Наш принцип: не бросать своих никогда

Наш принцип: не бросать своих никогда

Аэропорт «Пулково» в Санкт-Петербурге — это огромный наземный комплекс, где с максимальным напряжением сил трудятся около 4500 человек, день и ночь организуя взлёты и посадки самолётов. Сложная структура состоит из многих служб: аэродромной, досмотра, пассажирских перевозок, поискового и аварийно-спасательного обеспечения полётов, других вспомогательных подразделений. Аэропорт является частной собственностью акционеров: Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) с ближневосточными и азиатскими соинвесторами при участии инвестиционной компании Baring Vostok Private Equity — 25% — 1 акция; Банка ВТБ — 25,1%; Fraport (Германия) — 25%; Qatar Investment Authority (Катар) — 24,9%.

Корреспондент «Правды» встретилась с заместителем председателя независимого профсоюза работников наземных служб, начальником расчёта пожарной машины Службы поискового и аварийно-спасательного обеспечения полётов Владимиром Макаровым. Он уже десяток лет совмещает опасный труд пожарного-спасателя с не менее трудной работой профсоюзного активиста.

— Владимир Евгеньевич, прежде всего хочется узнать, как в условиях капитализма на частном предприятии стало возможно создание независимого профсоюза?

— Начну издалека. Я уже 26 лет работаю в аэропорту, четверть века назад это был «Объединённый ленинградский авиаотряд», объединявший и авиакомпанию и аэропорт. Теперь это отдельные структуры. Формы собственности за прошедшие годы несколько раз менялись: ФГУТ «Пулково», ФГУАП «Пулково», ОАО «Аэропорт Пулково», сейчас ООО «Воздушные Ворота Северной Столицы». Прежде там существовал профсоюз — ОПАР («Общероссийский профсоюз авиационных работников») в системе ФНПР (Федерация независимых профсоюзов). Ухудшение положения работников постепенно нарастало. Потребность в независимом профсоюзе мы почувствовали в 2007—2008 годах. Мы работаем сутки через трое, то есть 24 часа. Нам оплачивали 22 часа 30 минут, что являлось нарушением Трудового кодекса, потому что мы не имеем права покидать своё рабочее место и, согласно 108 статье Трудового кодекса, должны принимать пищу, отдыхать на рабочем месте и это всё входит в рабочее время. Но нам его не оплачивали. Мы обратились в старый профсоюз, там сказали: «Ребята, сейчас такие времена, что лучше вообще не лезть никуда, все мы тут сегодня есть, а завтра — нет, поэтому сидите тихо». Естественно, сидеть тихо мы не стали, а объединились и сами решили эту проблему. Нам стали оплачивать труд за 24 часа, и мы почувствовали: вот он — результат коллективных действий!

— Как же удалось решить проблему? В ходе переговоров?

— Обратились к юристам. Зачастую бывает, что просто грамотно составленная бумага решает успех дела. Начальники понимают: имея юридическую поддержку, люди готовы действовать. А если работники молчат, ничего не предпринимают, то на них можно сэкономить. После этого в 2008 году я предложил создать профсоюз. Мы же убедились, что вместе мы сила. Но, с другой стороны, понимали, что профсоюз одного аэропорта — это капля в море, а профсоюз одной службы спасателей — и подавно. Раздавят на стадии становления — и нас не будет. В октябре 2010 года, когда мы уже прошли все стадии реорганизации, мы вошли в ОАО «Аэропорт Пулково», затем были созданы «Воздушные Ворота Северной столицы», мы перешли как работники под их юрисдикцию. И ещё больше людей осознали, что профсоюз нам необходим как воздух.

— Перешли под юрисдикцию в качестве работников, но независимого профсоюза пока не было?

— Прежний профсоюз существовал формально. Такие профсоюзы тоже нужны: любое улучшение жизни работников, те же экскурсии, какие-то подарки к Новому году — это неплохо, однако основных функций тот профсоюз не выполнял и не выполняет. А человеку труда нужна защита его прав. Но когда люди обратились ко мне в октябре 2010-го по поводу создания профсоюза, вдруг выяснилось, что уже есть независимый профсоюз. Как? Где? Оказалось, в аэродромной службе 18 человек создали профсоюз, пока он в подполье и о себе не заявляет. «Знаете председателя? Есть контакт?» Мне говорят: «Есть». Позвонили председателю, через полчаса он приехал к нам и к его 18 добавилось ещё 38 наших, из спасателей.

— Аэродромная служба — это те, кто работает на взлётном поле?

— Аэродромная служба — это та самая спецтехника, которая занимается обслуживанием перронов, взлётно-посадочных полос. Достаточно большая и очень серьёзная служба с профессиональными водителями. Они создали профсоюз, и спасатели подключились. Дальше мы пошли по другим службам, стали собирать людей. На тот момент главная проблема работников аэропорта заключалась в том, что три года нам не индексировали заработную плату, естественно, уровень жизни падал, люди были недовольны. Мы создали независимый профсоюз и должны были заявить о себе администрации, представить уставные документы. Естественно, нас не желали признавать, отбрыкивались: «У нас есть официальный профсоюз, а вы какой-то демагогией занимаетесь». Признали только после того, как 3 ноября 2011 года мы провели митинг под окнами администрации, на глазах у пассажиров, тогда ещё работал международный старый аэропорт «Пулково-2». Готовя акцию, преодолели очень серьёзное сопротивление. Митинг сначала разрешили, в последний момент запретили. Но он состоялся благодаря депутатам Законодательного собрания от КПРФ. Они организовали для нас встречу с депутатами. Сработало! Во-первых, у нас увеличилась численность: было порядка 250—300 человек в профсоюзе, стало 800. Во-вторых, нас признали: усадили за стол переговоров с работодателем.

— В чём выражалось давление на профсоюз?

— Сотрудники администрации Московского района, прокураторы, ФСБ, Центра «Э» жаждали со мной пообщаться, но почему-то только неофициально. Я отвечал: «С адвокатом приеду, будем разговаривать». Было завуалированное давление через журналистов, например, сообщали мне, что якобы какие-то силы хотят спровоцировать беспорядки, устроить погромы на митинге…

— Какие результаты дали митинг и создание профсоюза?

— Очень быстро проиндексировали заработную плату, была введена премиальная система, в результате которой люди дополнительно получили по 30—40% к окладу. Это был серьёзный рост. Но все успехи администрация приписала себе: «Какой митинг? Какой профсоюз? Не, мы давно планировали и просто подошло время».

Однако дальнейшие переговоры с руководством были очень сложными. Понимаете, я — простой пожарный спасатель, Вячеслав Алексеевич Жуйко — наш председатель — простой водитель, а напротив нас сидят люди, у которых оксфордская школа переговоров за плечами. Нас просто как слепых щенков мордовали во время переговоров. Пришло понимание: надо учиться. И мы тогда обратились в замечательную организацию «Петербургская Эгида» — может быть, слышали? Она занималась профсоюзным обучением. Я до сих пор считаю её одной из лучших общественных организаций и очень сожалею, что её больше нет. Благодаря обучению образовался сплочённый актив, который постепенно обрастал опытом, знаниями. Затем нам удалось поучаствовать в Шведской профсоюзной школе РУНО. Благодаря этому пришло понимание как должен работать профсоюз. Конфликтные ситуации возникали и возникают, но по мере того, как мы приобретали знания, их становилось всё меньше.

— Конфликтовали с руководством?

— Конечно. Проблемы у работников возникают постоянно, их надо решать, а каждый решает так, как может. Поэтому поначалу, естественно, были серьёзные стычки. Постепенно научились разрешать их более профессионально. Мы осуществляем свою деятельность по принципу: не бросать своих никогда. Ни одна проблема не должна остаться без решения. Работы очень много. Численность наша, к сожалению, невелика, на данный момент около 300 человек, были падения, она доходила до 150.

— Почему так происходит?

— Уходят по возрасту старые работники. Также было несколько структурных реорганизаций предприятия, когда уходили по соглашению сторон, по сокращению. А молодые, когда устраиваются, к сожалению, рассматривают аэропорт как временную работу. Работа сложная, на самом деле степень ответственности огромная, конечно, новичков это пугает. С другой стороны, наш аэропорт находится на окраине города и подавляющая масса работников — из Ленинградской области. Там нет работы для молодёжи, невысокий уровень образования, зарплата по 10—15 тысяч. Молодые приходят работать, получают свои 30 тысяч и счастливы, поэтому боятся что-то сказать работодателю. Если вдруг здесь места лишатся, то поедут к себе обратно в область и лучшее, что их ждёт, — это 15 тысяч. Мы пытаемся разговаривать с работодателем, убеждаем: надо выращивать профессионалов, изменять кадровую политику. Но профессионал стоит дорого, знает себе цену, умеет отстаивать свои права. Мы заинтересованы, чтобы такие люди приходили. А работодателю, конечно, такие сотрудники, как эти молодые ребята из области, дают значительную экономию в фонде заработной платы. Но, с другой стороны, если не дай бог что-то случится…

Сейчас немного идёт рост численности профсоюза, но мы, к сожалению, не можем влиять так, как нам хотелось бы, на коллективные переговоры, у нас нет 50% плюс 1 человек от общей численности работников в нашем профсоюзе, как указано в законе. По инициативе администрации был создан дополнительно Совет трудового коллектива, есть официальный профсоюз — ОПАР. Они составляют большинство в едином представительном органе, поэтому переговоры мы проигрываем. Однако администрация начала с нами общаться, мы предлагаем свои проекты, обсуждаем их в коллективе, вносим предложения.

— С какими проблемами обращаются работники за защитой?

— Очень много разных вопросов: это и дисциплинарные взыскания, наказания, лишение премий. Премиальная система всё-таки держит работников в напряжении. Зарплаты невысокие. Зачастую люди хотят подзаработать, выходят на дополнительную смену, уставшие, замученные. Естественно, когда человек оттрубил то, что ему положено, и выходит ещё работать, он поневоле совершает ошибки. И его за это наказывают, он теряет премию, лишается части или всей годовой премии, остаётся в минусе, в убытке. Но проблема заключается в том, что он в своё нормальное рабочее время не может достойно зарабатывать. Возникают проблемы с расчётами сверхурочных, разбираемся, считаем, идём к руководству, с ним сверяем. Было несколько судебных дел по дисциплинарным взысканиям, по увольнениям. С переменным успехом какие-то выиграли, какие-то проиграли. Это рутинная работа, постоянно происходят какие-то обращения.

— Скажите, пожалуйста, с профсоюзами других аэропортов у вас есть связи?

— Да, с некоторыми есть. Мы создали юридический отдел, свою юридическую фирму, которая обслуживает и наш профсоюз, и смежные. Так, с профсоюзами авиационной сферы связаны плотно — с профсоюзом лётного состава, проводников, лоцманов. По имеющейся у нас информации, подобного нашему профсоюзу наземных служб в других аэропортах нет.

Когда мы создавали свой профсоюз, всё видели в чёрно-белом цвете: все ФНПРовские профсоюзы — это ерунда, а все независимые профсоюзы — это круто! Потом начинаешь присматриваться, узнаёшь, что среди ФНПРовских профсоюзов есть очень боевые первички. Одновременно видишь, как иногда независимые меняются, они начинают закисать, загнивать, по сути превращаются в то, от чего хотели вначале уйти. Поэтому не всё так однозначно, наверное, где-то в других аэропортах, возможно, ФНПРовские профсоюзы работают неплохо, однако, повторюсь, независимых профсоюзов работников наземных служб нет.

Нас приглашали на «круглый стол» в Госдуму (проходил по инициативе фракции КПРФ в ноябре 2019 года. — Прим.). И я выступал по проблемам службы аварийно-спасательного обеспечения полётов. Наш юрист рассказала о специальной оценке условий труда по лётному составу, потому что она ведёт эти дела. В заседании «круглого стола» участвовало много представителей разных профсоюзов, в частности, известные мне: профсоюз Шереметьева, общероссийский профсоюз лётного состава. А было много профсоюзов, новых для меня: технические работники аэропорта Казани, ребята с Севера и другие. Наверняка среди них есть те, которые, так же, как и мы, не вписаны ни в какие структуры. Объединяться надо с ними. Проблема в том, что на данный момент ограниченное число активистов, огромный объём работы в Пулкове и просто рук не хватает переключиться на что-то другое, более глобальное, хотя это делать очень-очень нужно.

— Ваша профсоюзная организация входит в какое-то общероссийское объединение профсоюзное?

— С момента создания и по сей момент мы входим в Объединение профсоюзов России Соцпроф. Лично я бы в Соцпроф не пошёл, ибо эта организация для меня классово чуждая и выступления её лидера в Госдуме вызывают у меня… очень однозначную реакцию. Плюс там один: не лезут, не мешают — и слава богу. Да и, честно говоря, ни ФНПР, ни КТР (Конфедерация труда России. — Прим.) не вызывают у меня восторга… Моё мнение, что первичкам надо поменьше смотреть на боссов своих профобъединений. Цели и задачи у нас с ними абсолютно разные. Нам внизу нужно объединяться для решения своих проблем.

Лично для меня классово ближе других Союз профсоюзов России. И то только тем, что он вошёл во Всемирную федерацию профсоюзов. Однако у меня много вопросов и по входящим в него профсоюзам, по отдельным функционерам. Но я давно мечтал, чтобы наш профсоюз был там. Как первичка мы сразу во Всемирную федерацию профсоюзов вступить не можем, поэтому договорились, что создадим межрегиональный профсоюз. Но пока мы не знаем, из кого создавать: я не вижу реальных первичек, реальных активистов. А фиктивные организации «для галочки» никогда не создавал и создавать не буду! Неперспективно и затратно. В общем, пока мы это дело отложили до лучших времён. Так что сейчас мы сами по себе.

— Как я поняла, у вас освобождённых профсоюзных работников нет, вы все трудитесь на своих рабочих местах?

— Совершенно верно: освобождённых работников нет. Но есть юристы, они не относятся к нашему профсоюзу, это коммерческая структура, которой профсоюз платит абонентскую плату и получает определённый пакет услуг, а в профсоюзе все на общественных началах.

— Расскажите о спецоценке рабочих мест, это новшество, о котором мало кто знает. Складывается впечатление, что она затеяна не в интересах работников.

— Раньше существовала аттестация рабочих мест, сейчас принят закон о спецоценке условий труда. В общем-то всё сделано специально для того, чтобы максимально отнять оплату за работу во вредных условиях. Закон игнорирует сам факт существования вредности на производстве. В Москве в Госдуме я выступал по такой локальной проблеме, касающейся пожарной службы, но она очень серьёзная и затрагивает многих.

Мы, спасатели, в соответствии со 151 ФЗ (о статусе спасателя) являемся профессиональным аварийно-спасательным формированием. Наше рабочее место — горящий самолёт. Мы являемся экипажем пожарного автомобиля, первичным аварийно-спасательным подразделением. Наша задача: по тревоге выехать, причём в течение трёх минут должны прибыть в любую точку аэропорта и в максимально короткие сроки сбить пламя. Когда топливо горящее разливается, одной машиной это нереально сделать, да и четырьмя достаточно сложно. Но наша задача — не спасать воздушное судно, если оно упало, загорелось, его уже спасать бесполезно, оно уже никогда не полетит, наша задача — спасать людей. Самолёт сгорает за три минуты, температура в нём в считанные секунды поднимается под потолком до 800 градусов, обшивка, выделения кислоты, два вздоха — человек умер. В кратчайшее время надо дать воду, проложить путь для эвакуации, попасть быстро в самолёт и выносить оттуда людей. Это работа для, во-первых, профессионально подготовленных ребят, во-вторых, молодых, крепких — 25—30 лет. Нам законом предусмотрены какие-то льготы, какие-то дополнительные возможности. Но для нас пенсионный возраст — 65 лет. Мне сейчас 54 года, я должен лезть в горящий самолёт и вытаскивать оттуда людей. В Боинге-777 до 800 пассажиров, скольких я смогу вытащить? Да я сам там умру…

Работа тяжёлая, во вредных условиях: на высоте, с открытым пламенем, очень много вредных факторов. Сейчас за подготовку спасателей круто взялись, подгоняют полностью под стандарты МЧС, проходим все аттестации, сертификации. Требуют очень жёстко, при этом в том же 151 ФЗ прописаны компенсации, льготы, которые должны быть у спасателей. Но у нас ничего этого нет, у нас пенсия в 65 лет, а вредность отсутствует. Абсурд, но в соответствии со спецоценкой у нас спасателями по закону могут работать инвалиды и беременные женщины.

— Как такое возможно?

— Я — аттестованный спасатель, у меня есть книжка установленного образца, а в трудовой книжке записан как «начальник расчёта пожарной машины». В 151 ФЗ утверждены все льготы спасателя, а в трудовой книжке «начальник расчёта пожарной машины». Ничего нам не положено по спецоценке условий труда. Правда, есть ещё 290 постановление правительства, в котором перечислены профессии, у которых спецоценка условий труда производится с учётом особых условий и только этот перечень даёт возможность людям всё-таки отстаивать свои выплаты за вредность. Пожарные-спасатели в том списке были изначально, но почему-то Д.А. Медведев посчитал это лишним, и нас оттуда убрали. Поэтому спецоценка проводится на общих основаниях.

Есть серьёзные проблемы и в гражданской авиации в целом, и в наземных службах аэропортов, и в аварийно-спасательной в частности. Я считаю, нужно проводить «круглые столы», привлекать экспертов, органы власти, решать проблему вместе.

Прекрасно понимаю, система не может одномоментно поменяться, мы живём в условиях капитализма. Есть администрация, её задача — обеспечить максимальную прибыль акционерам. При этом для неё важно, чтобы снизу не происходило взрывов недовольства. Мне говорят: никто не снимает планов по развитию аэропорта, надо вкладывать большие средства, отдавать те кредиты, которые набрали на строительство главного терминала. Понимаю проблемы работодателя. Но я из профсоюза и для меня заботы человека труда превыше всего.

Беседу вела Ольга ЯКОВЕНКО, соб. корр. «Правды». г. Санкт-Петербург.

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

One thought on “Наш принцип: не бросать своих никогда

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *