Из последних сил

Из последних сил

По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»

Автор — Алексей Шеляков, кандидат исторических наук

(Продолжение. Начало в №88—118, 121, 129, 132, 135, 138, 141; №2, 4, 7, 10, 22, 28, 31, 34, 37)

С опаской затаились гитлеровцы в своих землянках, когда наши солдаты и офицеры праздновали 25-ю годовщину Великого Октября. Впрочем, насторожённость, готовность к любым неожиданностям наблюдались и у нас, и у них. Но ожидавшегося, согласно «солдатскому вестнику», 7 ноября «генерального» штурма гороховских рубежей не последовало. На передовой ничего существенного не возникло. Уж очень измотали всех непрерывные бои октября.

Высокое звание «Гороховцы»

В канун 25-й годовщины Октября, когда по всему фронту обсуждалось и подписывалось письмо-рапорт Верховному Главнокомандующему, газета 62-й армии «На страже Родины» 5 ноября 1942 года вышла с передовой статьёй, названной кратко и выразительно — «Гороховцы». В пору тяжелейших боёв в Сталинграде в августе — октябре по цензурным соображениям открыто называлось одно-единственное соединение — 13-я гвардейская дивизия А.И. Родимцева. О Горохове в сводках Совинформбюро упоминалось скупо, иносказательно.

Но вот появилась передовая — «Гороховцы». Публикация по «горячим следам» октябрьских боёв свидетельствовала, какой огромной радостью для всей армии, да и для Сталинградского фронта было то, что после прорыва гитлеровцев на Тракторный завод группа Горохова, будучи со всех сторон охваченной врагом, устояла против натиска трёх немецких соединений — 16-й танковой, 94-й и 389-й пехотных дивизий, поддерживаемых огромным числом пикировщиков. Как же растрогали и одновременно воодушевили защитников северной части Сталинграда слова из статьи «Гороховцы»: «Ни один, даже самый брехливый фриц не посмеет утверждать, что он видел, как отступают гороховцы». Таким образом, звание «гороховцы» было приравнено к понятию «несгибаемые защитники Сталинграда».

«Этот город — адская мясорубка»

Неотправленные письма и дневниковые записи гитлеровских вояк, подобранные в местах разгрома немецких войск в северной части Сталинграда, красноречиво свидетельствуют о том, что из себя представлял противник и как в массе своей он оценивал прочность советской обороны в Рынке и Спартановке.

Старший ефрейтор Гейнц Хаман, 14.11.1942 г. «Верю вам, что война треплет нервы… но русский слишком упрям и невообразимо упорен и настойчив… Пленных мы теперь больше не берём, ибо эти субъекты до последнего стреляют из своих укрытий. Так что тут помогают только ручные гранаты и взрывчатка… Всего только ещё две маленькие частицы города в руках русских, но и оттуда они будут выкурены…»

Вальтер Опперман, 16.11.1942 г.: «Сталинград — это ад на земле. Меня ничто не миновало. Всё это тяжёлое время я снова на севере: Городище, Баррикады, Спартановка. Мы атакуем ежедневно. Если нам удастся утром занять 20 метров, вечером нас русские отбрасывают обратно».

Унтер-офицер Гельмут Шульце, 19.11.1942 г.: «…Русский здесь, на северной окраине города, очень крепко держится и защищается упорно и ожесточённо. Впрочем, скоро и этот последний кусочек будет взят…»

Из дневника обер-лейтенанта Гуго Вайнера: «…До сих пор нам не удалось поднять бокал за Волгу, который Отто хотел выпить ещё в августе на волжском берегу. Нет уже ни Отто, ни Курта, ни Эрнста, ни Зиделя — никого из «стаи неистовых», их зарыли где-то здесь, в этой каменной земле… Наш полк тает, как кусок сахара в кипятке. Этот город — какая-то адская мясорубка, в которой перемалываются наши части. Запах разложившегося мяса и крови преследует меня. Я не могу есть и спать. Меня рвёт от этого проклятого города. Боже, зачем ты отвернулся от нас?»

Старший ефрейтор Ганс Бендель, 16.11.1942 г.: «Об отпуске пока думать нечего. В северной части Сталинграда осталась ещё полоса шириной в один километр и длиной в три километра. Эти собаки засели в ней — и не выкуришь их. Они превратили эту местность в линию Мажино».

Поздравление комбригу

А в окопах гороховцев на северной окраине Сталинграда двадцать пятую годовщину Октябрьской революции встречали те, кто был лишь ненамного её старше. С трёх сторон были немцы. Сзади — суровевшая с каждым ноябрьским днём почти двухкилометровой ширины Волга. 6 ноября выпал снег.

День 7 Ноября в батальонах было решено отметить. Всем заменили бельё, отпустили дополнительное количество водки, вручили подарки, которые в последнее время со всех концов страны слали на Сталинградский фронт, организовали праздничные завтрак и ужин. Командиры выступили перед бойцами с короткими докладами или хотя бы с политинформацией.

Командир 3-го стрелкового батальона капитан Александр Графчиков и комиссар батальона Александр Туляков были очень дружны: их дружбе и службе тогда многие завидовали. Всё делали они согласованно. Ели вместе, ездили на одном коне, на занятии — вместе, песни, как в мирной обстановке, так и после тяжёлого боя, пели вместе. Любимая их песня была «Красный партизан».

Хотя характеры у них были разные. Александр Графчиков был с крутым нравом, но жалел солдат, зря людей под огонь не посылал, прежде обдумывал исход. Очень не терпел неумных команд сверху, за что не раз поплатился.

Комиссар Александр Туляков был очень культурный, образованный, тактичный человек. В любой обстановке не терял самообладания. «Особенно мы это увидели в октябре, когда немец прорвался на КП первой роты. Многие из нас в Сталинграде остались живы благодаря таким храбрым, отважным, человечным командирам, как оба Саши», — вспоминал Иван Степанович Грекул, автоматчик 3-го ОСБ. — В трубе, практически в тридцати метрах от переднего края, офицеры штаба 3-го стрелкового батальона бригады Горохова тоже отмечали праздник. Вечером был организован праздничный обед. Поднимали тосты за Победу. Никто не знал, доживёт ли до неё, но что она будет — верил каждый. А ещё — за Родину и за то, что за Волгу не отступили и не отступят. Неожиданно комбат Графчиков вносит предложение: послать приветствие комбригу и комиссару. Комиссар Туляков достал бумагу и, рассуждая вслух, стал набрасывать текст. Графчиков, начштаба Чернов ему подсказывали, другие вставляли реплики. Туляков с ходу всё это облекал в литературную форму.

— Кто пойдёт с пакетом? — Графчиков смотрит на присутствующих: — Пересыпкин, ты самый молодой, водки много пить ещё не научился, тебе и идти, а мы тут ещё попразднуем».

Пересыпкиным (И.Т. Пересыпкин — нарком связи СССР, начальник Главного управления связи Красной Армии, маршал войск связи. — А.Ш.) в шутку прозвали Александра Щеглова, командира взвода связи батальона. Далее вспоминает А.И. Щеглов:

«Дежурный штаба бригады без энтузиазма встретил моё сообщение, что пакет мне приказано лично вручить Горохову или Грекову, и тут же предупредил: Горохов болен… Врытая в берег Волги землянка, в которой жили комбриг и комиссар, была небольшая, из двух отделений: маленькая прихожая и «комната», в которой занавесками из парашютного шёлка отделялись две боковушки под спальни. Мне бросилось в глаза, что мебель здесь намного беднее, чем в нашей трубе, уставленной никелированными двуспальными кроватями, креслами, письменными столами. Зато здесь было очень чисто, а у нас… Я с ужасом подумал: подметали ли мы когда-либо свою трубу?

Меня встречает комиссар В.А. Греков. Он разрывает пакет и смеётся:

— О, Сергей Фёдорович, придётся тебе всё же встать. Третий батальон с праздником поздравляет.

Из-за занавески показывается полковник. Вид у него неважный: горло перевязано, лицо неестественно разрумянено — сразу видно, что высокая температура.

— Приболел немного, ангина, — хрипло говорит он и здоровается.

Я докладываю по всей форме.

— Как пулемёты? — первый вопрос полковника меня сильно озадачивает.

Я могу обрисовать обстановку в целом (часто дежурю в штабе), многое рассказать в общих чертах, но пулемёты для меня, связиста, вещь довольно неясная. Хорошо, что в последнее время комбат и комиссар завели порядок всех командиров штаба батальона посылать на передовую и всем лично интересоваться. Поэтому отвечаю довольно бодро:

— Пулемёты у нас работают неплохо.

— Смотрите, пулемёты, особенно станковые, не заморозьте. Сейчас самое главное — пулемёты. Передайте Графчикову, пусть патронов не жалеет, снабженцев заставим обеспечить. Больше стреляйте: и противника беспокойте, и пулемёты прогревайте.

Потом они с комиссаром подробно расспрашивают меня о положении в ротах, о настроениях бойцов, о питании, о снабжении всем необходимым.

— Время тяжёлое, — говорит полковник, — но скоро Волга станет, тогда легче будет, чем летом. Ну ладно. Мне нездоровится. Передайте всем привет. — Он извинился и снова лёг на кровать.

Комиссар достал графин, стопочки, ветчину. Мы чокнулись, выпили за Победу.

— Может, ещё на дорожку?

— Спасибо, товарищ батальонный комиссар. Я уже в батальоне выпил.

— Ну тогда хватит».

Такой запомнилась А. Щеглову встреча с командиром и комиссаром бригады праздничным вечером 7 ноября 1942 года.

Демонстративные действия на левом фланге

Как мы уже выше отмечали, срок скрытно готовившегося контрнаступления трёх советских фронтов был первоначально намечен на 20 октября 1942-го. В советском Генеральном штабе понимали, что противник выдохся, переживал кризис наступления, а его оборона не была достаточно организована и оборудована. Пришла подходящая пора нанести по врагу мощный удар.

Однако наша операция ещё не была достаточно подготовлена, фронты не успели сосредоточить необходимые для контрнаступления войска и материальные средства, и новый срок контрнаступления — 10 ноября — оказался в условиях той обстановки нереальным. Но как бы не упустить время, возможность опередить противника и сломить его, прежде чем он сможет успешно нам противодействовать! И всё же момент перехода Сталинградского фронта в контрнаступление вторично был отложен, на этот раз на 20 ноября 1942 года.

В этот крайне напряжённый период Ставку очень тревожило, как бы противник не раскрыл планы советского командования, в частности не вывел бы в резерв 14-й танковый корпус и его 16-ю танковую дивизию. От фронтового и армейского командования Ставка требовала не давать покоя врагу. От группы Горохова требовалось приковать к себе силы 14-го танкового корпуса немцев. Для этого же были предприняты дезориентирующие наступления в Латошинке. В начале ноября 1942 года это была высадка одного усиленного батальона из состава 300-й СД (о чём мы уже писали ранее), а 11 ноября — атака двух левофланговых батальонов группы Горохова через Мокрую Мечётку на СТЗ.

Фронтовое командование потребовало от группы Горохова вначале 10 ноября, а потом на сутки позже — 11 ноября — наступать из Спартановки через Мокрую Мечётку на Тракторный в районе Кирпичного завода, то есть северную оконечность завода. Для этого на участок Горохова фронт перебросил стрелковую роту в 200 человек и выделил для поддержки наступления залпы двух полков РС и удар 30 бомбардировщиков.

10 ноября 1942 года в 7:30 поступила радиограмма Горохову: «Ерёменко приказал: стр. ротой 1051-го СП и левым флангом частей группы Горохова начать наступление вдоль ж.д. полотна с задачей — овладеть мостом через р. Мечётка, садом, что в 300 метрах от центральной части СТЗ. На достигнутом рубеже закрепиться. Начало действий нашей авиации, нашей артиллерии в 10:00 11.11.1942 г.».

Как впоследствии отмечалось в документах штаба 124-й бригады, «задача ставилась категорически, хотя по условиям группы… она являлась невыгодной. Командующий группой решил задачу выполнять в два этапа, то есть уничтожить противника на западной окраине Спартановки, создав плацдарм для дальнейшего наступления. Дальше наступать на СТЗ, решив задачу фронта». Но уже к 14:00 10 ноября командарм Чуйков шифром сообщил несогласие с решением командования группы и категорически потребовал выполнить поставленную фронтом задачу. «Как и следовало ожидать, — вспоминал В.А. Греков, — операция проведена плохо, с большими для нас потерями. Задача не была выполнена».

Существенным продвижением наступление не увенчалось. Как и в Латошинском десанте, повторных атак не предпринималось. Следовательно, в обоих наступательных попытках целью было всполошить, дезориентировать противника, отвлечь его внимание от места и времени сосредоточения фронтовой наступательной группировки.

Где 16-я танковая немцев?

Вскоре растаял первый ноябрьский снежок, а затем снова выпал и накрыл израненную землю белым покрывалом. По Волге пошла шуга, начался и ледоход. Установились туманы. Смиренная затаённость противника тревожила штаб и политотдел Горохова. Из вышестоящих штабов каждый день требовали подтвердить, что все немецкие дивизии к исходу суток остаются в разведанных районах. Но возвышенности западнее Латошинки, Рынка и Спартановки лишали советские войска возможности хотя бы что-то подсмотреть в передвижении частей противника.

А тут ещё такая незадача: наши разведчики «потеряли» 16-ю танковую дивизию противника. При отражении атак гитлеровцев 2 ноября, в боях на улице Менжинского 4—9 ноября, в наступлении на Кирпичный завод — СТЗ 11 ноября были взяты документы и пленные, принадлежащие 276-му полку 94-й пехотной дивизии. Но не стало каких-либо примет присутствия 64-го и 79-го мотопехотных полков 16-й танковой дивизии. Куда же они подевались?

Разведчикам 124-й бригады под командованием Д.Ф. Старощука приходилось под видом местных жителей или военнопленных пробираться в расположение вражеских войск. Для этого требовались высшая отвага и сообразительность. И того и другого хватало у наших зафронтовых разведчиков. Но всякая вылазка в тыл длилась неделю, не меньше. А сведения о действиях противника необходимы были каждый день. Павел Васильевич Черноус, начальник штаба бригады, из себя выходил, анализируя эти «ребусы» с положением у противника.

Уже в 1950-е годы из книги Иоахима Видера, разведчика 6-й армии Паулюса, стало известно о решении немецкого командования после неудачи в Спартановке в октябре — начале ноября бросить основные силы 14-го танкового корпуса для окончательной ликвидации нашей обороны сначала в Рынке, а потом и в Спартановке. Не могли тогда в штабе Горохова знать, что в середине ноября 1942 года 16-ю танковую дивизию где-то в верховьях Сухой Мечётки (куда нашим зафронтовым разведчикам не было доступа) пополнили, одели и обули по-зимнему, отремонтировали технику и приготовили для внезапного удара на Рынок, пообещав вслед за тем вывести из боёв для зимовки на Дону в районе Калача.

Однако кое-что о намерениях противника выяснить удалось. В середине ноября из вражеского тыла поодиночке возвратились три разведчика, засылавшиеся через линию фронта начальником разведки бригады капитаном Старощуком. Переодетые под местных жителей, они в разных пунктах наблюдали примерно одно и то же: перед правым флангом обороны бригады (то есть самый правый, оголённый фланг армии и всего фронта) накапливается пехота с артиллерией и танками.

К сожалению, в штабе 124-й бригады чрезвычайного значения этому известию не придали. Посчитали, мало ли противник затевал всяких перегруппировок. А его наступлениям и счёт потеряли. Потребовали лишь от подразделений усилить наблюдение, бдительность на переднем крае. Тем и ограничились. А дело обернулось куда как серьёзнее… «Потерянная» 16-я танковая дивизия врага внезапно и грозно дала о себе знать в Рынке 17 ноября 1942 года.

Последний бросок врага

Настоящая зима наступила как-то незаметно. Задул холодный северный ветер. С 11 по 15 ноября по Волге беспрерывно шёл лёд. Начался мощный ледоход, обязательный здесь перед ледоставом. 16 ноября по реке пошёл особенно густой лёд. Сообщение с левым берегом было прервано. 124-я стрелковая бригада и другие части, переданные в подчинение её командира полковника С.Ф. Горохова, оказались осаждёнными врагом с трёх сторон, а с тыла — движущимся ледовым барьером могучей реки. Стало так трудно, что и не выскажешь. Чувствовалась, как никогда ранее, оторванность от тыловых коммуникаций. Переброска подкреплений, боеприпасов, продовольствия и медикаментов стала невозможной. Скудное снабжение поддерживалось только самолётами У-2 и, насколько это ещё было возможно, отдельными героическими рейсами бронекатеров ВВФ, а также моторных и вёсельных лодок тыловых подразделений гороховцев.

С 5 по 15 ноября противник на нашем правом фланге никаких активных действий не предпринимал. С 15 ноября действия гитлеровцев против фронта 2-го батальона бригады Горохова в Рынке активизировались. А 16 ноября уже на многих участках обороны всей группы Горохова противник вновь активничал огнём, вёл разведку боем. Усилились налёты вражеской авиации. Фашистские самолёты бомбили левый берег и острова, где находилась артиллерия группы Горохова. В целом было понятно, что противник что-то готовит. И всё же начальник разведки 124-й бригады считал, что у немцев сейчас недостаточно сил для организации крупного наступления.

На деле, как выяснилось впоследствии, противник был весьма обеспокоен явно возросшей активностью на северном участке обороны Сталинграда на фоне неясной общей информации о накоплении резервов Красной Армии. Потеряв всякое терпение, гитлеровское командование решило одним мощным ударом смять оборону, сбросить гороховцев в Волгу, выйти в тылы всей группы и покончить с осточертевшей группой Горохова. Для этого оно сосредоточило целую дивизию против 2-го батальона 124-й бригады. Перед фронтом 124-й бригады немцы скрытно расположили в обороне 94-ю пехотную дивизию, а 16-ю танковую дивизию всеми её наличными силами бросили в наступление с целью ликвидировать нашу оборону в посёлке Рынок, а затем и в Спартановке. Против одного-единственного стрелкового батальона бригады полковника Горохова действовали 16-я бронетанковая дивизия в составе 64-го и 79-го мотополков, 16-го мотобатальона, 2-го танкового полка, 16-го артполка, а также сапёрное усиление.

Немногословный и точный в изложении фактических событий С.Ф. Горохов вспоминал об этом так: «17 ноября немцы организовали решительное наступление. По показаниям пленных немцев, перед фашистами была поставлена задача 17—18—19 ноября ликвидировать нашу группу. Положение было крайне тяжёлое. Отдельные группы 16-го разведбатальона 16-й танковой дивизии противника прошли по Сухой Мечётке до Волги. Вооружение их было: пистолеты, гранаты, кинжалы. Со стороны Латошинки на нас были брошены немецкие танки в большом количестве. Я вспоминаю разговор по телефону с товарищами Ерёменко, Чуйковым, Гуровым, которые интересовались создавшимся положением. Приказав крепко держаться и бить немцев, они мне обещали через два-три дня оказать такую помощь, о которой я и не мечтаю. Бой продолжался весь день. В бой вступили все наши повара, писари, бойцы тыловых служб. Я бросил в бой последнее, что у меня оставалось, — 150 автоматчиков и столько же сапёров. В результате боёв немецкие танки были отброшены. 24 из них остались на поле сражения, не считая подбитых танков, ушедших своим ходом и утянутых транспортёрами ночью с 17 на 18 и с 18 на 19 ноября. К вечеру немцев выбили из Рынка, положение было восстановлено. В ночь с 20 на 21 ноября немцы сняли 16-ю танковую дивизию и бросили её в район Калача».

Самоубийственная авантюра штаба Паулюса

Исторический факт: самое последнее крупное наступление войск немецкой 6-й армии против защитников Сталинграда, последняя яростная схватка гороховцев с врагом произошла 17—18 ноября 1942 года там же, где и началось сражение в границах самого Сталинграда — на его северной окраине, в Рынке.

23 августа 1942 года 16-я танковая дивизия в авангарде 14-го танкового корпуса проломила советскую оборону и вырвалась бронированным клином к берегу Волги у Латошинки севернее СТЗ. Вступившие в бой 29 августа регулярные части 124-й отдельной стрелковой бригады полковника С.Ф. Горохова в своём первом сражении отогнали противника от посёлка Спартановка и изгнали из посёлка Рынок.

Закрепившись в Рынке, гороховцы создали самый северный в 62-й армии и во всём Сталинградском фронте неприступный для гитлеровцев бастион обороны. Соседа справа не было. Оборонительные позиции упирались в берег Волги. Дальше, в Латошинке и на высотах северо-западнее от неё, хозяйничали немцы. Все долгие месяцы битвы здесь, на самом правом фланге советских войск в Сталинграде, бессменно оборонялся 2-й стрелковый батальон гороховской бригады.

События 17—18 ноября в Рынке опровергают расхожий миф о том, что вся ответственность за поражение в Сталинграде лежит исключительно на «главной квартире», Гитлере и его советчиках. В воспоминаниях чинов вермахта, переживших Сталинград, а затем и западных толкователей этих мемуаров нетрудно обнаружить намерение внушить читателям, что в бедствиях немецких солдат под Сталинградом нет вины их генералов. Если и возникали решения вопреки здравому смыслу, так это, дескать, шло из «главной квартиры».

Что бы теперь ни писали западные, да и иные «перестроившиеся» отечественные истолкователи сталинградских событий, им не удастся выгородить генералитет 6-й армии и списать только на упрямство Гитлера полную неожиданность для Паулюса и его штаба начала исторического контрнаступления советских фронтов 19—20 ноября 1942 года. Самое последнее наступление немцев в Сталинграде — на Рынок 17—18 ноября неоспоримо подтверждает, что командование гитлеровских войск, располагая некоторыми разведданными о подходе резервов Красной Армии, не сумело правильно оценить их предназначение.

В самом деле, если бы штабисты Паулюса действительно так много знали о назревавшем советском наступлении, как они пишут в послевоенных мемуарах, то командованию 14-го танкового корпуса, конечно, не позволили бы броситься на Рынок в самоубийственную авантюру против группы Горохова. В итоге генералитет 6-й армии всего за двое суток до начала сокрушающего контрнаступления советских фронтов обескровил лучшую из трёх своих танковых дивизий в атаке на Рынок, потеряв при этом всего в одном бою десятки танков.

Хитроумный план врага

Итак, в ноябре, как и прежде, враг был очень опасен, хитёр и коварен. Он менял тактику и стремился гибко использовать любое возникающее у него преимущество. «Генеральное» наступление в Рынке (как его нередко называли в своих воспоминаниях ветераны) в значительной мере основывалось на внезапности и хитрости. Наши солдаты, находящиеся в передовых окопах, чувствовали тревогу. Но когда и что намечается, никто не знал…

К вечеру 16 ноября ветер усилился, сгущался туман, точнее — непроглядная морозная дымка с реки. Видимость, по документам, составляла не более ста метров. По воспоминаниям ветеранов, туман был такой густой, что ничего нельзя было различить дальше трёх — пяти шагов. Всю ночь, как давно было заведено у Горохова, в траншеях на передовой находились офицеры и политработники рот и батальонов: они беседовали с бойцами, напоминали о бдительности, перебрасывались последними известиями, отвечали на вопросы бойцов. Перед всем фронтом батальона было тихо. Ничего подозрительного. Только туман…

Хитроумные немцы учли, что по неписаному распорядку если ночью всё было спокойно, то с 5 часов утра в наших траншеях на передовой начиналось движение. Под утро офицеры вышестоящих штабов и политработники возвращались на свои КП и в землянки. С передовых рубежей направлялись посыльные в тылы, к кухням за горячей пищей (другой раз и поесть-то можно было только вечером, когда над полем боя опускались сумерки). Психологически расчёт был верным. До рассвета и смены ещё далеко, а ночь прошла тихо: утомлённые и прозябшие бойцы расслабляются, думают о смене, отдыхе, питании…

Внезапность противнику удалась вполне. Раннее утро. Ещё темно. Всё кругом погружено в густой туман. Тишина. На северо-западной и северной окраинах Рынка тоже тихо. Без единого выстрела отборные штурмовые группы немцев бесшумно кинжалами вырезали или захватили живыми заснувшее боевое охранение 1-й роты лейтенанта Кашкина. Левее первой роты — балка Сухая Мечётка. Это — глубокий овраг с многочисленными отрогами, который с двух сторон охраняли (с другого склона оврага находились позиции одной из рот 3-го батальона Графчикова). Но под покровом тумана немцы в районе кладбища сумели подкрасться к передовой линии и навалились на стрелковое отделение 1-й роты. Противник оказался на стыке обороны между двумя стрелковыми батальонами бригады Горохова. По Сухой Мечётке враг направился на южную окраину Рынка, к Волге, вглубь нашей обороны.

Ориентировался противник неплохо: с господствующих высот для него вся наша оборона ежедневно была видна как на ладони. Плюс постоянная авиаразведка. А ещё была такая напасть как перебежчики. В сталинградском пополнении бригады Горохова люди оказывались, прямо сказать, разные. Большинство золотыми буквами вписали свои имена в историю боёв на севере города. Да и потом военная судьба провела их с 39-й армией через Смоленщину, Белоруссию, Пруссию до Кёнигсберга, а оттуда — до Большого Хингана и Порт-Артура в Китае. Но были и другие. Вот и в ночь с 16 на 17 ноября из роты Кашкина к противнику ушло отделение бойцов в количестве 5—7 человек нового пополнения, полученного накануне из-за Волги.

Итак, под покровом непроглядного ноябрьского тумана в посёлок Рынок незамеченными для нашего переднего края в ранние предрассветные часы просочилось более роты солдат противника. Они вышли в тыл ротам единственного оборонявшегося здесь стрелкового батальона Ткаленко.

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *