Банкротство ельцинизма/К 30-летию Чёрного Октября (Часть первая)

Банкротство ельцинизма/К 30-летию Чёрного Октября (Часть первая)

30 лет ликвидации Советского народовластия

Осенью этого года исполнится 30 лет с момента насильственного разрушения системы Советского народовластия, разгона съезда народных депутатов и Верховного совета, осуществления прозападными ультралибералами антиконституционного переворота. Вполне понятно, что на столь радикальные и преступные меры ельцинская группировка пошла ради придания «второго дыхания» обанкротившемуся компрадорскому курсу «реформ», ради подчинения общества диктату нарождавшейся олигархии. Отголоски тех событий по сей день дают о себе знать.

В течение последних тридцати лет мало кто сказал правду о том, что в реальности произошло в 1993 году. Так, «демократы» и поддерживающие их СМИ всё время пытались сформировать представление, будто в ту пору президент и правительство прибегли к крайним мерам ради устранения препятствия проводимым «реформам». Эта группировка имеет обыкновение представлять Верховный совет и едва ли не всех противников ельцинско-гайдаровского курса, стоявших во главе протестного движения «коммунистическими реваншистами», «красно-коричневыми», якобы мечтавшими о возврате к т.н. «сталинизму». Но подобная трактовка ложна от начала и до конца. Во-первых, далеко не все оппоненты президентско-правительственной команды в 1993 году придерживались коммунистических воззрений. Более того, первую скрипку в протестном движении, в парламенте играли отнюдь не сторонники социализма. Речь шла о лица, стоявших в 1991 году на одной стороне баррикад вместе с Б.Н. Ельциным. Во-вторых, мы вовсе не считаем Советскую систему, коммунистическую идеологию нечто «ужасным», «утопичным», «нежизнеспособным». Напротив, история и современность доказывают, что именно социализм позволяет стране неуклонно и постоянно постигать вершины прогресса, демонстрировать устойчивое развитие даже в непростой международной обстановке, удовлетворять потребности народа. Успехи СССР, достигнутые благодаря Ленинско-Сталинской модернизации, не оставляют в этом сомнений. Конечно, на протяжении последних десятилетий Советского времени накапливались проблемы. Но их решение требовало реформирования Советского социализма, но никоим образом не его демонтажа. В равной же степени не могло идти речи и о разрушении отечественной государственности. А ведь именно по этому пути повела страну горбачёвско-ельцинская группировка.

Также сегодня на слуху утверждения, будто в 1993 году наблюдалось столкновение двух кланов новоявленной буржуазии, боровшихся за власть и за собственность. Это верно лишь отчасти. Однако подобное положение вещей не означает, что у Верховного совета и у его руководства не было иных мотивов противодействия проводимому курсу. Более того, абсолютно неправильно ставить на одну доску абсолютно всех участников антиельцинского сопротивления. Мотивы у представителей оппозиционного движения были разные. Возможно, кто-то пытался половить рыбу в мутной воде, воспользоваться народным недовольством, оседлать его, чтобы самим оказаться на месте ельцинских «реформаторов», продолжая при этом их политику реставрации капитализма. А другие (их было большинство среди защищавших Дом Советов), будучи приверженцами разных политических воззрений, всё же объединились в своём стремлении защитить нашу Родину от распродажи и от подчинения западному диктату, выступали против разрушения экономического, оборонного, научно-технического и культурного потенциала, против ограбления народа. Настало время подробно рассказать правду о том, что в реальности происходило 30 лет назад.

На наш взгляд, нет смысла подробно пересказывать о принятых в годы горбачёвской «перестройки» и ельцинских «реформ» решениях, нанёсших экономический, социальный, военный, геополитический, территориальный урон нашей стране. Много написано о деструктивной сути и о последствиях политики «нового мышления», «воссоединения с Западом», беловежского сговора, законов «О государственном предприятии», «О кооперации», гайдаровской «шоковой терапии» и чубайсовской приватизации. Мы лишь отметим, что прозвучавшее в 1985 году из уст М.С. Горбачёва заявление о необходимости строительства «общеевропейского дома», а также сказанные в декабре 1991 года Б.Н. Ельциным слова о вхождении в НАТО как об основополагающей цели внешней и внутренней политики России, — всё это, конечно, ставило нашу страну в положение ведомого в отношении ведущего «коллективного Запада». Ради приёма в «золотой миллиард» «демократические» правящие круги словно готовы были ползать на коленях перед империалистическими государствами, даже сдавая интересы нашей Родины. И это не могло не отразиться на положении нашей страны.

Итоги «бурной деятельности» горбачёвско-ельцинской группировки

Социально-экономический обвал

Известно, что в октябре 1991 года Б.Н. Ельцин, выступая во время второго этапа V (внеочередного) съезда народных депутатов РСФСР, обещал, что трудно время придётся на первую половину 1992 года. Он и его правительство прогнозировали рост цен после их либерализации в 2-3 раза и даже обещали принять меры по социальной защите малоимущих. Однако в реальности цены подскочили в 10-12 раз при одновременном обесценивании денежных вкладов населения. При этом «реформаторы» сулили начало экономического подъёма к осени 1992 года. В реальности ситуация продолжала резко ухудшаться.

На наш взгляд, весьма доходчиво описал катастрофические социально-экономические результаты «шоковой терапии» в своём исследовании П.Ю. Хлебников. В подзаголовке «Смерть нации» книги «Крёстный отец Кремля Борис Березовский или история разграбления России» автор проиллюстрировал весь кошмар, который довелось пережить нашему государству, нашим соотечественников. В этой связи представляется целесообразным опубликовать целиком фрагмент бестселлера Павла Хлебникова:

«В результате поспешной либерализации цен, проведенной Гайдаром, более ста миллионов человек, имевших при советской власти определенный уровень благосостояния, в одночасье обнищали. Школьные учителя, врачи, физики, лаборанты, инженеры, военные, металлурги, шахтеры, столяры, бухгалтеры, телефонистки, колхозники — ветер перемен смел всех. При этом провальная либерализация торговли позволила «своим» разворовать природные ресурсы России. Россия лишилась главного источника дохода; как следствие — нет денег на то, чтобы платить пенсии и зарплаты, финансировать правоохранительные органы, армию, медицину, образование и культуру. Итогом шоковой терапии Гайдара стал неуклонный спад — экономический, культурный, демографический, — продлившийся до конца ельцинской эры.

Экономика других развитых стран продолжала расти, российская же сокращалась в размерах. Во времена Горбачева Советский Союз был третьей в мире экономической державой (после США и Японии). Понятно, что экономика России по естественным причинам уступала масштабам экономики бывшего Советского Союза. Но подлинный спад начался уже после распада Советского Союза. За четыре года шоковой терапии Гайдара валовой внутренний продукт России сократился более чем на 40 процентов. В итоге Россия опустилась ниже уровня Китая, Индии, Индонезии, Бразилии и Мексики. Если говорить о доходах на душу населения, Россия стала жить беднее Перу. Десятилетия технологических достижений канули в небытие. Знаменитая российская наука развалилась на части. Распалась глыба российской культуры. Собственность страны пошла с молотка.

Все, кто попадал в Россию в первые годы правления Ельцина, видел, как пытаются выжить рядовые россияне. Возле поникших бетонных зданий — универсамов советской поры — возникали новые частные рынки, помимо бойких бабушек, торговавших овощами, там появились и палатки с низкокачественными импортными товарами: компакт-диски с грохочущей музыкой, поддельные «Найк», «Мальборо», банки с вьетнамской тушенкой. Эти рынки расползались прямо среди грязи и мусора у выходов из метро, вдоль больших улиц, на многолюдных площадях.

В Столешниковом переулке, рядом с легендарным МХАТом и в сотне метров от Большого театра ежедневно собирались пожилые люди, они вставали в две параллельные линии вдоль улицы, de facto ставшей пешеходной. Эти пенсионеры, опрятного вида, но в обветшалой одежде, брали прохожих в молчаливую осаду, предлагая купить заварной чайник, пару вязаных носков, три фужера для вина, подержанный свитер, ношеную пару кожаных туфель. А в книжных магазинах начали скапливаться потрясающие редкие книги, их продавали по смехотворным ценам — московская интеллигенция распродавала свои библиотеки. На загородных толкучках можно было купить советские боевые ордена: это ветераны Второй мировой войны продавали свои награды, чтобы было что поставить на обеденный стол.

Россиянам пришлось куда тяжелее, чем американцам в годы Великой депрессии, и они вспомнили о первобытном инстинкте — началась борьба за выживание. Поползли слухи о неурожае и предстоящей нехватке провизии, и миллионы горожан поехали за город — сажать капусту и картофель на своих садовых участках. Плодородная подмосковная земля кишела людьми, что-то деловито копавшими и сажавшими. Это был возврат к средневековому натуральному хозяйству. Чубайс и Гайдар гордились тем, что массового голода удалось избежать. Но обойтись без голода удалось не потому, что отпустили цены, — просто русский народ вернулся к земле. В 1992 и 1993 годах россияне спаслись от голода, держа в руках лопату и мешок с семенным картофелем.

Любые сомнения по поводу того, что первые годы ельцинской эры обернулись тяжелым провалом, были развеяны демографической статистикой. Эти цифры, даже в самом общем виде, трубят о катастрофе, равной которой мировая история не знает — ее можно сравнить разве что с катастрофой стран, павших жертвой войны, геноцида или голода.

С 1990 по 1994 год уровень мужской смертности увеличился на 53 процента, женская смертность выросла на 27 процентов. Средняя продолжительность жизни мужчин в 1990 году и так была невысока — 64 года, в 1994 году она опустилась до 58; теперь по этому показателю россиян обогнали египтяне, индонезийцы и парагвайцы. За тот же короткий отрезок времени средняя продолжительность жизни женщин снизилась с 74 лет до 71. В мирное время такое снижение наблюдается лишь при голоде или катастрофических эпидемиях.

Каждый месяц преждевременная смерть настигала тысячи россиян. Такое падение продолжительности жизни — «избыточная смертность» — всегда было стандартным алгоритмом при демографических подсчетах смертности во времена великих катастроф — сталинская коллективизация 30-х годов, правление Полпота в Камбодже в 70-е, голод в Эфиопии в 80-е. По оценкам американского демографа Николаса Эберстадта, «избыточная смертность» в России за период с 1992 по 1998 год составила 2 миллиона. По контрасту, замечал Эберстадт, в Первую мировую войну Россия потеряла 1,7 миллиона человек.

Раньше срока ушли из жизни многие пожилые люди, чьи сбережения поглотила великая инфляция 1992 года, чьи пенсии утратили покупательную способность, кому не на кого было опереться, кто просто не мог наскрести денег на нормальную диету или лекарства. Еще одним важным фактором (хотя и трудно поддающимся учету), из-за которого смертность людей пожилого возраста повысилась, стал стресс — после коммунистического «состояния покоя» люди вдруг оказались в жестоком и неведомом мире. Их испуг вполне понятен: на закате жизненного пути, когда силы уже не те, реакция не та, они видят, что мир перевернулся, улицы изменились до неузнаваемости, все привычные жизненные подпорки рухнули. Многие какое-то время держались, бродили по городу; со временем мужчины спились и нашли приют в холодных сточных канавах; женщины исхудали и стали просить милостыню у метро и церквей; потом они умерли. Свершился величайший грех для любого общества — молодое поколение повернулось к своим старшим спиной и оставило их на погибель.

Смертность возросла и еще по одной, более видимой причине: распалась российская система здравоохранения. В больницах воцарились антисанитарные условия, денег не хватало, оборудования не хватало, лекарства стали дефицитом. Внезапно в России вспыхнули заболевания, какие было принято связывать только с беднейшими странами третьего мира: дифтерия, холера, сыпной и брюшной тиф.

Туберкулез, этот великий убийца времен промышленной революции, в ХХ веке был по большей части уничтожен — появились антибиотики, улучшилось состояние общественной гигиены. Но в 90-е годы туберкулез в России вспыхнул с новой силой — появились сотни тысяч больных с туберкулезом в активной стадии и еще больше — в пассивной. Особое беспокойство вызывало появление заразной разновидности туберкулеза, перед которой пасовали все известные антибиотики. Плодородной почвой для этого бедствия стали тюрьмы — туберкулез в активной форме поразил до 10 процентов всех российских заключенных, а их немало. В условиях перенаселенных камер и минимальной медицинской помощи болезнь распространялась быстро и требовала новых жертв. Каждый год в тюрьмы попадали 300 000 человек (в основном, люди молодые), чуть меньше выходили на свободу, отбыв свой срок. Два специалиста по российским проблемам в сфере здравоохранения (доктор Александр Гольдфарб из нью-йоркского научно-исследовательского института здравоохранения и Мерседес Бесерра из гарвардской медицинской школы) дали следующие цифры: из тюрем ежегодно выходят 30 000 больных туберкулезом в активной форме и 300 000 носителей пассивного вируса. Если эту волну не остановить, утверждает Гольдфарб, число больных туберкулезом будет удваиваться ежегодно и к 2005 году достигнет 16 миллионов человек (11 процентов населения).

Условия жизни в российских тюрьмах для 1 миллиона молодых людей были устрашающими, но они едва ли были намного лучше для 1,5 миллиона военнослужащих срочной службы. В начале 90-х годов ежегодно погибали около 2 тысяч новобранцев — дедовщина, самоубийства, убийства, несчастные случаи, какие-то непонятные обстоятельства (армия точную цифру подобной смертности не дает).

В эпоху Ельцина на гребень волны взлетели и заболевания, передаваемые половым путем. За период с 1990 по 1996 год число больных сифилисом с 7900 человек скакнуло до 388 200. До падения коммунизма СПИД в России был практически неизвестен. Но с тех пор расплодились наркоманы, свершилась новая сексуальная революция — и СПИД принялся косить российское население в геометрической прогрессии. Правительство не имело представления о точных масштабах этого явления, но, на основе роста зарегистрированных случаев СПИДа, доктор Вадим Покровский, ведущий эпидемиолог страны, дал следующую оценку: к 2005 году число ВИЧ-инфицированных достигнет 10 миллионов (почти все — в возрасте от 15 до 29 лет).

Во многом рост смертности был предопределен свободным выбором россиян: вредная диета, активное курение, пожалуй, самое высокое потребление алкоголя в мире. Свою лепту вносил и рост употребления наркотиков. Поначалу посткоммунистическая Россия была лишь перевалочным пунктом для пересылки опиума и героина из стран Юго-Восточной и Средней Азии на Запад. Но вскоре наркотики стали оседать в России. К 1997 году внутрироссийский рынок наркотиков раздулся до колоссальных размеров, став одним из крупнейших в мире. По официальным оценкам, в России появилось от 2 до 5 миллионов наркоманов (3 процента населения). В основном это молодежь.

Поколение постарше выбрало себе другую отраву — алкоголь. Назвать цифры потребления алкоголя в России невозможно — огромное количество водки производилось на подпольных перегонных заводах. В 1996 году от алкогольного отравления умерло более 35 000 россиян (для сравнения: в тот же год в США таких смертей было несколько сотен).

Алкоголизм и преступность способствовали поразительному росту таких категорий, как насильственная, травматическая и случайная смерть — эти показатели выросли, как никакие другие. С 1992 по 1997 год 229 000 россиян совершили самоубийство, 159 000 отравились дешевой водкой, 67 000 утонули (как правило, вследствие опьянения) и 169 000 были убиты.

При таких устрашающих показателях смертности сократилась и рождаемость. К концу 90-х годов ежегодное количество абортов, финансируемых государством, составляло 3 миллиона — это почти в три раза выше цифры рождаемости. Советские женщины давно пользовались абортами как основным средством контроля за деторождаемостью. В начале 90-х годов средняя россиянка делала три-четыре аборта, а многие — до десяти. Аборты, наркомания, алкоголизм, заболевания, передаваемые половым путем, — в итоге к концу 90-х годов треть взрослых россиян была признана неспособными к воспроизводству.

Многие молодые женщины не стали матерями не по собственному выбору, их вынудили обстоятельства. Несколько миллионов молодых россиянок стали на тропу проституции; из них несколько сот тысяч превратились в сексуальных рабынь в других странах. Российские бандиты заключили союз с зарубежными и продавали своих соотечественниц как товар в Европе, Израиле, Турции, Китае, арабских и других странах.

Быстрое снижение рождаемости наряду с еще большим ростом смертности привело к неумолимому падению численности населения. В 1992 году население России составляло 148,3 миллиона. К 1999 году эта цифра сократилась на 2, 7 миллиона. Если бы не иммиграция в Россию из регионов, где положение еще более бедственное — Украина, Кавказ, Средняя Азия, — население России с 1992 по 1999 год сократилось бы на 6 миллионов. Эти показатели не учитывают миллионов россиян (в основном наиболее крепких и предприимчивых молодых людей), перебравшихся в Европу и Северную Америку неофициально.

В России шел процесс демографического самоубийства. Молодые мужчины отравлялись алкоголем и наркотиками, заражались СПИДом или туберкулезом, погибали в бессмысленных бандитских разборках или отсиживались в тюрьмах. Молодые женщины, по тем или иным причинам, отказывались рожать детей. Молодое поколение исчезало — и с ним исчезало будущее России.

Больше всех от социально-экономического спада в России пострадали дети. В 1992 году в России родилось 1,6 миллиона детей; в тот же год число новорожденных, от которых отказались родители, составило 67 286 (4 процента от всех родившихся). В 1997 году отказ родителей от детей приобрел катастрофические масштабы. В тот год родилось 1,3 миллиона детей, но от 113 000 (9 процентов) родители отказались. Поскольку в России серьезной программы по опеке, усыновлению и удочерению нет, в большинстве случаев эти дети оказались на улице. По сведениям некоторых западных агентств по оказанию помощи, к концу 90-х годов по городам России бродяжничало около миллиона бездомных детей. Остальные попали в широко разветвленную сеть сиротских домов. Там им зачастую приходилось жить в темных переполненных палатах, недоедать, недополучать лечение, подвергаться постоянным нападкам со стороны персонала и ребят постарше. По крайней мере, 30 000 российских сирот были помещены в психоневрологические интернаты для «неизлечимых» детей; такой легко устранимый дефект, как расщелина твердого нёба, признавался основанием для того, чтобы занести ребенка в категорию «дебил» и отправить в лечебное учреждение, где его в конечном счете ждала смерть. Но такой исход совсем не обязателен — ведь у 95 процентов российских сирот есть родители.

Когда я впервые ехал в Тольятти взять интервью у директора завода, я решил воспользоваться железной дорогой. Ехать предстояло двадцать четыре часа, но путешествовать по России поездом мне нравилось — поезд идет по глубинке, стучат колеса старых вагонов, и ты легко сходишься с людьми.

Со мной в купе сидела мама с больным семилетним ребенком. Стояла жара. Мальчик разделся до белья. Его худенькое тельце было покрыто язвами, какими-то волдырями. Видимо, мама везла его домой после неудачной попытки подлечиться. Мальчик очень страдал, ему все время хотелось чесаться. Он плакал. На самые болезненные места мама накладывала пластырь. «Мама… мама, больно!» — кричал мальчик.

Страдания мальчика не прекращались всю ночь, крики его эхом разносились по затемненному коридору вагона. Утром пассажиры были какие-то притихшие, подавленные более обычного, им словно требовалось какое-то противоядие, защита от страданий ребенка. Где-то под утро мальчик уснул. Я видел, как его мама одиноко сидела в коридоре, глядя застывшим взглядом в окно на бескрайние российские просторы».[1]

Разве всего изложенного недостаточно, чтобы сделать вполне конкретные выводы? Комментарии даже представляются излишними.

Под властью криминала

Одновременно россияне были потрясены всплеском организованной преступности и дестабилизацией обстановки. Практически все, чья сознательная жизнь пришлась на вторую половину 1980-х и на 1990-ые годы, воочию наблюдали ужасы бандитского беспредела. Грабежи, разбойные нападения, взрывы, перестрелки, «крышевания» криминальными структурами производственных и иных объектов, финансовые махинации, коррупция, контрабанда в нашей стране в конце XX века стали едва ли не повсеместными явлениями. В одной только Москве в 1989 – 1993 гг. количество убийств увеличилось в восьмикратном размере. В конечном итоге в 1993 году, согласно официальным данным, число убийств в нашей стране составило 29 200 – это в два раза больше на душу населения, чем в США. Более того, далеко не всех, погибших от рук уголовников, относили к «убитым». У многих жертв бандитского беспредела в графе «причина смерти» писали то «самоубийство», то «исчезновение». Получается, что в реальности от террора преступников гораздо больше людей уходило на тот свет, о чем заявлял представитель столичного РУОПа по связям с прессой Андрей Пашкевич. Он утверждал, что помимо  30 000 убитых ежегодно 40 000 людей «исчезало», полагая, что большинство из них, скорей всего, являлись жертвами убийств. Комментируя это, П.Ю. Хлебников пришёл к выводу о том, что «по официальной статистике уровень убийств в России составляет 20 на 100 000 жителей, что вдвое выше, чем в США, но в действительности этот уровень превышает американский в три или даже четыре раза».[2] 

Впрочем, озверели не только обычные уголовники, но и те аферисты, которые наживались на распродаже сырьевых ресурсов, на присвоении общенародной собственности, на «распиле» государственных средств. Например, весной 1992 года швейцарская газета «Сюисс» опубликовала статью о быстром росте количества миллионеров в постсоветских республиках и в странах «Восточной Европы («Миллионеры на Востоке поднимают голову»). Её авторы утверждали, что «в прошлом многие члены номенклатуры сколотили себе весьма прилично состояние, но делали это тихо». А после реставрации капитализма «стало хорошим тоном афишировать свое богатство, демонстрируя, что теперь, если проявить инициативу, все возможно». Обозреватели делали акцент на источниках ускоренного обогащения на территории расчленённого СССР. Прежде всего, речь шла об «использовании к собственной выгоде юридических «прорех», позволяющих уклоняться от уплаты налогов и таможенных сборов». Наиболее широкое распространение подобное явление получило в России и в Польше. Одновременно авторы опубликованного материала писали о создании  «экспортно-импортных предприятий, специализирующихся на закупке по дешевке бросовых товаров, перепродаваемых затем по завышенным ценам». Однако наибольшие нарекания вызывала  «группа миллионеров, состоящая из представителей бывшей номенклатуры, которые прекрасно знали заранее о предстоящих переменах и воспользовались ими: стали членами фиктивных кооперативов или столь же фиктивных приватизированных предприятий, скупленных за бесценок у государства».[3] И это – на фоне обострения кризиса, обнищания всей страны.

России грозило повторение участи СССР?

Не в меньшей степени вызывало тревогу нарастание национал-сепаратистских тенденция ряда региональных руководителей. Всё, что соотечественники лицезрели в годы горбачёвщины, продолжало набирать обороты и после развала СССР. Так, 4 апреля 1992 года Якутия приняла конституцию, провозгласившую республику «суверенным государством». Одновременно её президент наделялся правом иметь собственную армию. За республикой закрепились полномочия, касавшиеся самостоятельного распоряжения расположенными на её территориями недрами и ресурсами. Часть Якутии даже оказалась закрытой для въезда граждан Российской Федерации. 30 ноября 1992 года в Татарстане ввели новую Конституцию, в которой речь шла о «суверенной республике». Сам Татарстан провозглашался «субъектом международного права». В целом, в ту пору в 19 из 21 республик принимались Конституции, провозглашавшие приоритет регионального законодательства над общероссийским. Они же делали всё, чтобы получить обширные привилегии в бюджетных отношениях с центром. Ставился вопрос и о формировании республиканских правоохранительных систем. Аналогичные Конституции были приняты в Туле и в Вятке. Вологда провозгласила государственный суверенитет.

Неспроста в те дни многих соотечественников страшила перспектива повторения Российской Федерацией участи СССР. По крайней мере, все процессы, обернувшиеся расчленением нашего государства, в годы «перестройки» разворачивались по аналогичной схеме и при попустительстве со стороны высшей власти. Казалось бы, следовало заняться воссозданием управляемости страной, формирование властной вертикали, связывающей воедино центр и регионы. Начинать следовало с установления федерального контроля за правовыми действиями республиканских лидеров. Важно было обязать последних привести местные законы в соответствии с общероссийскими. А в случае отказа – отстранять от занимаемых должностей и назначать в регионах новые выборы. Но в 1992 году правящие круги не просто не противодействовали национал-сепаратизму, но и подчас открыто поддерживали столь разрушительное для нашего государства явление. Подход «демократов» в отношении событий в Чечне не оставил в этом каких-либо сомнений. Не секрет, что деятели, подобные Р.И. Хасбулатову, Г.Э. Бурбулису, Е.Т. Гайдару, Е.И. Шапошнику, П.С. Грачёву, немало сделали для оказания содействия криминальному национал-сепаратистскому режиму Джохара Дудаева. Они закрывали глаза на разворовывание его кланом поставляемой из Москвы нефти, на его причастность к финансовым махинациям, на развёртывание массового террора против русскоязычных граждан Чеченской республики, на стремление подорвать основы государственного единства России и т.д. Данное обстоятельство, несомненно, полностью характеризовало «демократов».

Вредительство «мистера Да»

Трудно оценить масштабы ущерба, нанесённого России ельцинско-козыревской внешней политикой. Примечательно, что в 2007 году даже один из видных представителей нынешней «партии власти» вынужден был в одной из своих книг назвать вещи своими именами:  «Поддержал американцев в санкциях против Сербии, назвав правительство Милошевича «национал-коммунистическим». Подписал с китайцами соглашение о передаче им плодородных целинных земель в Приморском крае, а также 600 с лишним островов на Амуре и Уссури; в том числе — знаменитый Даманский, за который каких-то два десятка лет назад дрались советские пограничники. Едва не добился передачи Курил японцам. Настоял на выводе из Германии российских войск, не потребовав за это взамен никаких контрибуций (американцы выводили из Филиппин три бригады на протяжении 12 лет, а мы — вывели три армии, полмиллиона человек — в считанные дни.)».[4] Конечно же, глава российского МИДа не просто не выражал недоумения данным в «перестроечный» период лидерами западных государств не приближать НАТО к границам нашей страны, но и не видел в происходящем никакой угрозы России. Он утверждал, что настороженное отношение к Северо-атлантическому альянсу якобы представляет собой «пережиток имперского мышления» и «советской ментальности». Данный деятель договорился до того, что любые попытки восприятия НАТО в качестве вражье силы якобы приведут к поиску внутренних врагов, что, оказывается, будет означать «смерть всем реформам и демократии». Как будто национальное унижение государства, сдача его позиций во внутренних и в международных делах, «свобода рук» пособников геополитических противников, готовых использовать едва ли не пиночетовские методы для навязывания стране реставрации капитализма, олицетворяют собой образец «свободы!»

Удар по обороноспособности

В целом, ельцинское руководство продолжило начатую при М.С. Горбачёву политику кардинального сокращения Вооружённых сил РФ. Речь шла не только о переходе «красной черты» при решении вопроса об уменьшении ракетно-ядерного потенциала, о выходе за рамки разумных пределов, но и об ударе по подразделениям, не имеющих отношения к ракетным войскам стратегического назначения. Кроме того, масштабы сокращения численности военнослужащих превзошли разумные пределы. В марте 1993 года в Генштабе Вооружённых сил РФ отмечали, что «армия, которая действительно может именоваться армией, должна быть пополнена людьми не менее чем на 75%».[5] А к тому времени укомплектованность всеми категориями военнослужащих в российских Вооружённых силах составляла 66%, а также на 55% по солдатам и сержантам.[6] Но властям этого показалось мало – они помышляли продолжать практику сокращения войск.

На один 1993 год было запланировано уменьшение трети миллиона военных должностей. Министр обороны П.С. Грачёв, комментируя представленные данные, заявил, что при таком раскладе к 1995 году российских войск просто-напросто не будет в горячих точках и тогда политикам придётся думать о способах обеспечения стратегических интересов России.[7] Но Павел Сергеевич так и не назвал вещи своими именами. Он фактически пытался свести дело к неким «объективным обстоятельствам», а не к результатам проводимого горбачёвско-ельцинского курса. Это во-первых. Во-вторых, Павел Грачёв вносил немалую лепту в разрушение Вооружённых сил, периодически расформировывая воинские подразделения за политическую нелояльность к руководству страны. Чего стоит озвученное им в феврале 1993 года в Калининграде заявление о расположенной в Прибалтике Северо-Западной группе российских войск, якобы «обидевшей» своего верховного главнокомандующего (президента Б.Н. Ельцина – прим.авт.) и которой, оказывается, суждено за подобное поплатиться расформированием.[8] Соответствующим образом министр обороны отреагировал после публичных заявлений дислоцированных в Прибалтике российских военных об отсутствии должного внимания со стороны власти (включая со стороны Бориса Ельцина) к проблемам упомянутого воинского подразделения, российской армии в целом.

Вот таким путём наносились удар за ударом по Вооружённым силам. Только за 1990 – 1999 гг. численность дивизий сухопутных войск уменьшилась с 212 до 24. Из в концу 1990-х годов них полностью обеспечены боевой техникой и укомплектованы большей частью личного состава были только три дивизии и четыре бригады. В целом, в сухопутных войсках доля современного вооружения снизилась до 22%. Количество новых средств ведения разведки не превышало 7%, оперативно-тактических ракет – 17%, современной авиации – 2%.[9]

В декабре 1997 года американские эксперты обнародовали весьма удручающую картину последствий «реформирования» в горбачёвско-ельцинский период российской армии: “ВС России стали бледной тенью тех, что были в бывшем Советском Союзе. Их численность сократилась на 70%, с 4,3 млн. до 1,27 млн. человек. На 2/3 стало меньше танков и бронетранспортеров. Число артиллерийских установок уменьшилось с 20500 до 19150, самолетов 11360 до 5160 и боевых кораблей – с 269 до 166. Закупки вооружений снизились до предела, а по таким видам боевой техники, как самолеты, танки, и надводные боевые корабли, прекратились вовсе. Понадобиться не меньше 10 лет, прежде чем Россия сможет возродить свои вооруженные силы”.[10] 

О последствиях осуществляемых Борисом Ельциным, Геннадием Бурбулисом и Павлом Грачёвым экспериментов весьма точно писал военный эксперт, академик РАЕН В.А. Золотарёв: “После развала СССР и советских вооруженных сил в России в течение нескольких лет декларировалось проведение военной реформы, конверсия военной промышленности. На деле под пропагандистский шум о том и другом шло разрушение военной сферы: выводилась из строя военная промышленность, разрушались основы и демонтировались сложившиеся механизмы мобилизации страны на случай военной угрозы, становилась все менее надежной хорошо отлаженная система комплектования вооруженных сил личным составом, была ликвидирована система подготовки молодежи к воинской службе, снижались уровни боевой подготовки и воинского воспитания в армии и на флоте, деформировалось и дезориентировалось оборонное сознание народа. Пагубные последствия таких действий наглядно доказали события в Чечне. В то же время оказались мифом утверждения российских поклонников западной цивилизации о том, что Запад миролюбиво и дружески относится к реформируемой России”.[11]  Соответствующие процессы активизировались на фоне расширения НАТО на Восток. В результате вступления в Северо-атлантический альянс Польши, Венгрии и Чехии боевой состав европейской группировки сил западного блока расширился примерно на 13 дивизий, на 360 тысяч военнослужащих и на свыше 8 тысяч единиц боевой техники.[12]

Впрочем, «западное сообщество» пошло дальше, внаглую вторгаясь в морское пространство нашей страны. В феврале 1992 года в Баренцевом море произошло первое столкновение российской атомной подводной лодки с американской субмариной, вторгшейся в пределы наших территориальных вод. Второй прецедент произошёл в том же месте в марте 1993 года. И это заставило главное командование Военно-морского флота России выразить крайнюю озабоченность участившимися случаями «опасного маневрирования иностранных субмарин в полигонах боевой подготовки российских флотов».[13] Что же получается? Правящие круги нашей страны сокращали Вооружённые силы, шли на геополитические уступки коллективному Западу, а тот неприкрыто вмешивался в наши внутренние дела, вёл на российской территории как на своей.

Реакция народа на политику прозападных «реформаторов»

Развитие всех вышеизложенных деструктивных процессов не могло не сказаться на изменении общественных настроений. На рубеже 1980-х – 1990-х годов значительная часть соотечественников, будучи дезориентированными целым рядом факторов, поверила посулам «демократов», обещавшим в кратчайшие сроки процветание в случае проведения политики вестернизации и «рыночных реформ». Многие жители нашей страны, отдавая на президентских выборах 1991 года голоса Б.Н. Ельцину, ни секунды не сомневались в том, что отстаиваемые им и его единомышленниками идеи в случае их воплощения в жизнь обязательно приведут к позитивным результатам. Но последующие события заставили россиян пересмотреть своё отношение к «демократической» власти и к проводимому ими курсу. Разъединение единого союзного государства, открыто подчинение внешней политики России диктату зарубежных стран, деструктивные результаты «шоковой терапии», выразившиеся в резком спаде производства, уровня жизни населения, в росте цен, в потере сберегательных вкладов, всплеск организованной преступности, — всё перечисленное однозначно не могло не вызывать реакции со стороны населения. Вскоре после развала СССР и начала проведения гайдаровских «реформ» всё это дало о себе знать.

Уже в конце 1991 – начале 1992 гг. невооружённым глазом было зафиксировано медленное, но определённое начало изменения политических настроений россиян. Прежде всего, наблюдалось охлаждение общества к проповедуемого адептами «демократических реформ» антикоммунизму. Если осенью 1991 года за проведение судебного процесса над КПСС выступало 38 – 56 % соотечественников, то в марте 1992 года – не более 21% россиян. Одновременно весной 1992 года 64% жителей нашей Родины полагали, что в стране необходимо «срочно наводить порядок, даже если для этого придется на время ограничить демократию и гласность».[14]

Во многом дело было обусловлено ростом разочарования ходом капиталистических «преобразований» и их первыми результатами. Утрачивалась надежда на обещанное Борисом Ельциным скорое улучшение ситуации в стране в случае претворения в жизнь доктрины неолиберализма. Например, в середине 1992 года исследователи Службы общественного мнения «VP», опираясь на проведённые ими опросы населения, пришли к выводу, согласно которому даже сравнительно благополучное “большинство политической, экономической, культурной элиты не верит в быстрое улучшение экономической ситуации”. Только 29% респондентов воспринимали на веру заверения кабинета министров в готовности к осени 1992 года хотя бы частично исправить экономическую ситуацию в России (из них 62% были недоверчивыми и ироничными). Примечательно, что даже в предпринимательской среде количество оптимистов не превышало скептиков.[15]

Одновременно заметим, что в июле 1992 года неолибералы утратили опору даже среди москвичей. Опросы свидетельствовали, что 60% жителей столицы отказывались поддерживать Е.Т. Гайдару и всю его кампанию «младореформаторов». С ними солидаризировалось только 17% горожан. Остальные не успели определиться с собственной позицией.[16]

Следует особо подчеркнуть, что жители России, реагируя на набиравшие обороты деструктивные процессы, возлагали ответственность на правящие круги. Не желая мириться с развалом Советского союза, с первыми незавидными результатами «рыночных реформ», открыто демонстрировали утрату доверия к «демократам». Сколько бы прикормленные ельцинистами социологические службы  не выдавали желаемое за действительное, представляя дело так, будто вся страна стоит едва ли не горой за неолиберальную прозападную власть и за проводимую ею политику, результаты социологических исследований, проведённых независимыми организациями, позволяли прийти к противоположным выводам.

Так, 25 марта 1992 года в «Российской газете» были опубликованы итоги опросов, проведённых Центром сравнительных социальных исследований. Авторы заметки сопоставили уровень отношения соотечественников к деятельности Б.Н. Ельцина на посту президента за осень 1991 и за весну 1992 гг. Выяснилось, что за обозначенное время количество лиц, оценивающих на «отлично» работу главы государства, уменьшилось с 5,2% до 2,1%. Сократилось число тех, кто за тот же период «хорошо» оценивал работу президента – с 32,9% до 10,4%. Одновременно увеличивалась доля россиян, скептически настроенных по отношению к Борису Ельцину. Например, количество тех, кто «средне» оценивал деятельность президента, выросло с 22,8% до 24,1%. Стало больше тех, кто давал главе государства «удовлетворительную» оценку (с 20,8% до 32,9%), а также тех, кто «неудовлетворительно» оценивал работу президента Б.Н. Ельцина ( с 9,4% до 22,5%).[17] В свою очередь, об аналогичных тенденциях свидетельствовали также результаты изучения общественного мнения, проведённого по заказу телеканала CNN. Согласно обнародованным данным, только 19% россиян «хорошо» оценивала деятельность президента Б.Н. Ельцина, «отлично» — 3%, «посредственно» — 47%, «плохо» — 21%.[18]

Представленные 25 марта 1992 года Центром сравнительных социальных исследований цифры явно доказывали потерю высокопоставленными государственными руководителями опоры среди населения России. Даже радикальная «демократическая» пресса не могла не замечать изменения умонастроений соотечественников. Например, в одном из мартовских выпусков газеты «Куранты» за 1992 год констатировался факт уменьшения количества сторонников ельцинского режима, во многом обусловленное поддержкой действий правительственных радикальных «реформаторов»: «Как видно по результатам исследований, наметилась тенденция падения авторитета президента. Отчасти это объясняется тем, что он играет роль своеобразного политического буфера для команды Егора Гайдара, действия которой не вызывают энтузиазма у относительного большинства опрошенных».[19]

В первой части нашего исследования мы продемонстрировали конкретные примеры пессимистического восприятия различными социальными слоями населения ельцинского внутриполитического и внешнеполитического курса. Настороженное отношение к действиям «демократов» испытывали многие представители рабочего класса, крестьянства, работников науки, культуры, образования, здравоохранения и т.д. Явно не в восторге от предпринимаемых авторами «шоковой терапии» мер была весомая часть руководителей финансовых структур и производственных предприятий (как директоров, так и коммерсантов). Не разделяли антигосударственных прозападных умонастроений многие военнослужащие (включая часть представителей воинского командного состава) и сотрудники правоохранительных органов. Вполне понятно, что данные явления не могли не отразиться на политических предпочтениях россиян.

В начале 1990-х годов проправительственные социологические службы постоянно преподносили картину в выгодном для «демократов» свете. Получается, что народу России якобы были настолько безразличны деструктивные последствия политики «вхожденцев» и реставраторов капитализма, что основная масса соотечественников, оказывается, готова была грудью встать на защиту Б.Н. Ельцина и «реформаторской» команды. Однако это была явная попытка выдать желаемое за действительное с целью политической дезориентации россиян. Ведь исследования общественного мнения, проводимые как внутренними, независимыми от кабинета министров организациями, так и зарубежными телеканалами, свидетельствовали как раз об ощутимом уменьшении количества сторонников ельцинско-гайдаровской группировки.

Так, О.П. Мороз в своём исследовании приводит результаты официальных социологических опросов населения, согласно которому в октябре 1992 года Б.Н. Ельцин занимал первое место среди «лидеров общественного мнения», обладая рейтингом в размере 49 процентов голосов.[20] Но даже если исходить из представленных данных, внимательно ознакомиться с ними, то удастся без труба убедиться в том, что автор на ряд других важных моментов не акцентировал внимания. Во-первых, на прошедших 12 июня 1991 года выборах президента РСФСР Борис Ельцин получил свыше 57% голосов. К концу 1992 года уровень его общественной поддержки пусть и ненамного, но сократился – до 49%. И это – всего за год! Соответствующая сторона дела представлялась весьма существенной.

Во-вторых, Олег Мороз, утверждая о якобы высоком рейтинге президента, всё же вскользь упоминает и об уровне доверия к  другим ключевым государственно-политическим деятелям, включая «реформаторов-рыночников». Например, он констатировал, что в октябре 1992 года государственный секретарь РФ Г.Э. Бурбулис, и.о. премьер-министра Е.Т. Гайдар, председатель Верховного совета Р.И. Хасбулатов имели по 2 процента рейтинга, а вице-президент А.В. Руцкой – 1 процент.[21] Если уровень доверия к Борису Ельцину по официальным данным ещё сохранял неслабые позиции, то в отношении «демократических реформаторов», защищаемых президентом, народ уже не испытывал каких-либо иллюзий.

Неподконтрольные правительству социологические исследовательские фонды, организации, несвязанные с гайдаровской командой СМИ, обобщая итоги изучения политических предпочтений россиян, утверждали о более масштабном падении авторитета президента Б.Н. Ельцина и о фактическом нарастании прохладного отношения народа к курсу «демократических» радикалов. Так, 31 декабря 1992 года на страницах «Независимой газеты» опубликовали результаты проведённого Службой изучения общественного мнения (VP)  в 18 российских регионах социологического опроса населения. На вопрос «Кто, по вашему мнению, из следующих двенадцати российских политиков и государственных деятелей может оказать наиболее сильное влияние на будущее страны?», 5% респондентов отказалось отвечать, а 21 % затруднились с ответами. 18% опрошенных полагали, что таких политических и государственные руководителей в России нет. Остальные рейтинговые голоса распределились следующим образом:  Б.Н. Ельцин – 19%, А.В. Руцкой – 10%, А.И. Вольский – 4%, М.С. Горбачёв – 4%, Е.Т. Гайдар – 3%, В.В. Жириновский – 3%, А.М. Макашов – 3%, Р.И. Хасбулатов – 3%,  С.Н. Бабурин – 2%, К.Н. Боровой – 2%, Г.Э. Бурбулис – 2%, Н.И. Травкин – 2%.[22]

Номинально на первом месте находился Б.Н. Ельцин. В декабре 1992 года его рейтинг превышал уровень общественной поддержки других политических деятелей. Тем не менее, при детальном анализе представленной информации вырисовывается иная картина. Если суммировать количество россиян, отказавшихся отвечать на вопросы корреспондентов, либо затруднившихся выразить своё чёткое мнение в пользу определённого лица, либо полагавших, что никто не способен повлиять на будущее России, то выяснится, что 44% соотечественников де-факто не доверяли никому – в том числе и президенту Борису Ельцину. Это во-первых.

Во-вторых, Б.Н. Ельцин ещё обладал 19% рейтингом, но вот его приближённые (вроде Г.Э. Бурбулиса и Е.Т. Гайдара), равно как и представители его политической опоры в лице «демократов» (речь идёт о К.Н. Боровом) едва собирали по 2-3 процента голосов. Если у Бориса Ельцина сохранялся ещё какой-то авторитет (в силу того, что до начала 1993 года он позиционировал себя в качестве стоящего над схваткой политическими силами, «отцом всех россиян», а не представителем «демократического» течения), то его команда, напротив, окончательно скомпрометировала себя в глазах соотечественников.

Какой политической силе отдавали свои симпатии россияне в декабре 1992 года? При суммировании количества сторонников Г.Э. Бурбулиса, Е.Т. Гайдара и К.Н. Борового мы видим, что «демократов» поддерживало не более 7% населения.  При сложении голосов, поданных то за А.М. Макашова, то за С.Н. Бабурина, то за В.В. Жириновского,[23] мы обнаружим примерно аналогичный результат – коммуно-патриотической оппозиции оказывало поддержку лишь 8%. А при соединении голосов, поданных за кандидатов – «центристов» (за А.В. Руцкого, А.И. Вольского, Н.И. Травкина, М.С. Горбачёва, Р.И. Хасбулатова), мы получим потенциальные 23% голосов, что составляло на 4% больше уровня рейтинга Б.Н. Ельцина.

Всё изложенное свидетельствовало о политической шаткости «демократического» государственного руководства.

Следует также подчеркнуть, опубликованные 5 декабря 1992 года в «Российской газете» результаты опросов, проведённых другими социологическими организациями, точно также подтверждали факт снижения авторитета «реформаторских» правящих кругов. Так, 10% россиян основным «виновником» обострения экономического положения России называли правительство, 15% — президента и его окружение, 6% — Верховный совет РФ. 60% респондентов считали, что обе стороны (и президент с правительством, и парламент) несут одинаковую ответственность за обострение кризиса. Ответ «другие» дали менее одного процента. Также заметим, что только 2% соотечественников выразили абсолютную уверенность в способности Б.Н. Ельцина эффективно решать стоящие перед Россией проблемы. 21% выразили обычную «уверенность». В этом не были уверены 53 % жителей нашей страны, совершенно не уверены – 17%. Затруднились ответить 7% россиян.[24]

Всё вышеизложенное подтверждало невосприимчивость обществом прозападного вектора внутренней и внешней политике, коренной и мгновенной ломки прежней системы, ставки на формирование периферийного капитализма в России.

От изложенных фактов надо обязательно отталкиваться при анализе событий 1993 года.

Михаил Чистый


[1] П.Ю. Хлебников. Крёстный отец Кремля Борис Березовский или история разграбления России. М.; 2001 г.

[2] П.Ю. Хлебников. Крёстный отец Кремля Борис Березовский или история разграбления России. М; 2001 г.

[3] Б. Шабаев. Номенклатурные богатеи/ Советская Россия, № 53 (10752), 7 апреля 1992 г.

[4] А.Е. Хинштейн. Как убивают Россию? М.; 2007 г.

[5] Генштаб не намерен мирится со сложившемся положением// Независимая газета, № 53 (477), 23 марта 1993 года

[6] Генштаб не намерен мирится со сложившемся положением// Независимая газета, № 53 (477), 23 марта 1993 года

[7] Генштаб не намерен мирится со сложившемся положением// Независимая газета, № 53 (477), 23 марта 1993 года

[8] Российским военным в Прибалтике плохо// Независимая газета, № 35(458), 24 февраля 1993 года

[9] С.Л. Рогоза, Н.Б. Ачкасов. Засекреченные войны. М; 2004 г.

[10] С.Л. Рогоза, Н.Б. Ачкасов. Засекреченные войны. М; 2004 г.

[11] В.И. Феськов. Вооружённые силы СССР после Второй мировой войны: от Красной армии к Советской. Часть 1: Сухопутные войска. Томск, 2013 г.

[12] История военной стратегии России/ под ред. В.А. Золотарёва. М; 2000 г.

[13] Иностранные субмарины гостят без спросу в наших полигонах// Известия, № 53 (23908), 23 марта 1993 года

[14] 64 процента населения РФ… //Постфактум: 1992, 13 марта

[15] Новое время: 1992, N15.

[16] Куранты: 1992, 4 июля

[17] Поддерживают Ельцина, к правительству отношение прохладное/ Российская газета, № 69 (405), 25 марта 1992 г.

[18] Гласность: 1992, N8.

[19] Куранты: 1992, 25 марта

[20] О.П. Мороз. Так кто же расстрелял парламент? М; 2007 г.

[21] О.П. Мороз. Так кто же расстрелял парламент? М; 2007 г.

[22] С наступающим Новым 1993 годом от Р. Х.!/ Независимая газета, № 253 (424), 31 декабря 1992 г.

[23] В 1992 – 1993 гг. лидер ЛДПР В.В. Жириновский регулярно принимал участие в митингах, проводимых коммунистическими и патриотическими организациями и считался их условным политическим союзником. Это было до прохождения его партии в Государственную думу и до начала двойственного поведения, выражавшегося в одновременной критике правительственного курса и компрадорско-олигархического системы,  в фактической поддержке начинаний власти (вплоть до подыгрывания ей по ряду вопросов).

[24] Политическая ситуация в стране в зеркале соотношения законодательной и исполнительной властей. Мнение россиян/ Российская газета, № 262 (598), 5 декабря 1992 г.

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *