Иванов Иван Иванович, дата рождения, дата гибели». Вот весь памятник.
Места захоронения в документах фиксировали неточно. Иногда невозможно было сориентироваться, где находимся. Голая степь и единственное: перекати-поле.
* * *
Прав Чуйков, который однажды сказал, что в Сталинграде не героев не было. Тот, кто дрался в Сталинграде, какую бы он должность ни занимал – все были героями. В том плане, что смерть с каждым ходила рядом. И чем дальше в глубину от переднего края, тем вероятность погибнуть, вопреки логике, становилась даже выше. Почему?
Дело в том, что командарм Чуйков, видя подавляющее господство авиации немцев, приказал нам сближаться с противником чуть ли не на дистанцию броска гранаты. Тогда гитлеровцы не рисковали наносить удары с воздуха по нашему переднему краю. Боялись угодить по своим. Бомбили тылы за линией соприкосновения. Их артиллерия работала так же.
К тому же немцы очень боялись рукопашного боя. Поэтому мы рвались к максимальному сближению. Командиры наших рот и батальонов практически находились в боевых порядках. КП командира батальона – максимум 200 метров от переднего края. Командир полка – те же самые 200–300 метров. Командир дивизии – максимум 500 метров. Даже штаб армии и командный пункт Чуйкова – от 800 метров до полутора километров от передовой.
А у немцев соблюдался строгий уставной порядок: командир дивизии должен находиться километрах в восьми-десяти в тылу. Господин Паулюс управлял сражением за Сталинград из станицы Голубинской. Это примерно около 70 километров от города. Пока донесение от немецких войск через батальон, полк доходил до штаба дивизии, пока от штаба дивизии до Паулюса, а от Паулюса обратно шла команда, проходило определенное время. А вы знаете, что такое время в бою.
Наш Чуйков реагировал на любое изменение обстановки моментально. Вот починили на передовой три танка и набрали пятьдесят активных штыков пехоты для их сопровождения. Чуйков приказал этими мизерными силами немедленно нанести контрудар, который был назван армейским. Такая была обстановка.
* * *
Моральный надлом у немцев мы почувствовали после октябрьских боев. Уже в октябре 1942 года враг был не тот, что прежде. Когда их брали в плен, на допросах всегда спрашивали: «А зачем вам Сталинград? Зачем последние, эти самые, остатки города? Вы же в нескольких местах вышли к Волге. Движение судов с нефтью из Астрахани прекратилось. Что дальше?» Нет, отвечают, мы должны завоевать весь город…
В общем, стратегического или даже оперативного смысла в завоевании последних каменных развалин Сталинграда не было. Был только политический резон. Может быть, дело в том, что престиж самого Гитлера был нарушен. Ведь он не однажды заявлял: «Куда ступила нога немецкого солдата, там никогда не будет спущен флаг Германии!»
А сколько раз Гитлер объявлял: «Сталинград взят!» Пять раз ставил перед Паулюсом такую задачу. Пять сроков давал взятия Сталинграда. Последний — 14 ноября. Не получилось, и у армии Паулюса наступил надлом. После этого дня даже гитлеровская авиация перестала господствовать в небе. Немцы уже не столько сопротивлялись нашим боевым действиям, сколько отбивались, чтобы остаться в тех подвальчиках, где они укрывались от мороза.
А морозы стояли довольно сильные. Дул пронизывающий ветер с казахстанских степей. Мы-то были одеты в полушубки, и под ними – как капуста. А они в своих шинелишках – сами понимаете. Мы иной раз даже если и не восхищались стойкостью противника, то как солдаты хорошо понимали их. Знали, что стоит не сдаться, выстоять в такой обстановке и остаться верным присяге.
К концу января окруженные в Сталинграде немцы оказывали слабое сопротивление. А у нас был приказ особенно не торопиться. Чувствовалось, что наступил финал. Лишние атаки на опорные пункты противника будут приводить к лишним потерям. К нам как раз поступило пополнение из призыва 1925 или 1926 годов рождения. Так командиры старались этих солдат вообще не пускать в бой.
А что было? Шли обычные огневые бои с захватом отдельных подвалов, выталкивание оттуда пленных немцев. И всё. Особой героики не было.
А когда 2 февраля все окончательно стихло, солдаты, казалось, буквально сошли с ума. Открыли огонь из пулеметов, автоматов, винтовок. Гранаты бросали, чтобы создать шум. Потому что двести дней сталинградцы прожили в невероятном шуме. В трескотне стрельбы, непрерывном гуле самолетов, в разрывах бомб и снарядов. Если на каком-то участке наступало временное затишье, люди не могли спать. Потому что знали — затишье бывает только перед наступлением врага и к нему нужно готовиться.
Потом такой кульминационный момент был. Мы стояли на краю обрыва метрах в пятидесяти от Волги. Здесь был последний командный пункт Чуйкова. Смотрели, как колонны пленных немцев по льду переправляются на левый берег. Солнечный день был. Они топали в этих своих шинелишках, в эрзац-валенках, в лаптях каких-то самодельных… Мы думали: куда же вы шли? К Волге? Теперь идите за Волгу.
Знали, что по такому морозцу путь для большинства из этих пленных составит максимум 15–20 километров. А там очень многие из них окочурятся. Но кто их звал в Сталинград?
Анатолий Мережко,
генерал-полковник в отставке, в 1942 году – помощник начальника оперативного отдела штаба 62-й армии под командованием Василия Чуйкова
(Читайте также статью В. ПАЗДЕРИНА «Пришел как враг, а отбываю как друг» в «Уликах» №109, 25 января 2018 г.)
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
