По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Виктор Кожемяко
Читатели спрашивают: а как родились эти беседы, запечатлевшие голос выдающегося русского писателя в самое тяжёлое для Родины время?
С чего начинались? Значит, надо вспомнить.
«Чёрный октябрь» 1993-го… Залпы танковых орудий в центре российской столицы только что довершили расправу над Верховным Советом, ставшим одним из последних оплотов сопротивления ельцинскому развалу. Ночью, как тати, собрали «победители» трупы убитых и тела раненых, развезли тайком по разным концам Москвы. Закопчённое здание на Краснопресненской набережной печально дымится. Газета «Правда», в которой я работаю, и «Советская Россия», где печатаюсь, указом Ельцина закрыты.
А между тем в других газетах развернулась самая настоящая вакханалия, активными участниками которой стали «демократические» писатели. И сколько кровожадности обнаружилось вдруг у тех, кто ещё недавно вовсю болтал о гуманизме и общечеловеческих ценностях! «Писатели требуют от правительства решительных действий» — так заявлено в коллективном письме, которое опубликовали «Известия» и под которым поставили свои подписи аж 42 литератора. «Решительные действия» означают: никакой пощады оппозиционным изданиям и партиям, не церемониться с ними, добить, окончательно запретить.
Но даже на этом разнузданном фоне поразило меня интервью одного из вышеупомянутых «подписантов» корреспонденту «Подмосковных известий». Не кто иной, как слывший тонким лириком Булат Окуджава, на вопрос, какое впечатление произвёл на него расстрел Дома Советов, проявив полную откровенность, беззастенчиво ответил: «Я наслаждался этим».
Как такое может быть?! Чтобы поэт наслаждался кошмарным зрелищем кровопролития, публичным убийством десятков и сотен людей…
До сих пор остро помню состояние психологического шока, вторично пережитое после расстрела. Казалось, невозможно стало дышать. И я тут же начал думать, кто из писателей, коллег Окуджавы по литературному труду, мог бы понять и разделить это моё потрясение.
Кто? Словно голос свыше услышал я в те минуты: Валентин Распутин.
* * *
Он уже тогда был классиком русской литературы. О нём уже без колебаний можно было говорить: великий русский писатель. Но ведь был тоже очень большой писатель — Виктор Астафьев, а его подпись, однако, завершила список 42-х под призывом «решительных действий». Так он обратился к ельцинскому режиму. Вместе с Окуджавой.
Почему ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не мог я представить в том списке имя Валентина Распутина? Да потому что твёрдо знал: совесть ему не позволит. Вот и голос свыше, назвавший именно писателя Распутина моим потенциальным собеседником на тему о самом горьком и наболевшем, конечно же, в первую очередь подразумевал его совесть.
До того времени мы с Валентином Григорьевичем не встречались ни разу. Как писателя я его, разумеется, очень любил. Начиная с повести «Деньги для Марии», с «Уроков французского» и других ранних рассказов. На страницах «Правды» он печатал интервью и статьи в защиту Байкала, против поворота северных рек. Запомнилось и острое его письмо в соавторстве с Юрием Бондаревым и Василием Беловым, бившее тревогу по поводу состояния нашей эстрады и вообще так называемой массовой культуры, к которому она скатилась в годы «перестройки».
Но как он отнесётся к предложению побеседовать, если имеется в виду напечатать его слово в «Правде» уже иного времени и совсем другого положения? Когда она не главная газета страны, а одна из ставших в оппозицию к новой власти. Только что с неимоверным трудом в очередной раз удалось отстоять возобновление её издания и само историческое имя газеты, которую — власть даже не скрывала этого! — по всем раскладам должны были уничтожить. И я, увы, не раз сталкивался при обращении к некоторым из прежних авторов «Правды» с категорическим отказом или вежливо-лукавым уходом от предложения выступить в ней.
Валентин Григорьевич согласился мгновенно. Более того, когда я слушал его доброжелательный голос в телефонной трубке, мне показалось, что он чуть ли не ждал подобного предложения. Значит, у него было желание высказаться, а что это будет трибуна «Правды», его не только не смущало, но, как я понял, наоборот, в создавшихся условиях по-своему вдохновляло.
И вот я у него дома. Начинаю с потрясшего откровения Окуджавы, которое, сразу чувствую, потрясает и его. Вообще, первое и главное чувство, впоследствии всё больше во мне углублявшееся, — это близость, даже родство душевного состояния. Право, совсем не часто мне как журналисту доводилось ощущать такую душевную близость с теми, кто становился моим собеседником, так сказать, по долгу службы. Здесь же возникло не только удивительное взаимопонимание, но, я бы сказал, взаимочувствие, при котором разговор обретает особую доверительность.
Причём ведь нельзя сказать, что мой собеседник как-то специально старался для этого. Человек по натуре сдержанный, отнюдь не склонный к раскрытию души нараспашку, он говорил ровным голосом и находился в постоянной сосредоточенности, из которой, казалось, вывести его на нечто постороннее никакой силой невозможно.
Да, он был до предела сосредоточен. Не одним лишь разумом, а и чувством. И преобладала в нём — это доходило до меня почти физически — великая, всепоглощающая, неизбывная боль.
Боль за Россию. За то, что с нею и в ней происходит. За её сегодняшний и завтрашний день.
Вот что определило основной настрой нашей первой беседы, а затем и всех последующих, которые постепенно станут регулярными, продолжаясь длительное время каждый год.
* * *
Позволю себе высказать здесь одно соображение, давно уже во мне утвердившееся. Состояние боли считается ненормальным для человека. От боли принято лечить. Однако последнее тридцатилетие в России что-то в этом традиционном представлении перевернуло, если, конечно, говорить о состоянии не физическом, а душевном.
По-моему, душевно и духовно здоров у нас нынче тот, у кого душа болит за происходящее с Родиной, и, наоборот, в лечении нуждаются не знающие такой боли, не испытавшие её. Если не болит, значит, не побеспокоишься об изменении положения в стране. Значит, тебя оно устраивает. Кто-то специально заглушает возникшую боль разного рода средствами — от самовнушения до алкоголя и наркотиков, от современных развлечений до старинного колдовства.
У Валентина Распутина душа болела очень сильно и постоянно. Однако от этой боли он не бежал в бесчувствие, не старался любым способом избавить себя от неё. В одном из достойнейших сынов России великая боль души за родную землю и родной народ несла надежду на общее наше спасение. Ибо если так сильно болит, то надо, обязательно надо, не временно устранять само это ощущение боли, а искоренять причины и источники её. А они ох как глубоки, въедливы, коварны, какой разветвлённой и ядовитой сетью пронизали всю жизнь страны…
Что же толку в этих наших беседах, переполненных истовой болью и длившихся столько лет? Валентин Григорьевич тоже задавался таким вопросом. В одной из своих статей он написал, что мы не
обольщаемся слишком большими результатами, и это верно. Обольщаться не следует. Однако, я думаю, Валентин Распутин тысячу раз прав, выражая надежду, что и те результаты, которые есть или всё-таки могут быть, придутся кстати в той сумме, из которой должно же в конце концов сложиться усиление нашей Родины, призванной вернуть себе духовную мощь, свет великой культуры и социальную справедливость.
Сегодняшний читатель прикоснётся в книге к мыслям и чувствам выдающегося современника, наделённого не только уникальным талантом, но и обострённой совестью, особым чувством чести. Прикоснётся — и, хочу верить, что-то очень необходимое возьмёт себе в помощь.
А читатель будущий обратится к этим беседам, дабы узнать, чем жил в труднейшие годы великий писатель и великий патриот Земли Русской. Конечно, он, писатель Валентин Распутин, — прежде всего и больше всего в своих повестях, рассказах, очерках. Но вот так случилось, что из года в год всё последнее время его жизни, с 1993-го и почти до самой кончины, длились и откровенные эти разговоры по самым острым, самым важным для Отечества проблемам.
* * *
Горестная весть об уходе Валентина Григорьевича прозвучала утром 15 марта 2015 года — в день 78-летия великого русского писателя. Несколько часов не дожил…
Я знал, что накануне он опять попал в больницу. Последние три года, увы, это происходило регулярно. Вот и наша работа над этой книгой, продолжавшаяся два десятка лет, прервалась из-за резкого ухудшения его здоровья.
— Уже не могу, трудно, — сказал он тогда.
Трудно было и раньше. Жить безмерной болью за родную страну и делиться самым заветным с читателями, отыскивая единственно верные и точные слова, — это было бы тяжелейшим испытанием и для человека физически вполне здорового. А он таковым давно не был. Но знал, что его слова ждут, что оно необходимо людям, и, стиснув зубы, собрав все силы, преодолевая себя на грани возможного, становился и становился на это служение.
Судьба усугубляла испытания. Гибель в авиакатастрофе Маруси, любимой дочери. Тяжкая болезнь и смерть любимой Светланы Ивановны, жены. Как только смог он, такой ранимый и впечатлительный, всё это перенести. И при том держать в голове свой долг, который сам он на себя возложил: работу над книгой про эти двадцать убийственных лет.
Она печаталась по мере рождения в газетах «Правда» и «Советская Россия», где только и могла в эти годы публиковаться. Стала главным делом его жизни на заключительном этапе. Стала его завещанием.
Сложился если не дневник, то своего рода ежегодник, в котором последовательно запечатлялось многое из того, что особенно волновало, тревожило, озабочивало Валентина Григорьевича Распутина — при переходе из века в век, из тысячелетия в тысячелетие.
Я знаю, ему эта многолетняя работа была по-особому дорога. Как документ времени? Нет, пожалуй, даже более, гораздо более того. Как свидетельство души во времени. А работал он над текстами этих бесед по-писательски — по-распутински, я бы сказал. Предельно кропотливо и тщательно, выверяя каждое слово и малейший нюанс. Так же, как работал над повестью, рассказом или очерком.
Значит, и это неотъемлемая часть творчества русского, советского писателя на крутом рубеже биографии его Родины, которую он любил поистине больше жизни. Завещав такую любовь и всем нам.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
