Ледовые переправы

Ледовые переправы

По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»

Автор — Алексей Шахов, кандидат исторических наук

(Продолжение. Начало в №88—118, 121, 129, 132, 135, 138, 141; №2, 4, 7, 10, 22) 

В сражающемся из последних сил Сталинграде приближалась зима. Положение защитников города в ноябре было исключительно тяжёлым, а к этому добавилась новая трудность. Дожди сменились снегопадами, пришли и первые заморозки, а с 7 ноября — уже настоящие морозы. В устье Ахтубы начался ледостав. С 11 ноября в районе Сталинграда по Волге пошёл лёд. Поверхность реки покрылась ледяной шугой. Сплошной белой массой по течению плыл мелкий битый лёд — «сало», как его называют волгари. Из-за густого ледохода Волга к середине ноября стала практически несудоходной. В некоторых местах к берегу уже нельзя было подойти и пришвартоваться, приходилось проламывать ледяную корку. Как воевать без боеприпасов, без эвакуации раненых, со скудным рационом питания против обозлённого и превосходящего силами врага?! 

Последние ледовые походы судов 

В ноябре бронекатера смогли поддерживать связь с группой Горохова на правом берегу лишь непродолжительное время. Судя по документам флотилии, не более недели, примерно с 7 по 13 ноября, два-три бронекатера ещё совершали героические ледовые рейсы в группу Горохова. С началом ледохода буквально каждый рейс бронекатера к гороховскому плацдарму имел особое значение для двух стрелковых бригад — 124-й и 149-й. Так, например, 9 ноября бронекатера №41 и №387 перевезли 207 человек, 23,6 тонны боеприпасов и эвакуировали 165 человек. Бронекатер №41 для поддержки группы Горохова дал четыре залпа РС. Это было накануне назначенного командованием фронта на 11 ноября демонстративного наступления группы Горохова в сторону Кирпичного завода, что недалеко от СТЗ. Для него Горохову перебрасывалось небольшое усиление, которое и доставили бронекатера.

Плавать по реке, которая начала замерзать, стало ещё труднее. Условия для боевого применения бронекатеров многократно усложнялись. Приходилось выполнять боевые задачи под огнём противника во всё более тяжёлых навигационных условиях: льды, туманы, с падением уровня воды открылись мели, затопленные буксиры и пароходы. Полным ходом катера двигаться не могли: приходилось пробиваться не только через огонь врага, но и через всё крепнущий лёд. Катера во льду могли двигаться со скоростью всего два-три километра в час.

Почти весь путь по Волге пролегал в густом ледяном месиве. Теперь на переход от берега к берегу вместо нескольких минут, как ранее, приходилось затрачивать по часу и больше. От перенапряжения выходили из строя моторы. К тому времени силовые установки катеров отработали по три нормы без ремонта, от гребных винтов оставались куски деформированной меди. Моторы постоянно перегревались: температура в циркуляционных трубах охлаждения доходила до 120 градусов. Отверстия насосов, подающих к ним воду, забивались мелким ледяным крошевом. В машинном отделении стояла нестерпимая жара. Горячий пар заполнял тесное помещение, жёг горло, нечем было дышать. Мотористы работали на своих постах, надев противогазы.

В эти дни успех рейсов зависел прежде всего от мужества и мастерства экипажей. Снаружи, за обшивкой катера, то и дело слышался протяжный резкий скрежет, словно кто-то большим ножом пытался распороть борт: корабль продирался сквозь лёд. Стальные корпуса катеров такой нагрузки не выдерживали. Они дали трещины. На всех катерах в кормовых кубриках появилась вода, и теперь для её откачки на катерах выделялась круглосуточная вахта.

В середине ноября работа на переправах чрезвычайно осложнилась сильными ветрами и морозами, доходившими до минус 13 градусов. Почти весь фарватер был покрыт движущимся льдом толщиной 8—12 см, у берегов, особенно правого, образовались сплошные ледяные поля. 14 и 15 ноября катера к полковнику Горохову высылались, но не смогли пробиться сквозь лёд. Не было их и 16 ноября. А 17 ноября начался штурм Рынка частями 16-й танковой дивизии противника (о чём мы расскажем подробнее в последующих материалах. — А.Ш.).

18 ноября в 17 часов к группе полковника Горохова, отбившей отчаянное, ставшее последним в Сталинграде наступление немцев, вышел буксир «Спартак». В 23 часа, через шесть (!) часов, он благополучно прибыл к месту назначения. 19 ноября в 4 ч. 15 мин. буксир донёс, что выполнил задание: перевёз через Волгу 25 тонн боеприпасов и 15 тонн других грузов. Это было последнее судно, забравшее от Горохова 300 раненых.

Им никто не приказывал 

Кроме рейсов бронекатеров и буксира «Спартак» ледовые переправы обеспечивали, сколько могли и как могли, отважные экипажи моторных и вёсельных лодок. Ещё в сентябре тыловики частей обеих стрелковых бригад, оборонявшихся в Спартановке и Рынке, дополнительно к бригадному обеспечению начали организовывать свои каналы подвоза боеприпасов и продовольствия, а главное, эвакуации раненых через Волгу. Делалось это, как говорится, на основе солдатской смекалки.

Одним словом, уже в сентябре местные жители — опытные волгари стали привлекаться к лодочным переправам. Пристраивались они к этому делу разными путями. Так, житель Сталинграда А.Ф. Казуров вспоминал, что, имея рабочую бронь, был призван в ополчение, когда завод и посёлки были уже основательно разрушены, а враг находился в Горном посёлке. Отряд ополченцев находился в обороне. Ему, как знающим Волгу, ещё двоим товарищам поручили снабжать рыбой рабочих завода, размещённых в то время в щелях и других укрытиях. Однажды к нему пришёл Ашот Газарьян (помощник по материально-техническому снабжению командира 3-го стрелкового батальона 124-й бригады) и предложил снабжать рыбой и личный состав батальона. Казуров писал: «…Мы договорились, что я и мои товарищи будем снабжать рыбой и гороховцев. Позже, по просьбе Газарьяна, мы на лодках возили из-за Волги гороховцам продовольствие. Он принимал у нас рыбу, вместе с ним из-за Волги переправляли продовольствие».

Коренной житель посёлка Рынок Александр Павлович Долгов к приходу немцев едва успел прибыть домой после ранения. Он был инвалидом боёв 1941 года. Был уволен как негодный к строевой службе из-за изувеченной кисти руки. До войны строил СТЗ, затем работал в его механосборочном цехе. После стал бригадиром рыболовецкой бригады Дубовского рыбколхоза.

Долгов вспоминал, что в начале сентября его на берегу Волги встретила группа командиров Красной Армии. Спросили, почему он не в армии или не уехал за Волгу? Он разъяснил. Тогда его спросили, что он может делать? Сказал, что рыбак. В группе оказался и сам полковник Горохов. Он обрадовался, сказал, что такие люди им очень нужны.

С этого времени началась для него работа на реке вместе с ещё одним коренным местным жителем — Борисом Михайловичем Демидовым. Тот с малых лет тоже был рыбаком. До начала боёв в городе работал на заводе «Баррикады». С приходом немцев оказался при семье — беременной жене с четырьмя ребятами. Конечно, ему бы по тому военному времени надлежало быть где-нибудь на передовой с автоматом, но судьба распорядилась иначе. Демидов сам явился в штаб 2-го батальона 124-й бригады, предъявил паспорт, военный билет, бронь. Его расспросили о профессии, и он назвал как заводские специальности, так и то, что давний и опытный рыбак. Ему предложили работу при части на Волге.

Работа обоих местных жителей для нужд снабжения личного состава стрелкового батальона началась с ловли рыбы в Ахтубе и в дальнейшем продолжилась рейсами на лодках через Волгу. Плавали по ночам со старшим лейтенантом Журавлёвым (помощником по материально-техническому снабжению командира 2-го стрелкового батальона бригады Горохова — А.Ш.), иногда ещё с двумя-тремя солдатами. Самостоятельно отвозили на левый берег раненых, а также эвакуировавшихся. Оба вспоминали, что при подходе к левому берегу Волги их неоднократно задерживали. Однажды даже водили в какой-то штаб в посёлок Скудри, что на левом берегу против СТЗ. Но всё обошлось. Каждый из них был «вооружён» документом — специальной справкой со штампом части следующего содержания:

«Справка. Дана гражданину (ФИО), проживающему в Сталинградской области пос. Рынок, в том, что он работает при войсковой части с сентября месяца 1942 года по настоящее время и продолжает дальнейшую работу при войсковой части. Пом. командира батальона ст. лейтенант (подпись) Журавлёв».

Долгов и Демидов рассказали, что такие справки давались им дважды. Повторно — ввиду изношенности первых справок, ведь им с ними не раз доводилось на перевозках «искупаться» в Волге. Оба ветерана особо отмечали: «Журавлёв и его подчинённые относились к нам очень хорошо, уважали нас за добросовестную работу, всегда давали продукты и нам, и нашим детям, жёнам. Журавлёв был душа-человек, любил детей. Дети его называли дядей Мишей».

Обратно, с левого берега, лодочникам Демидову и Долгову приходилось в основном возить продукты. Но, бывало, привозили ящики с боеприпасами, водку. Как-то специально по заданию комиссара батальона Ершова перевезли двух лошадей. Однажды довелось им переправлять за Волгу двух пленных немцев.

«Мы обслуживали в основном 2-й батальон тов. Ершова (комиссара 2-го ОСБ лодочники хорошо знали лично, а комбата Ткаленко им видеть не довелось. — А.Ш.). Всю работу проводили под руководством старшего лейтенанта М.И. Журавлёва. Всё время были связаны с ним и его подчинёнными, — вспоминал А.П. Долгов. — Всегда были на берегу Волги. Днём я налаживал дощаник и отдыхал, а ночью — поездки за Волгу. В основном через Волгу плавали каждую ночь по два раза. Задания мы выполняли, невзирая на обстановку: бьют ли из миномётов и пушек или бомбят, а мы плаваем и плаваем. Мы плавали с грузом в оба конца, не обращая внимания ни на погоду, ни на туман, ни на бомбёжки и артминомётные обстрелы».

Наряду с такими волгарями-лодочниками, как Демидов и Долгов, лодочную навигацию в осеннее-зимних условиях доводилось вести и бойцам тыловых подразделений батальонов. Например, в отдельном батальоне связи лодочником добровольно стал Х.А. Собиров. Шофёры, сапёры, связисты, санитары водили через Волгу и по Ахтубе целую флотилию лодок, в том числе оснащённых двигателями. Никто им не приказывал. Вызывались сами. «Добывали лодки, подбирали отважных ребят и отправляли с ними раненых. Обратным рейсом привозили боеприпасы», — вспоминал об этом сам С.Ф. Горохов.

Об одном из них, санинструкторе Александре Гельязовиче Ганиеве, расскажем чуть подробнее. Он попал на фронт с 300-й стрелковой дивизией, которая формировалась в Башкирии. Был зачислен санинструктором в роту. По прибытии под Сталинград вскорости с пополнением из этой дивизии оказался на правом берегу в 124-й стрелковой бригаде. О Волге, переправе через неё ветеран оставил короткие, но примечательные воспоминания. Однажды днём во второй половине октября, уже после захвата немцами СТЗ и изоляции группы полковника С.Ф. Горохова от основных сил 62-й армии, нужно было набрать из Волги воды для раненых. «Я броском добежал до берега, — писал А. Ганиев. — Но до воды добраться было проблемой, потому что волной к берегу натащило множество трупов и оглушённой разрывами рыбы, это был ужас… Я с большим трудом отшвырнул трупы, после чего смог набрать воды в котелок. Вообще, к воде днём подойти было недоступно, потому что в красных домах, крайних к Волге, засели немецкие снайперы и пулемётчики, оттуда они били прямо в обрыв по берегу».

Как-то выпало Ганиеву по приказу военврача капитана Богдановского срочно доставить раненого на левый берег, ждать до вечера было нельзя, потому что у бойца было сильное кровотечение. Пришлось искать плавсредство. «С трудом выпросил лодку, положил в неё раненого, − вспоминал Ганиев. — Только отплыл от берега, как попал под артналёт. После этого на нас напали самолёты. Как только они не издевались над нами: обстреливали из пулемётов, пикировали, включая страшную музыку — сирены. И так повторялось несколько раз. Я притворился убитым, бросил вёсла, склонил голову набок… Только тогда отстали от нас стервятники…»

Изучив движение льдов 

В представлении к ордену Красной Звезды Александра Кузьмича Соловьёва, старшего техника-интенданта, заместителя командира отдельной автороты подвоза 124-й стрелковой бригады, указывалось: «В самые трудные дни для бригады, когда из-за ледохода была прекращена доставка боеприпасов и продовольствия на правый берег, по инициативе и с разрешения полковника тов. Горохова в ночь на 16.11.1942 г. Соловьёвым был совершён пробный рейс по Волге между льдов на моторной лодке «Комиссар». …После этого тов. Соловьёв всё время перебрасывал с левого берега реки Волга на правый берег и обратно всё необходимое для бригады. Всего переброшено боеприпасов около 2000 выстрелов, продовольствия 7 тонн и эвакуировано раненых 123 человека».

Вот как писал в своих воспоминаниях сам Соловьёв, в то время находившийся при штабе бригады: «Я знал, какое в бригаде сложилось критическое положение, хотел помочь… Целую ночь не спал, думал… Утром вышел на склон берега и целый день следил за движением льдов по Волге. …Изучив движение льдов, я понял, что можно, умело лавируя между льдинами, переплыть широкое русло реки. Переправу можно было совершить только ночью, вся Волга находилась под огнём противника. Я подобрал себе команду из трёх человек. Все шофёры: Дмитриенко, Иванкин и Мыза. Избрали мы себе «корабль» — моторную лодку под названием «Комиссар», которая была на берегу реки. Прорубили во льду бухточку, спустили на воду лодку, опробовали двигатель, отрегулировали его, подобрали подходящие — широкие, 3—4-метровой длины — доски на случай необходимости перебраться со льдины на льдину, багры. Потренировал команду по условным сигналам выполнять маневрирование лодкой. Голосом было опасно, можно было вызвать на себя огонь пулемётов и миномётов противника. …Составил план и предложил его комбригу Горохову.

Помню, после моего доклада Горохов лично пришёл к лодке, выслушал мои пояснения, осмотрел наше немудрёное снаряжение и сказал: «Дети мои, отдавать вам приказ на переправу таким образом не могу, но если сможете переправиться, то в первую очередь привезите питание для радиостанции и бочку дизтоплива для танка». После чего он нас каждого по-отечески обнял, поцеловал и мы отплыли…»

О ледовых рейсах вспоминал и Фёдор Мыза: «Работали по ночам… Причал у нас находился на левом берегу, напротив острова Зайцевский. В первую ночь, нам на счастье, не было «сала» на Волге. За ночь мы сделали 12 рейсов с боеприпасами. Стало светать. Мы, как куры — на насест, целый день в землянке отдыхаем, сушимся. Вечером опять плывём. Но тут уже дело хуже стало: туман, «сала» на воде полно. Мы за ночь один рейс еле-еле сделали. Соловьёв, наш старшой, помню, говорит: «Нет, так не пойдёт. Так мы бригаду не прокормим». Но дальше — больше. Привыкли, навык приобрели, дело пошло неплохо. Начальство было довольно нашей работой».

За последователями дело не стало. Они нашлись в каждой из боевых частей, сколько было в наличии на берегу плавсредств. В боевых частях было пущено в ход всё, вплоть до вёсельных лодок. Соловьёв же подобрал ещё две моторные лодки — «Колхозник», «Ласточка» и катер «Энтузиаст», которые также трудились каждую ночь.

«Весело нам в гавани живётся…» 

Вспоминая о работе на моторной лодке «Колхозник», сержант, командир отделения автороты Павел Антонович Хохлов писал: «В лодку загружалось полторы тонны боеприпасов. А нередко просили ещё что-либо сверх этого взять. Ну вроде «несколько мешков картошки для Рештаненко». «Положим эти мешки поверх боеприпасов, — писал Хохлов, — а лодка так перегружена, что до воды остаётся всего ладонь. Это было очень опасно. Но мы надеялись на своё уменье и отвагу».

Команда лодки — старшина Зыков, Павел Хохлов, Павел Кравец — под огнём противника, в ледяном плену никогда в панику не бросалась. Лодка перевезла 120 человек раненых и подобрала четырёх затёртых льдами бойцов. У всех лодочников на переправах было много приключений.

«Как-то, высвобождая лодку из ледового плена, — писал Хохлов, — от сильного удара пришлось самому булькнуть в воду, от которой замерло всё тело. Я немного испугался, как от первого снаряда в начале войны. Был тяжело собран: в фуфайке, ватных брюках и полушубке. Потянуло камнем ко дну. Стал цепляться за лёд. Зыков меня подхватил багром. Вытащили. Я снял полушубок и давай дальше лёд долбить… А когда дальше поехали, на мне всё заледенело. А ещё такой случай был. Ехали обратно с левого берега без груза. Нас со всех сторон обступили льды и никуда не пускают. Мы бились взад-вперёд, обломали винт. Стали бессильными, и понесло нас по течению. Но не растерялись — нас проносило мимо потопленного корабля. Я дал команду прыгать на корабль Кравцу и Зыкову, а сам стоял в лодке. Когда поравнялись с кораблём, кинул им верёвку, сам прыгнул к ним на помощь — удержали все вместе лодку, завели её в безопасное место. …Бывало, как сделаем рейс, Кравец Павел запевал песню: «Весело нам в гавани живётся, вряд ли нам так ещё придётся жить». И на душе становилось легче, хотя мы ездим в таких непролазных льдах, где наш «Колхозник», как метеор, по ледовым ущельям крутится».

На «Комиссаре» были свои приключения. О них писал Фёдор Мыза: «Как-то в одну ночь поплыли с продовольствием. Ещё обмундирование везли. Над Волгой туман такой, что не видно ничего на два метра и лёд спасу не даёт. Вскорости мы потеряли направление и плыли, не зная куда. Старший лейтенант говорит: давайте причалим, узнаем, где находимся. Причалили. Кругом льды. Мы с Иванкиным лодку цепью замотали за груды льда, держим.

Соловьёв говорит: вы лодку спасайте, а ты, Дмитриенко, со мной. Пойдём узнаем, где находимся. Остались мы с Иванкиным. Сидим, цепь держим. Слышим шум — лёд идёт. Он лодку захватил и потащил её. Мы с цепью в руках бежим вперёд, чтобы опередить лодку и успеть закрепить её за груды льда. Руки наши исцарапаны. Я взял полы шинели и цепь замотал вместе на руки. А лодку опять потащило. Цепь я из рук не выпустил, а шинель как пошла по прорехе рваться, так до самого ворота и разошлась. Но лодку остановили. И так мы всю ночь, до бела дня, просидели. Командира нет. Что делать? Думаем, что это же остров Зайцевский, только мы с другой стороны находимся. На этом острове, знаем, наш артдивизион. А тут смотрим — идут наши и ещё один товарищ их сопровождает. Потом, когда этот случай вспоминали, знающие очень удивлялись, как они прошли так удачно? Остров был очень сильно минирован.

…Другой случай. Мы погрузили картофель, сухари, туши мяса, и видно, что перегрузили. Я говорю командиру: потонем, перегрузили. Ничего, говорит, доплывём, «сала» сегодня не очень много на воде. Окончили погрузку, командует: «Отчаливай». Рулевым сел Иванкин, мотористом Дмитриенко, я за цепь стал подавать лодку назад. Вдруг лодка покачнулась и в момент потонула. Я вытащил товарищей из воды, они побежали в землянку сушиться. А я цепь-то держу (она длинная была). Ну подогнали трактор, вытащили лодку, а она вся пустая. Воду из лодки вылили. Мотор был залит водой, и запустить его не удалось. На вёслах гнали лодку до своего причала. И продукты пропали, и мы ночь не работали. Потом просушили всё, мотор в готовность привели и только в следующую ночь опять поехали в рейс».

Плавая в шуге, а потом среди крупных льдин, экипажи лодок опытным путём узнавали, как действовать. Тяжело добытый опыт говорил: легко нагруженную лодку — качай с борта на борт, она меж двух льдин наверх и взберётся. А если гружённая, сидит низко, — не раскачаешь. Раздавит лёд… Не одна такая пошла на дно… И не раз бывало, что попавшие в беду спасались на льдинах с вещмешками сухарей, ящиками боеприпасов и прочим грузом. Однажды бочонок с водкой сиротливо уплыл на льдине. Хлопцы сбежали, а бочонок под взглядами солдат ушёл вниз по реке. Кажется, расстреляли его, чтобы фрицам не достался.

А вот старшине Зыкову довелось как-то спасти товарищей, у которых тоже лодку раздавило. Когда он троих посадил, они и говорят ему: «Айда догоним льдину, там у нас бочонок с водкой остался». Догнали. И Зыкову за это спасение налили целое ведро водки.

Последний рейс лодки «Комиссар», положившей начало лодочным ледовым переправам, стал памятным. Об этом происшествии, закончившемся благополучно, шутники в штабе бригады долго не забывали, поддразнивая бригадного прокурора Логайко, который фигурировал в том рискованном событии как старший по званию и положению. Шутки эти крутились вокруг «дрейфующего прокурора».

«Дрейфующий прокурор» 

По воспоминаниям Фёдора Мызы, дело было так: «Один раз приходит к нашей землянке машина, наша ротная. На ней прокурор, особый отдел бригады, почтальон с посылками, газетами, письмами, наш командир лодки. Ещё военврач и санитарка с двумя мешками медикаментов.

Командир даёт задание: подготовить лодку, будем людей в первый рейс везти. Наступили сумерки. Пришли к лодке, погрузили почту, медикаменты, людей посадили, отчалили. Не проплыли Зайцевский, вижу, я наблюдал за льдами, впереди две большие льдины. Я докладываю старшому: две большие льдины, давайте остановимся. Но командир с гонором, даёт команду: «Полный вперёд!» Дмитриенко даёт газ, лодка, как зверь, несётся вперёд, в промежуток между двух льдин. И только въехали — льдины сошлись, так как тут, перед концом острова Зайцевский, место узкое, большие льдины не могут свободно проходить и оттого лезут одна на другую. Лодку нашу продавило.

Я докладываю: лодка продавлена. Мне командир говорит: «Снимай шубу, шапку — затыкай!» Я говорю, что лодка висит на льдине, льдина пол-лодки занимает, ничего сделать нельзя. Пассажиры, бывшие в лодке, подняли панику, вскочили, стали галдеть. Соловьёв, как командир лодки, приказал всем сесть на места и слушать его команды. Затем он обследовал льдины слева и справа от лодки. Спустившись с правого борта на льдину, он провалился выше колен. Тогда перебрался через лодку на левый борт и спустился на льдину, обошёл её по всей кромке. Льдина оказалась достаточно прочной, видимо, принесённая с севера, с намёрзшей кромкой. Соловьёв поставил доску, скомандовал по одному выходить на льдину и рассредоточиться по её кромке. Все были высажены, медикаменты выгружены».

Лодка, зажатая льдами, некоторое время вместе с пострадавшими продолжала дрейф. Но когда льдины стали расходится, «наше детище», по словам Соловьёва, «на наших глазах пошло на дно». Командир потонувшей лодки послал Мызу, Иванкина и Дмитриенко с досками в руках пробиться к левому берегу за помощью. Но ветер, как назло, отогнал весь лёд к правому берегу и островам, образовав между левым берегом и льдами чистое разводье.

«Таким образом мы оказались в дрейфе, — писал Соловьёв. — Я и стрелял, так как мы были далеко от расположения немцев, и ракеты пускал, но ответа не было… Только додрейфовав до расположения нашей базы, я окликнул морячка Аркашу, который, по моему расчёту, должен был стоять на посту, и он отозвался… После этого подняли людей, к нам вышли две вёсельные шлюпки и подобрали всех людей со льдин».

Фёдор Мыза к этому добавляет, что ещё тогда произошло с ним: «Сел я на льдину размером в квадрате метра полтора, стал гнать веслом. А она не идёт никак к берегу. И наоборот, всё дальше и дальше от берега стала отплывать. Я сперва всё гнал, старался доплыть. Потом вижу — нет толку. Дмитриенко и Иванкин на большой льдине плывут, и я уже далеко от них. К ним не могу никак перебраться. А остальные — прокурор, почтальон, санитарка и наш старшой — на третьей, тоже большой льдине.

Я когда гнать перестал, положил весло и сел на него, то льдина стала тонуть. У меня уже ноги в воде были. Делать нечего… Только с товарищами перекличку ведём. Они обо мне очень беспокоились. Но я духом не пал, кричу им, чтобы подбодрить: «Ребята, давайте шоколад съедим, а то утонем — пропадёт он». Они отвечают: «Давай». Ну съели мы шоколад. Сидим. Вдруг смотрю, от берега лодка вёсельная отходит. Я и давай их просить: товарищи, выручайте, иначе потону. Правда, они сразу подогнали лодку ко мне. Поставили носом. Я осторожно влез в неё, и они вместе со мной догнали льдину, на которой сидели Иванкин и Дмитриенко. И всех нас вывезли на берег».

Вот такие бывали лодочные переправы в воюющем Сталинграде.

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *