Как же грезил он о своей главной пьесе. Сколько всего существенного хотел в неё вложить, продолжая размышлять над природой остросоциального и общественно значимого конфликта. Да и облик героя, лучшего, сильного, в котором будет всё то существенное и важное, что создано за сорокалетний путь в драматургии, не давал ему покоя даже тогда, когда болезнь его безжалостно добивала. Человек и революция, продолжение её поступи в условиях современного дня Страны Советов, взаимоотношения личности и общества — эти вопросы вновь и вновь заставляли пульсирующую мысль находить новые темы, подходы, сюжеты, общие черты героев. Окружающие признанного мастера люди могли лишь удивляться и недоумевать — к чему эта страстность? Зачем понапрасну, в те последние месяцы и дни, отведённые судьбой, растрачивать пыл, гореть как в молодые годы, увлекая этим порывом и других? Не лучше ли просто, без какой-либо привязки к творческим планам, повспоминать? Благо в жизни было столько всего интересного, увлекательного, значимого.
БЫЛО, много чего было. И большого, и страшного, и чисто земного, и такого, что подпадало под международное обозрение, что вызывало восторг, аплодисменты… Нужно было состояться как личность, пройти горнило Великой Отечественной войны, жить, творить, бороться, неизменно проживая каждый день на полную мощь. Эх, если бы в сутках было больше времени. А если бы удалось ему прожить хоть на десяток лет больше? В жизни, однако, чудес не бывает. Не ждал их от неё и Александр Евдокимович Корнейчук, сто пятнадцатая весна которого приходится на эти майские дни.
Всего-то трёх лет не достало ему до встречи семидесятилетия, которое, вне всякого сомнения, праздновала бы вся огромная страна. Его социалистическая родина, любимая и родная, воспетая им. И она, в лице государства, никогда, начиная со сталинского времени, не забывала Александра Евдокимовича, не отодвигала его на второй план и обочину общественно-политических процессов, коих было не счесть. Да вряд ли сие было и возможным. Авторитет Корнейчука был столь велик, что не замечать его фигуру было просто нельзя.
Один из лучших сыновей XX века, яркая звезда которого могла сиять не только в национальных рамках, для него и не существовавших, входил в число самых выдающихся граждан Союза ССР. В нём был удивительный, редко встречающийся, особенно сейчас, сплав огромного таланта, силы духа, стойкости, решительности, да и других необходимых качеств, позволявших ему возвышать свой голос художника-коммуниста и советского гражданина, на разных континентах в его многолетней борьбе за торжество мира и подлинной демократии. Мир, завоёванный в борьбе. За него Корнейчук готов был драться до последнего дыхания. Что и делал, порою превозмогая боль, вопреки своему здоровью. Но иначе не мог. Как не мог быть и сторонним наблюдателем за всем тем, чем жила его Украина, чем жил весь Советский Союз.
«В его лице, — говорил старший друг и соратник по творчеству и движению борцов за мир, выдающийся русский советский поэт и общественный деятель Николай Тихонов, — мы имели талантливого мастера советской драматургии, выдающегося государственного и общественного деятеля, славного борца за мир, великого гражданина нашей Советской Родины, доброго и чуткого человека, настоящего советского гуманиста. В нём черты передового художника, автора чудесных пьес объединены с душой воина, трибуна, борца за справедливость». «Выдающимся сыном нашего великого столетия» называл Корнейчука Николай Семёнович. И в этом не было и толики преувеличения. Тихонов, с которым Корнейчука связывали многолетняя дружба и профессиональные отношения, в том числе и возникшие на ниве создания всесоюзного движения во имя мира, знал, о чём говорил. Собственно, коль уж речь идёт о неутомимой деятельности Корнейчука в отстаивании мира на нашей планете, следует напомнить, что он был в числе тех, кто это движение после войны создавал в Советском Союзе, долгие годы являясь заместителем председателя Советского комитета защиты мира и кто был у его истоков во всём мировом масштабе. До конца своих дней он оставался членом Президиума Всемирного Совета Мира. Его миротворческая деятельность на этом поприще была высоко оценена не только советским государством, но и самой авторитетнейшей международной институцией борцов за мир, удостоивших Александра Евдокимовича Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» и Золотой медали мира им. Жолио Кюри.
Почти пятьдесят лет назад, когда советская общественность и многочисленные гости из-за рубежа 16 мая 1972 года в Киеве, на Байковом кладбище, провожали Корнейчука в последний путь, присутствовавший президент Всемирного Совета Мира индус Ромеш Чандра говорил, что «голос Александра Корнейчука волновал людей всех континентов, всех стран, на исторических конгрессах Всемирного Совета Мира, на сессиях его Президиума, на больших и малых встречах борцов против империализма и войны. Голос Александра Корнейчука всегда был полон силы и уверенности в великом советском народе, подлинным сыном которого он был. Во Всемирном Совете Мира он был символом советского человека в самом прекраснейшем значении этих двух слов».
Согласитесь, не к каждой фигуре в этом движении, а советские посланники составляли в нём как-никак костяк, могли так относиться. Не о каждом произносились и подобные слова первым лицом ВСМ, имевшим тогда значительный статус и возможность напрямую общаться с руководителями целого ряда прогрессивно настроенных государств. Следовательно, Корнейчук заслужил к себе такое отношение.
Заслужил он и признание Родины, отметившей его высоким званием Героя Социалистического Труда, шесть раз наградив орденом Ленина, удостоив орденов Октябрьской Революции, Красного Знамени и Красной Звезды. Пять раз Корнейчуку присуждалась Сталинская премия. Был он и лауреатом Государственной премии УССР им. Т.Г. Шевченко.
Восемь раз трудящиеся Советской Украины избирали Александра Евдокимовича депутатом Верховного Совета СССР. Неоднократно избирался он и председателем Верховного Совета УССР. Был делегатом съездов Компартии Украины и ВКП(б) — КПСС. Избирался не единожды и членом ЦК КПУ и ЦК КПСС. В военные годы пришлось ему поработать заместителем наркома иностранных дел СССР и недолго наркомом иностранных дел УССР, а в более поздние годы заместителем председателя Совета министров и председателем Комитета по делам искусств УССР. Корнейчук неизменно избирался делегатом писательских съездов и секретарём Союза писателей СССР.
Когда же успевал он все эти ответственные поприща аккумулировать? Как удавалось ему быть столь многогранной личностью? Пожалуй, стержнем всему была его партийность, причём в наиболее широком понимании этого определения. А оно, как известно, не ограничивалось исполнением чисто уставных обязанностей члена Компартии. Прежде всего, по-партийному, сверяя с партией свои дела и начинания, следовало направлять ход своих мыслей. Корнейчук в этом отношении был искренен, последователен и непреклонен. Он не кривил душой, что прекрасно просматривается и в его творчестве. А вот о нём-то и хотелось бы поговорить более обстоятельно, естественно, взглянув на него через призму дня сегодняшнего.
ТВОРЧЕСТВО для Корнейчука было неотъемлемой частью его естества. При этом он относился к нему взыскательно и самокритично — слишком много душевного тепла и переживаний вкладывал он в каждую из своих пьес. Не воспринимал он и потребительского отношения к драматургии. Не могла она быть в его представлении точно фотографичной, но лишённой переживаний, откровений, полёта чувств. Не верил он и в универсальные рекомендации и рецепты. Художник-реалист по Корнейчуку должен был проникнуться выбранной темой, прожить сюжетные перипетии вместе с героями, вжившись в их характеры, начав думать и действовать вместе с ними.
Так он и поступал. Работая в начале тридцатых годов прошлого столетия над своей широко известной пьесой «Гибель эскадры», рассказывающей о героических событиях 1918 года, Корнейчук знакомится с теми, кто творил тогда историю на Черноморском флоте.
«… Полтора месяца провёл я в походе на кораблях Чёрного моря, — вспоминал позднее Александр Евдокимович. — Это была моя первая встреча с моими героями. И когда я узнал, в каких условиях они боролись за выполнение приказа об уничтожении кораблей, как трудно им было понять стратегию и тактику партии, разобраться в сложном переплёте событий, — тогда я снова начал работать над пьесой, стал писать о событиях и явлениях, которые были, а не только представлялись мне… Поехал затем в Севастополь, где, как мне сказали, сейчас работают участники событий 18-го года…
Я встречался со старым боцманом, плававшим 20 лет на Чёрном море. Этот боцман как-то сказал мне: «Вам, может, будет неинтересно, но когда топили последний корабль, мы его почистили, помыли, даже покрасили отдельные части, чтобы корабль отдать морю чистым, это был последний аврал кораблю, гибнущему за революцию…»
И я начал понимать, что раньше, работая над пьесой в тиши комнаты и изобретая за письменным столом «нечто особенное» и «небывалое», я только отдавал дань «увлечениям молодости» и своеобразному формализму… Я понял, что разрешить проблему социалистического реализма в искусстве — значит осознать свою ответственность и перед тем, для кого ты пишешь, и перед теми героями, о которых ты пишешь. Это значит знать жизнь и раскрывать многогранность людей эпохи социализма, воссоздавая атмосферу, в которой они живут, работают, творят».
Понимание это, основополагающее для подлинного реалиста, ставящего перед собой задачу поднятия на щит острой проблематики и показа основных черт описываемого им времени, ставшее для Корнейчука непреложной истиной, пришло к нему достаточно рано, в то время, когда он, как и было сказано самим Александром Евдокимовичем, работал над «Гибелью эскадры». И в этом отношении повезло не только автору. Скорее повезло зрителю, читателю, ждавшему не пустого сотрясания воздуха и пресыщенного красочностью и напускной образностью описания побочных и второстепенных явлений, а картин правдивых, действенных, найденных в кипучем житейском море. И Корнейчук умел такие картины не только находить, но и живо выписывать. Главное, считал он, не бояться вторгаться в жизнь, не следовать за ней вослед, а, по возможности, идти на её опережение. Только идя в ногу со временем, можно подмечать его характерные особенности. Но, конечно, нужен и пристальный взгляд, для которого и незначительная деталь способна нести определённую смысловую роль.
Корнейчук таким взглядом обладал. Имел он и устоявшийся вкус. Не будучи всеядным, готовым браться за любую тему, абы только не скучать, Александр Евдокимович полагал необходимым, находя сюжеты из современного дня, не далёкого, или давно минувшего прошлого, на первый план выдвигать проблему, рассмотрению которой и посвящал произведения. Без неё, без драматического конфликта, драматургия, был убеждён Корнейчук, мертва. Но и сгущение красок не работает на художественный результат. Недопустимы и очернительство, надувательство, крикливость. Советская действительность, рождённая революцией, выдвинула на авансцену огромное поле для творческой деятельности, стоит только быть внимательным, не раз подчёркивал Корнейчук в диалогах со всеми заинтересованными в том лицами. Не писать о советской современности — значит удаляться от того общества, которому ты служишь. Уходить от его людей, от советского миропонимания, от светлых идеалов и стремлений — разве допустимо так поступать драматургу? Нет. Этого Корнейчук позволить себе не мог.
«Для того чтобы быть современным, — говорил Александр Евдокимович, — нужно не только хорошо знать жизнь, но и быть борцом за светлые идеалы нашего общества. Партийность в литературе, искусстве — это не декларация, это должно быть главным в жизни драматурга, тогда и будет истинная современность, которая рождается в борьбе, и чем глубже мы проникаем в жизнь, тем сильнее ощущаем накал страстей».
КОРНЕЙЧУК тем и отличался, что жизнь знал, выйдя из её низов, родившись в семье слесаря железнодорожного депо станции Христиновка нынешней Черкасской области, пройдя через многие невзгоды и испытания, не сломавшись и не поддавшись на сиюминутную слабость. Цельность натуры, твёрдость в намерениях, умение сгруппироваться во имя главного помогали ему по жизни. Эти качества способствовали и тому, что он мог не только наблюдать за действительностью, но и соизмерять её с собственными взглядами, стремлениями, целями и задачами. Мог он замечать и тех, кто находился рядом. Присматривался же к ним он всегда осторожно, пытливо, отдавая себе отчёт и в том, что человек — загадка, хотя порой в нём не так уж и много неизвестного.
Так и рождались герои — современники, люди разные, противоречивые, не лишённые юмора, честные, верящие Советской власти, способные действовать, желающие преображать свою действительность. Но были и те, кого следует считать их полной противоположностью. Кто из них окажется в большинстве? Первые или вторые? Сама жизнь, строй социалистический подсказывали Корнейчуку, что первых гораздо больше. Так и было в действительности. Тем не менее писатель-коммунист Корнейчук искренне желал, чтобы их становилось ещё больше. Чтобы каждый из них не уставал работать над собой, стремясь к лучшему. Вместе с тем не надо никого и идеализировать, говорил нам мастер. «Положительный герой — не сумма прописных добродетелей… Человек всегда остаётся человеком, — рассуждал по этому поводу Корнейчук. — И об этом следует помнить драматургу, если он хочет создать достоверный реалистический характер. Идеальный герой — это схема, и не случайно многие наши писатели пугаются, когда слышат этот скомпрометировавший себя термин».
Постижение действительности не представлялось Корнейчуку и без того, чтобы не находить всё новые и новые возможности для обращения к феномену революции, к её началам, движущим силам, самому духу этого планетарного значения явления. Великий Октябрь был для него одухотворён своей неистребимой нацеленностью в будущее. Без его идей, духовных скреп, народного порыва не было бы и Советской власти. Не было бы и той системы координат, в которой только и мог он творить.
ЗА «ГИБЕЛЬЮ ЭСКАДРЫ» вполне состоявшимся драматургом Корнейчук окажется в числе тех, кому будет суждено первыми в советской драматургии браться за образ великого Ленина. Его «Правда» вкупе с пьесами «На берегу Невы» К.А. Тренёва и «Человек с ружьём» Н.Ф. Погодина открывали драматургическую Лениниану. Владимир Ильич в них изображался трибуном и стратегом революции. Да и сами пьесы имели оглушительный успех. Была в них, без каких-либо совместных вмешательств в индивидуальные процессы их создания, и определённая схожесть, которую подметила и Н.К. Крупская в статье «О пьесах, посвящённых Октябрю», напечатанной в газете «Правда» от 13 декабря 1937 года. «Сейчас, — писала в ней Надежда Константиновна, — показываются на сцене пьеса Корнейчука «Правда» и пьеса Погодина «Человек с ружьём». Они имеют много общего. Обе написаны молодыми авторами. В обеих пьесах дан Ленин. Нельзя давать Октябрь без Ленина… На пьесе Корнейчука в Театре Революции и на пьесе Погодина в Театре им. Вахтангова публика реагирует на манер рабочих французского предместья на волнующую их пьесу: зрители аплодируют победам рабочих, успехам братания, делают вслух замечания, восклицают — видно, переживают пьесу вместе с автором и артистами, её играющими. Это, по-моему, очень большое достижение. Когда появляется Ленин, публика разражается громом аплодисментов».
Показать вождя социалистической революции в кульминационный момент Великого Октября как личность выдающуюся, отчётливо различающую перспективы и цели исторической борьбы, и одновременно как человека простого, демократичного, близкого и понятного людям, Корнейчуку было очень даже непросто. Ошеломление, растерянность и оторопь владели им от самой мысли о необходимости выведения Ленина на большую сцену. Не верили в такую возможность и актёры, уговаривавшие его изобразить Ильича в пьесе «без слов». И драматург, надо сказать, с актёрским мнением соглашался. Вопреки сему предубеждению категорично выступили рабочие-красногвардейцы, участвовавшие в штурме Зимнего дворца, с которыми драматург встретился в Ленинграде, перед тем как основательно взяться за работу. Узнав, что автор планирует вывести Ленина в пьесе безмолвствующим, они резко запротестовали. Мысль о том, что они не услышат ленинскую речь, была для них неприемлема. Так и менялся у Корнейчука сам подход к освоению этой доселе неприступной вершины. Нужно было изучить произведения Ленина, воспоминания его соратников, архивные и музейные материалы в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, мысленно представить картины Октября в Петрограде и на Украине, подыскать и конкретный угол зрения, определить типичную ситуацию и вымышленных героев, наделив их характерными для основной людской массы того времени чертами. Необходимо было тонко продумать и ленинский выход: что должен он сказать, какие мысли донести до зрителя? Безусловно, путь пройденный тогда Корнейчуком, был поистине новаторским.
Не ушёл драматург и от показа украинской темы, связанной с обещаниями буржуазии сделать Украину независимой. Как тогда, так и сейчас эта республика была лишь разменной картой в руках сильных мира сего…
На фоне высокочеловечного Ленина Корнейчуком в пьесе в сатирически-гротескном виде были представлены политический авантюрист Керенский, меньшевистско-эсеровские глашатаи Дан и Гоц, их истеричное и продажное окружение. Контраст между этими временщиками и вождём революции огромен. И это авторское, не прямой направленности сопоставление имело большое значение. Ленинский гений благодаря этим приёмам драматурга мог восприниматься зрителем не в общих исторических аспектах, прямолинейно, а эмоционально, на подъёмной ноте.
С тех пор Александр Евдокимович к ленинской теме обращался постоянно, с чувством искреннего благоговения, понимая её широко, придавая особое значение важности осуществления и укоренения в жизни советского общества ленинских принципов демократии и интернационализма. Справедливости ради скажу, что первая проба пера Корнейчука, первый рассказ «Он был велик», в 1925 году был тоже посвящён Ленину. А в одном из последних интервью он по данному вопросу говорил и такие, на взгляд автора этих строк, верные и бесспорные слова: «Ленинская тема не замыкается в произведении, где выведена фигура Владимира Ильича. Можно уверенно утверждать, что нет такой темы — современной или исторической, — которая не требовала бы от художника углублённого изучения ленинских идей, истинного следования заветам и учению Ленина». Этот важнейший для писателя-коммуниста принцип Корнейчук исповедовал на протяжении всего творческого пути. Необходимо лишь вдумчиво вчитываться в его произведения, в том числе и в боевую, наступательную публицистику, лучшие образцы которой публиковались и в ленинской «Правде». Искать же следует в них не только основные сюжетные ходы, но и саму мысль автора: именно в ней заложен главный смысловой подтекст.
КАЖДАЯ из пьес Корнейчука заслуживает отдельного разговора. И даже беглое касательство с ними могло бы показать грани мастерства автора, находившего удивительно верные художнические решения, позволявшие на театральной сцене воплощать всё им задуманное. Ряд произведений драматурга, в том числе и по написанным им же сценариям, были экранизированы.
Среди лучших произведений Александра Евдокимовича, имевших огромный резонанс, подвергавшихся одобрению читателей, критики и имевших немалое число противников, воплощённых при этом и на большом экране, особняком выделяется пьеса «Фронт».
Как и в других, более ранних пьесах, во «Фронте» Корнейчук проводил всю ту же идею нравственной и гражданской ответственности человека перед обществом, народом, конкретным государственной значимости делом. Пожалуй, именно в ней в наибольшей степени, в том числе и благодаря страстной публицистичности, художник сталкивал читателя и будущего зрителя с острейшей проблемой, открывшейся ему с началом Великой Отечественной войны.
Лобовое столкновение, конфликт передового и отживающего, насквозь пропитанного заскорузлыми штампами мышления предстаёт перед нашим взором. Молодой командующий армией Огнев противостоит вчерашнему «апостолу», командующему фронтом Горлову. Первый олицетворяет разбег, стремление, порыв, современные подходы к ведению боевых действий; второй же до мозга костей убеждён в своей непогрешимости, в том, что ничто новое не может быть ему полезным.
Такой откровенный вызов, применимый ко многим руководящим кадрам Красной Армии, требовал от Корнейчука смелости и мужества, а также высокой партийной принципиальности. Почти как гром среди ясного неба воспринимался эпизод в пьесе, когда зазнавшийся Горлов спрашивал у своего подчинённого: «Слушай, Огнев, ты что задумал, чего ты от меня хочешь?» — и получал прямой и нелицеприятный ответ: «Одного — чтобы вы больше фронтом не командовали».
Собственно, учитывая то, что таких Горловых было немало и влияние их в армейских кругах оставалось значительным, что и показали дальнейшие события, когда пьеса всё же пошла в массы, Корнейчуку рассчитывать на её опубликование особо не приходилось. Помог случай,
…Центральный Комитет партии и лично Сталин. Именно вождь народов стал внимательным слушателем взволнованного драматурга, которого Иосиф Виссарионович вызвал в Москву, когда узнал, что тот написал пьесу о войне. «Он выслушал её всю в моём далеко не спокойном исполнении… Выслушал внимательно. Настала долгая пауза… Потом, после паузы, Сталин решительно сказал: «Необходимо печатать». — «Отрывок? — неуверенно спросил я. — Постараюсь подобрать». — «Почему отрывок?» — удивился Сталин. — Всю пьесу».
Благодаря прозорливости вождя, почувствовавшего не только новизну, но и глубокий смысл пьесы, так необходимой для армии, государства, советских граждан, тогда, в августе 1942 года, её начинает печатать «Правда».
Отклики были на неё массовыми, в большинстве одобрительными. Но нашлись и те, как и предполагал Корнейчук, которым она пришлась не по нутру. А 29 ноября 1942 года «Правда» опубликует редакционную статью, отредактированную лично Сталиным и расставлявшую по «Фронту» все акценты. К слову, академик В.И. Вернадский, прочитав ту статью и находясь под её впечатлением, в своём дневнике напишет: «Мне кажется, такой шаг Сталина (имеются в виду решения кадровых вопросов по командному составу Красной Армии. — Р.С.) <верным> — фигура которого ещё больше для меня вырастает».
В своих мемуарах генерал армии С.М. Штеменко вспоминал: «Неожиданно она появилась на страницах «Правды» и взволновала весь офицерский состав армии. И хотя у нас в Генштабе каждая минута была тогда на счету, пьесу прочли даже самые занятые. Всей душой мы были на стороне молодого Огнева и высказывались против Горлова».
НО НЕТ, говорят, правил без исключения. И в Генштабе, и за его пределами даже среди очень заслуженных военных руководителей нашлись такие, которые восприняли пьесу «Фронт» как своеобразную диверсию против Красной Армии. В Ставку поступило несколько телеграмм с требованием прекратить печатание пьесы в «Правде» и запретить её постановку в театрах как вещь «абсолютно вредную». На одну из таких телеграмм последовал ответ Верховного Главнокомандующего:
«В оценке пьесы вы не правы. Пьеса будет иметь большое воспитательное значение для Красной Армии и её комсостава. Пьеса правильно отмечает недостатки Красной Армии, и было бы неправильным закрывать глаза на эти недостатки. Нужно иметь мужество признать недостатки и принять меры к их ликвидации. Это — единственный путь улучшения и усовершенствования Красной Армии».
Успех «Фронта» вместе с драматургом по праву разделила и ленинская «Правда». Содружество Александра Евдокимовича с газетой было многолетним, надёжным, искренним. Не раз главный печатный орган страны предоставлял Корнейчуку свои полосы. Особо гневно и возвышенно его публицистический голос в «Правде» звучал в годы войны. Тогда он, как и его супруга, бесстрашная польская советская писательница Ванда Василевская, был в числе постоянных авторов газеты, боевые статьи, очерки, корреспонденции которых имели колоссальное значение. Их ждали на фронте, вдохновляли они и тружеников тыла… С «Правдой» Корнейчук не расставался и в последующие годы. Она же, между прочим, умудрялась находить его и в многочисленных заграничных командировках. Даже за рубежом «Правда» не оставляла одного из лучших своих авторов. Провожала она его и в последний путь…
АЛЕКСАНДР Корнейчук оставил нам большое творческое наследие. Его пьесы «Гибель эскадры», «Правда», «Банкир», «Платон Кречет», «В степях Украины», «Фронт», «Богдан Хмельницкий», «Партизаны в степях Украины», «Миссия мистера Перкинса в страну большевиков», «Приезжайте в Звонковое», «Макар Дубрава», «Калиновая роща», «Над Днепром», «Страница дневника», «Память сердца» и др., обошедшие в советские годы большие и малые театры Союза ССР (некоторые из них ставились и на зарубежных сценах), и сегодня актуальны, привлекательны. Нет сомнений и в том, что их нынешняя думающая публика встретила бы доброжелательно, тепло. Они прижились бы и могли вновь радовать и волновать зрителя. Но автор, их написавший, уж слишком советский, партийный, олицетворяющий собой расцвет советского искусства и культуры… Да и сами они — сплошь советские. И разве такое можно допускать в «свободный» российский, а уж тем более и украинский театр? Думаю, читателю ответ понятен.
Всё же день новый, справедливый, наполненный торжеством подлинных нравственных и духовных начал, без которых общество наше гармонично развиваться не может, обязательно настанет. Вернётся в наши театры и выдающийся советский драматург Александр Корнейчук. Вернётся во всей своей ипостаси он и на родную Украину… Верю, ему благодарные потомки обязательно воздадут по заслугам. Имя его не будет забыто.
Руслан СЕМЯШКИН, член Крымского рескома КПРФ.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
