По материалам публикаций на сайте газеты ПРАВДА
Уже в самом звуке этого имени — музыка. Чайковский — это ощущение праздника. Чайко — так на севере России люди называли первого чаянного, желанного ребёнка. И совершенно естественным кажется, что день рождения этого замечательного человека приходится на череду майских праздников. Так уж исторически сложилось: День мира и труда — Чайковский — День Победы. И все эти радостные дни проходят под торжествующую музыку замечательного композитора, взлетающую, как знамя, и сверкающую, как фейерверк. Есть что-то знаковое в том, что о композиторе-патриоте, чьё творчество буквально пронизано чувством Родины, непременно вспоминают именно в дни нашей гражданской чести и воинской славы.
К ЮБИЛЕЮ Чайковского готовились давно и активно, но в связи с пандемией все празднества были отложены. Надо думать, осенью состоятся и все юбилейные концерты: публика этого требует. Можно сказать, Россия так же любит Чайковского, как Чайковский любил Россию.
«Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи», — писал он, даже не пытаясь объяснить эту любовь теми или другими качествами русского народа. Речь шла о «врождённой влюблённости в русский элемент вообще». А дальше шли совершенно замечательные слова, которые могут быть сказаны сегодня: «…Меня глубоко возмущают те господа, которые готовы умирать с голоду в каком-нибудь уголке Парижа, которые с каким-то сладострастием ругают всё русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобства и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне, они топчут в грязи всё, что для меня несказанно дорого и свято».
Конечно, напряжённая концертная деятельность часто удерживала его за рубежом. Но и оттуда он писал покаянные письма, словно кто-то винил его за то, что он покинул родину. Триумфальные гастроли в Америке, где он открывал своим выступлением новый концертный зал «Карнеги-холл», потребовали от него огромного нервного напряжения именно потому, что Америка так далека от России и так не похожа на неё. Ему не хватало русской природы, прогулок по лесу, русских берёз под окнами. Местом, где жила его душа, были окрестности подмосковного Клина, где он, наконец, и поселился в своём доме.
Всем своим творческим становлением он был обязан родной почве. Это был человек своей страны и своей эпохи. В первой половине 1860-х годов начиналась пора развития русского политического самосознания. Чайковский был далёк от политики, но не мог не понимать: кончился застой, двинулись целые пласты русской жизни. Он сделал шаг навстречу своей судьбе: оставил службу в министерстве юстиции и поступил в консерваторию. Мало кто верил тогда в его талант, да и сам он мучительно сомневался в своём призвании. Но ему достался в наследство русский характер — бескомпромиссный, упорствующий, непреклонный.
Уже первые опыты молодого композитора вдохновлялись традициями русского музыкального искусства. Развивая в себе дар мелодиста, он опирался на славянский фольклор, искал в нём опору своего таланта. В это время он сблизился с группой композиторов, называвших себя «товариществом». Руководил им талантливейший композитор и неуёмный организатор М. Балакирев. Кружковцев объединяло стремление по примеру великого Глинки идти по пути русского национального искусства. Так создавалась новая музыкальная школа.
Из этой школы вышли М. Мусоргский, А. Бородин, Н. Римский-Корсаков, Ц. Кюи. «Могучей кучкой» назвал их видный критик В. Стасов. И для Чайковского этот круг единомышленников стал опорой на долгое время. Уже работая в Московской консерватории, он поддерживал активную связь с балакиревским кружком. Им посвящались Первая и Вторая симфонии.
Потом, когда он выйдет на простор мировой культуры и будет создавать свои симфонические шедевры «Манфред» (по Байрону), «Буря» (по Шекспиру), «Франческа да Римини» (по Данте), он по-прежнему останется верен своему «внутреннему уху», которое будет слышать дыхание русских просторов — музыку вьюги и ветра, вешних вод и журавлиного клина.
НАВСЕГДА осталась у него благодарность и московскому Артистическому кружку. В нём собирались писатели, поэты, художники. Всех объединял интерес к русскому искусству, к отечественной литературе и музыке. Здесь молодой композитор мог почерпнуть столько тем и сюжетов, что их хватило бы на три жизни.
Драматург А.Н. Островский предложил Чайковскому свою пьесу «Сон на Волге». Для молодого композитора это был первый опыт создания оперы. Он назвал её «Воевода». Ему нелегко давался этот вид музыкального искусства, но он упорно работал: через несколько лет написал «Опричника» (по роману И.И. Лажечникова), потом «Кузнеца Вакулу» по повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством». Чайковский всегда стремился довести своё детище до сцены, и это было непросто: публика, воспитанная на итальянцах, требовала Верди. Режиссёры намекали: неплохо бы поискать другие сюжеты — мало ли их в мировой литературе. Но Пётр Ильич хотел продвигать в театре именно русскую оперу о русской жизни.
Почему так важна была для него опера? Потому что это демократичный вид искусства. Чайковский хочет, чтобы музыка проникала в самые широкие круги, чтобы люди уходили из театра, напевая запомнившиеся мелодии, унося их с собой. Он слышал такое в Италии. Россия тоже певучая, голосистая страна. У неё есть свой голос. Для этого голоса и пишет Чайковский.
Его творческий путь не был усыпан лаврами. Пожалуй, ни одного композитора, его современника, не критиковали с таким азартом. Может быть, дело в том, что он и сам публицист, и критик, и музыковед. У него определённый литературный талант. Но он не отвечает своим оппонентам, а пишет о том, что его лично волнует и привлекает. Когда дирекция Русского музыкального общества увольняет с поста капельмейстера оркестра Балакирева, отдавшего этому обществу много сил и таланта, Чайковский публикует гневную, полную сарказма статью, направленную против господ, которые остаются русскими только на словах. Эта статья заслуживает одобрение самого бескомпромиссного из представителей демократической критики В. Стасова.
Стасов внимательно следит за творческим развитием Чайковского. Но его тревожит, что композитор такого дарования отходит от принципов «Могучей кучки». Стасову решительно не нравится Первый концерт для фортепиано с оркестром. Это какая-то непонятная, совсем не народная музыка. Можно подумать, она написана только для демонстрации технических возможностей пианиста. Даже виртуоз Николай Рубинштейн сначала отказался это сыграть, а когда всё же исполнил этот концерт в парижском зале «Трокадеро», Стасов не обрадовался громадному успеху этого произведения.
Что же происходило? Чайковский шёл всё дальше в своём искусстве. Музыкальный язык его произведений усложнялся, но лишь тогда, когда это нужно было для отображения внутреннего мира композитора, движения его души. Искусство Чайковского всегда было личным, отсюда и романтизм, и меланхолизм, и даже сентиментальность, но отсюда же и пафос, и гнев, и ярость — все проявления страстной натуры. Музыка Чайковского многообразна, но всегда гармонична. Эта гармония заложена в самой его природе, самой русской натуре. Так же как самому Чайковскому не думалось, почему так нравятся ему русские типы, так и мы не задумываемся, почему нам нравится музыка Чайковского. А это просто чувство родства, зов крови. Тут слова не нужны.
Интересно, что по многим наблюдениям инструментальная и симфоническая музыка Чайковского пользуется у нас даже большим вниманием, чем оперная. Хотя среди его опер два несомненных шедевра — «Евгений Онегин» и «Пиковая дама», справедливости ради надо сказать, что оперная и балетная музыка Чайковского нередко стоит на уровне подлинного симфонизма.
КОГДА-ТО критики упрекали Чайковского, что он разбрасывается: работает в самых разных видах и жанрах музыкального творчества. Действительно, он был жаден до работы. Его влекла возможность использования музыкальных идей в бесчисленных квартетах, секстетах, вариациях, фортепьянных пьесах, романсах. Он оставил громадное наследие. При том и речи нет об эклектике. При всём разнообразии этого богатства оно отличается цельностью музыкального направления. Это опять-таки, если можно так выразиться, русский вектор искусства композитора. Духовность, гуманизм и демократизм всегда определяют суть его творчества.
Конечно, на композитора в значительной мере оказала влияние та эпоха, в которую он жил и работал. Это были годы большого общественного и творческого подъёма, громадного интереса художников к своей стране и её народу. В музыке — «Могучая кучка», в живописи — энтузиасты передвижных выставок, передвижники, в литературе — Некрасов, Тургенев, Толстой, Достоевский.
Чайковский, с его громадным интересом ко всем проявлениям творческой жизни, был в курсе всех её событий. Об этом говорят его дневники — настоящие хроники культурной и общественной жизни. В то же время он был человеком отнюдь не публичным, не стремившимся к широкой известности. Для творчества ему были нужны покой и уединение, поэтому он ревниво охранял свою «личную территорию», хотя и не был нелюдим, охотно посещал концерты, вернисажи, дружеские посиделки, но всему отводил строго определённое время.
Трудовая дисциплина, кажется, была у него в крови — от отца, горного инженера, руководителя сталеплавильного завода в городе Воткинске. Но отец, честный труженик, не оставил детям капитала. Несколько лет материальную помощь Чайковскому оказывала вдова миллионера Надежда фон Мекк. Их переписка стала как бы дополнением к дневнику композитора. Так же, как в музыке, он выражал в письмах всю свою душу. Но когда Чайковский почувствовал, что его «лучший друг» по переписке стремится к личным отношениям, он дал понять, что это невозможно. Помощь прекратилась. Осталось посвящение на титуле Четвёртой симфонии.
ПОСЛЕ нескольких лет свободной творческой жизни, не связанной обязательствами, композитор оказался перед выбором: вернуться к преподаванию в Московской консерватории или сохранить свободу. Он принял решение, требующее большего мужества, и остался всецело верен творчеству.
Заработки давались ему нелегко, большей частью на европейских гастролях. Но не только материальные интересы руководили композитором. Он был на Западе полномочным представителем русской музыки, русской исполнительской школы. Он охотно предоставлял другим дирижёрам право исполнения своих произведений.
Однако Европа не спешила с признанием. Музыку Чайковского объявляли то слишком простой, примитивной, то, напротив, чересчур сложной, непонятной, утомительной. Очень важной была поддержка композиторов Вагнера, Листа, Штрауса — они-то понимали, что имеют дело с равным. Кстати сказать, именно Иоганн Штраус-сын первым исполнил юношеское произведение «Характерные танцы» никому ещё не известного Чайковского во время своих гастролей в Павловске. А вот Вена, музыкальная столица мира, не приняла русского гения. Критика окружила его приезд молчанием, двери лучших залов оказались для него закрыты. Поговаривали, что венцы не могут простить ему «Моцартианы» — вольного переложения широко известной музыки своего кумира. В атмосфере недоброжелательства Чайковский прервал оркестровую репетицию и навсегда покинул Австрию.
Но процесс признания пошёл, как снежная лавина. А после триумфального исполнения Первого концерта для фортепиано с оркестром в дни Парижской всемирной выставки 1878 года имя Чайковского достигло берегов Америки. Впереди были 1880-е годы, полные напряжённой и увлекательной работы. Его ждали на родине, где за минувшие годы упрочились позиции русского симфонизма, русского музыкального театра. Идеи, заложенные московским Артистическим кружком и «Могучей кучкой», претворялись в жизнь. Даже странно было вспоминать, что 30 лет назад опера была только итальянской, а балет — французским.
Чайковский никогда не порывал с театральной деятельностью. Каждая постановка оперы «Евгений Онегин» на европейских сценах была для него событием, и он принимал в ней участие если не как дирижёр, то как второй режиссёр. А в России «Онегин» не сходил со сцены со времени своей постановки в 1877 году. Тогда же был впервые поставлен и балет «Лебединое озеро». Вдохновлённый музыкой Чайковского балетмейстер Мариус Петипа совершил настоящий прорыв в будущее балетного искусства. Эталонными и по наши дни считаются балеты «Спящая красавица» и «Щелкунчик».
Замечательный композитор и литератор сумел связать оперу и программную симфоническую музыку с большой литературой: с произведениями Пушкина и Гоголя, Данте и Шекспира, Байрона и Шиллера. В инструментальной и в особенности симфонической музыке он был мыслителем и философом, способным отобразить величие мироздания и глубину человеческого духа.
Музыка эта по сути оптимистична; в ней нередко торжествуют фанфары и литавры, как в Торжественной увертюре «1812 год». Вся Пятая симфония — это прорыв к свету, торжество добра над злом. Но рядом с восторгом бытия, со счастьем победы есть и другая реальность, и художник не бежит от неё…
В ОКТЯБРЕ 1893 года Чайковский дирижирует своей новой Шестой симфонией. Он в полном обладании своим мастерством. Те, кому посчастливилось слышать это исполнение, говорили, что музыка подняла их до филосовских высот понимания бытия. Сам композитор, готовясь к премьере, признавался, что открыл в этом произведении всю свою душу. Это был реквием. Жить ему оставалось десять дней.
Шестую симфонию он назвал «патетической». Это патетика страстной любви к жизни, которая сама по себе вызов року, небытию. Музыка Чайковского по сути героична. Вспомним его романс «Подвиг»: «Подвиг есть и в сраженье, / Подвиг есть и в борьбе; / Высший подвиг в терпенье, / Любви и мольбе». Нет, говорит музыка, не в терпенье, не в мольбе заключается подвиг. Подвиг в сраженье, подвиг в борьбе!
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
