Лиане Килинч (Москва) о гуманитарной помощи Донбассу
(Ред.) Лиане Килинч уже десять лет занимается гуманитарной помощью в зоне боевых действий. В 2015 году вместе с шестью другими людьми она основала в Вандлице (Бранденбург) Фонд «Мост мира – помощь жертвам войны» (www.fbko.org). С тех пор она регулярно совершает поездки в Донбасс, в соответствии с современным законодательством Донецкую Народную Республику, чтобы определить, какая необходима помощь, получить информацию о текущих проектах и организовать помощь на местах. С августа 2022 года Лиане постоянно проживает в Москве. В 2023 году в России она получила статус политического беженца. В Москве Ульрих Хайден побеседовал с председательницей Фонда и эмигранткой.
Как сейчас протекает гуманитарная работа?
В этом месяце мы отмечаем десятилетний юбилей. В январе 2015 года мы отправили первую партию помощи в Донбасс. Тогда она составила шесть с половиной тонн. Радио Берлина и Бранденбурга сопровождало нас. Все было замечательно. Помощь в зоне боевых действий. Это была так называемая зимняя помощь. Мы основали Фонд в июне 2015 года.
Мне было сложно пригласить тебя на интервью, потому что ты постоянно в разъездах.
Не всегда в разъездах. Для них еще нужна серьезная подготовка. Бывают мероприятия, например, с университетами. Но главной задачей остается помощь Донбассу. Я езжу туда раз в месяц. Еще я недавно была в Курске. Это «старая» российская территория. До этого я была в Авдеевке, Донецке, Горловке, Ясиноватой и Мариуполе. Грузовики с гуманитарной помощью отправляются каждый месяц. Иногда я сопровождаю их.
Здесь, в России, у нас есть различные партнеры, с которыми мы организуем перевозки. Так было и раньше, когда мне еще не пришлось эмигрировать. У нас всегда были российские партнеры, когда мы работали из Германии, потому что это облегчает работу.
Определенные товары мы всегда покупаем на месте. Зачем нести лишние расходы и везти продукты из Германии в Донбасс?
Под «на месте» подразумевается Ростов-на-Дону?
Это разные понятия. Ростов – это центральный пункт. Но мы покупаем, например, фрукты и из Грузии. Еще мы покупаем одежду. Однажды мы купили две тонны курток или другой одежды, которую можно было заказать на поддонах. Так было последние десять лет. Теперь мы просто едем на рынок в Донецке или в других районах Донбасса и покупаем все прямо там, а потом сразу же доставляем.
То, что передается в дар, — это часто товары на поддонах. Например, сейчас мы получили четыре тонны консервированного яблочного пюре от российской компании.
Не стоит забывать и о санкциях. Вначале нам удавалось доставлять детское питание и макароны в Донбасс напрямую из Германии. Но продукты питания, медикаменты и перевязочные материалы тоже попали в санкционные списки.
Но это странно, потому что немецкие лекарства можно купить в аптеках здесь, в Москве.
Что касается лекарств, то надо сказать, что Россия не хотела их импортировать. Немецкому Красному Кресту запретили въезд в Донбасс в 2017 году из-за ввоза медикаментов, которые вообще не были разрешены в России, или из-за подозрений, что с этими медикаментами проводились эксперименты.
У вас большое количество доноров, и вы хорошо известны в Германии. Люди продолжают делать пожертвования и сегодня, а на эти деньги вы потом покупаете в России товары для гуманитарной помощи?
Мне нужно немного углубиться в нашу историю. С началом спецоперации в феврале 2022 года любая помощь Донбассу была объявлена преступлением. Это касается всех, кто хоть что-то делает в этом направлении. Есть и другие общественные организации и частные инициативы, которые занимаются помощью Донбассу. СМИ и политики распространили формулировку «агрессивная война России против Украины». Мы с самого начала выступали против этой формулировки. Мы говорили, что война идет с 2014 года и что это прокси-война. НАТО продвинулось на Восток. Это была необъявленная война, которую начал Киев.
Я совершенно четко сказала, что со стороны России это оборонительная война. Россия должна обеспечивать свою безопасность. Так мы все попали в центр внимания. По крайней мере, так было с нашей организацией «Мост мира». «Мост мира» больше не мог организовывать перевозки из Германии из-за санкций, введенных против товаров «двойного назначения». Отвертка или лопата могли стать нашей погибелью, потому что нас могли обвинить в нарушении санкций.
В январе 2023 года мы, члены правления Фонда, приняли решение больше не осуществлять перевозки из Германии. И я думаю, что на самом деле это тоже не проблема. Потому что, честно говоря, гуманитарная помощь – это всего лишь капля в море. Гуманитарная помощь – это знак солидарности. Благодаря ей мы показываем: мы с вами, мы вас не забываем.
Раньше мы также принимали пожертвования в натуральной форме, когда они поступали. Но и это часто бывает непросто. Мы знаем, что у людей разные размеры. У нас было довольно много вещей, которые совсем не подходили. Перевозки никогда не были для нас самой значимой частью, потому что у нас другая концепция.
Наша концепция всегда заключалась в помощи на местах, помощи для самопомощи. На сегодняшний день мы реализовали более 800 проектов в Донбассе. Например, мы помогли создать швейную мастерскую. Мы поставили туда швейные машины. Мы сказали: мы поставим материал, а вам самим нужно работать. И это всегда срабатывало. Мы поставляли семена, цыплят, стройматериалы и комплексы для детских площадок, ремонтировали крыши, покупали и устанавливали окна, ремонтировали целые комнаты и помещения, например, в профессиональном училище, музыкальной школе и в детских садах в Горловке, и многое другое.
Доставляете ли вы людям особенные товары, в которых они остро нуждаются?
Да, бывают точечные заказы. Например, лекарства. Пенсии не очень высокие, а специальные лекарства и средства ухода стоят дорого. Например, сейчас мы доставили электрическую инвалидную коляску. Такие запросы поступают каждый день с 2018 года. Но, конечно, мы не можем выполнить все просьбы.
Государственные социальные службы не справляются с этим? Для гуманитарных организаций есть работа?
На мой взгляд, базовые потребности удовлетворены. Есть еда, костыли и протезы. Но некоторые вещи, выходящие за рамки базовых потребностей, государство не финансирует. У пожилой женщины есть пенсия, но ее уже не хватает на некоторые другие вещи, например, на электроодеяло.
Мы открыли небольшую фабрику в Севастополе, в Крыму. Фабрика только недавно отметила свое двухлетие. На фабрике работают 34 волонтера. Здесь производят одежду, свечи и продукты питания длительного хранения. Вяжут и знаменитых Чебурашек. Это маленький персонаж с большими ушами из советского мультфильма.
Фабрика снабжает Донецкую, Луганскую и Херсонскую области. Спрос высокий. «Мост Мира» предоставляет все материалы для производства и берет на себя расходы по доставке. Подобный проект планируется реализовать и в других местах.
Можешь ли ты рассказать о тронувших тебя моментах из твоих недавних поездок?
Я не хочу сказать, что после десяти лет поездок чувства притупляются. Но на многие вещи смотришь по-другому. События, которые произвели на меня наибольшее впечатление, произошли в 2016, 2017 и 2018 годах. Затем наступило такое время, когда люди уже вновь начали думать о восстановлении, потому что конфликт утих. С началом спецоперации ситуация снова изменилась. Вначале снова резко усилились украинские обстрелы, особенно в Донецке, Горловке и Ясиноватой. Потребность в помощи изменилась. Многие были эвакуированы, если они этого хотели, никого не заставляли, или покинули зону боевых действий и уехали в Россию, некоторых разместили в пределах Донбасса.
Люди из Горловки, которым мы оказывали помощь, сейчас находятся в центре России, в Калуге, другие – в Анапе. Тем временем многие вернулись в Донбасс, чтобы через три дня снова покинуть его, потому что обстрелы были слишком сильными. Появились вооружения с большим радиусом действия, а также беспилотники.
Жители Донецка тоже страдают от беспилотников?
В результате обстрела мы потеряли три фургона, которые использовали для доставки грузов. Фургоны сопровождают: один автомобиль сзади и один впереди. В Донецке мы потеряли два фургона, когда попали под обстрел. Один случай произошел в прошлом году по дороге на железнодорожный вокзал. Это был дрон-камикадзе. В 2023 году транспортное средство было атаковано кассетными боеприпасами. Это было в Киевском районе Донецка. Мы тогда только приехали из Луганской Народной Республики. Было уже довольно поздно, половина десятого. Говорят, так поздно ездить не стоит. Однажды были и погибшие.
Сейчас Горловка подвергается только атакам беспилотников. Я часто бывала в Горловке и хотела съездить туда еще раз через неделю-другую. Но сейчас я впервые задумалась о том, стоит ли ехать, ведь там ситуация тяжелая.
В последнюю поездку нам пришлось часами смотреть вверх. Мы разделились. Один смотрел направо, другой – налево. Всегда говорят, что нужно оставаться в укрытии и не передвигаться по открытой местности. Мы снабжали именно те районы, которые находятся под сильными обстрелами и непосредственно на линии фронта, такие как Никитовка и Глубокое.
Горловка – город, расположенный к северо-востоку от Донецка, — очень тронула меня. Во время моей последней поездки этот город был безлюдным. Я шла по аллее, на которой обычно всегда полно людей. Я была у нашего памятника. Мы профинансировали создание памятника в Горловке в память о детях, убитых украинским режимом, который был открыт 7 мая 2016 года. Я всегда посещаю этот памятник, когда бываю в городе. И вот я пришла к нему и не встретила ни одного человека на протяжении километров. Это было странное чувство. Куда подевались все люди? Безлюдный город. Это не давало мне покоя долгое время.
Многие люди не выходят из домов. В определенное время действует комендантский час. Люди пытаются жить своей повседневной жизнью, как могут. Но многие покинули регион.
Кстати, все изменится, когда будет освобожден город Торецк – в семи километрах к северо-западу от Горловки. Тогда обстрелы Горловки прекратятся, потому что тех, кто сейчас оттуда стреляет, там уже не будет.
Как я уже сказала, я также была в Авдеевке, в 30 километрах к северу от Донецка. Этот город больше нельзя обстреливать. Сейчас он восстанавливается. Территория по-прежнему сильно заминирована. Но в Авдеевке все те же контрасты, что и в Мариуполе: с одной стороны – полное разрушение, с другой – восстановление. Эти контрасты впечатляют и пугают. Люди возвращаются в Авдеевку, что, на мой взгляд, очень важно для оживления этих районов. Восстанавливаются дома, культурные учреждения и школы.
Лиане Килинч в Авдеевке перед разрушенными домами
Ты встречаешь там людей всех возрастов или только пожилых?
Люди, которые ждут там до конца, в основном пожилые. Часто это также женщины с детьми. Женщинам трудно обосноваться в других регионах. Либо мужчины погибли, либо они на фронте, либо их там нет по другим причинам. Женщины находятся в Авдеевке в привычной среде, у них там налажены социальные контакты. И о них очень хорошо заботятся. Уже третий год в Донбассе закрыты школы и детские сады.
Ты в России уже два с половиной года. Нелегко приехать сюда немцем в сложное время. Как тебе здесь живется, и как ты видишь свое будущее в России?
Я не считаю это такой уж проблемой. Благодаря помощи Донбассу у нас есть огромная сеть контактов. С 2016 года мы также поддерживаем выживших в немецких концлагерях и российских ветеранов войны. После моего приезда в Москву ветераны войны были первыми, к кому я обратилась.
В чем тебя обвиняли в Германии?
В сентябре 2022 года в Донбассе прошел референдум. Мы были в Ясиноватой в качестве наблюдателей. На обратном пути мы заехали в Москву. Вот с этой ситуации все и начало накаляться в Германии. В статье, опубликованной в одном из немецких СМИ, нас обвинили в «сотрудничестве с советскими ветеранами». Затем в отношении меня и Фонда началось уголовное преследование по нескольким направлениям. Тем временем против меня был вынесен приговор из-за буквы «Z» на российском грузовике.
Некоммерческий статус нашего Фонда был аннулирован. Мы подали апелляцию. На данный момент дело висит в воздухе, потому что оно, вероятно, сложное для тех, кто хочет, чтобы с нами было покончено.
Когда я попросила политического убежища в Москве, это была совершенно новая ситуация для России. Когда вообще люди из западных стран просили политического убежища? Это было очень давно. Позже я узнала, что закону о политическом убежище уже тридцать лет, но он никогда не применялся. Это было сложно и для меня, и для российских властей. Но потом все прошло довольно быстро. В октябре 2022 года я подала заявление, а в феврале 2023 года я получила статус «политического беженца».
Сначала, конечно, это был шок для всех, семьи, работы и всего остального, что с этим связано. Но ничего лучшего для нашего Фонда и быть не могло. Я нахожусь здесь, так сказать, «у истоков». Теперь здесь, в Москве, я могу взять все в свои руки. И хотя политическое давление в отношении помощи Донбассу усилилось, количество членов нашей организации выросло, и пожертвования тоже увеличились.
Я думаю, что пожертвование иногда является единственным способом выразить протест. Под девизом: я не согласен, я хочу мира и дружбы с Россией.
Тебя часто приглашают в российские университеты, российские телеканалы берут у тебя интервью. В России ты теперь известная личность.
Молодые люди и студенты спрашивают меня: что, Вы из Германии и уже десять лет помогаете Донбассу? Они узнали о конфликте в Донбассе только после начала спецоперации. Необъявленная война Киева против Донбасса была не так заметна. К тому же до зоны боевых действий тысяча километров. Раньше студенты думали, что потом они будут учиться в Лондоне или еще где-нибудь на Западе. Теперь они внезапно столкнулись с русофобией и вынуждены были задаться вопросом, почему учеба в Лондоне больше невозможна.
Первый вопрос, который мне задают в университетах, теперь всегда звучит так: «Почему в Европе и особенно в Германии существует такая русофобия?» И тогда я начинаю с самого начала и рассказываю о том, какую негативную роль играет Германия в расширении НАТО на Восток.
В Мариуполе я объясняла студентам, что их будущее – там, в Донбассе. Нужны квалифицированные кадры. Но когда я слышу, что вместо немецкого языка студенты теперь изучают китайский, меня это немного огорчает. Но студенты сейчас просто ищут для себя другую перспективу.
Ты сказала мне, что тебя теперь блокируют в Telegram. Что это значит?
Мне сказали, что на меня поступила жалоба за «негативный контент». Но сообщение пришло не от службы поддержки, а было автоматическим. Ну, мы знаем, что Telegram фактически потерян после того, как его владелец, Павел Дуров, был арестован в Париже.
Потерян для нормального общения?
Цензура, которая раньше была в Facebook и других социальных сетях вроде X, теперь есть и в Telegram. Так что я не очень хочу с этим разбираться. Есть Telegram или нет, я все равно поеду в Донбасс и буду там помогать. И те, кто хочет знать, как у меня дела, как-нибудь со мной свяжутся.
У нас уже давно нет возможности работать на широкую аудиторию. Это связано с запретом российских СМИ в Европе, усиленным штрафами. По крайней мере, у нашей организации все еще есть сайт. Но даже в русскоязычной сети ВКонтакте теперь можно увидеть, что меня подвергают цензуре или что мои публикации ограничиваются.
Каким ты видишь свое будущее? Как политический беженец, ты можешь находиться только в России и Беларуси. В Германию ты не можешь вернуться?
Я все еще могу путешествовать по дружественным России странам. Это связано с моей организацией и моей личностью. Конечно, я больше не могу приезжать в Германию. Да и не хочу.
Сейчас у меня мало надежды на то, что ситуация когда-то изменится. Пока мы можем поддерживать работу «Моста мира» и есть люди, которые нам помогают, я буду продолжать это делать. И я это постоянно слышу здесь. «Очень важно, что вы здесь, что здесь есть „другие немцы“». Отсюда мы можем продемонстрировать Германии знамя, частичку человечности от людей, которые находятся с нами.
Как ты пришла к тому, что стала специализироваться на социальной помощи?
Я выросла в ГДР и являюсь ребенком социализма. Гуманизм был важной частью наших ценностей, как на международном уровне, так и в повседневной жизни. Никто не оставался в стороне. Я занималась велоспортом в спортивной школе. Он сформировал меня. Я занималась там с раннего утра до позднего вечера и по выходным, когда обычно проходили соревнования или сборы. Дисциплина, порядок, трудолюбие, амбиции, дух товарищества и девиз «никогда не сдаваться» — вот что меня сформировало. Я была агитатором в школе и в спорте и представляла свою страну на международных соревнованиях.
Были ли у тебя в семье примеры для подражания?
Мой дед, его звали Карл Маркс, работал в Министерстве народного образования вместе с Маргот Хонеккер. Делом его жизни стало почти бесплатное школьное питание. Платили взнос в размере 55 пфеннигов. Молоко и фрукты были доступны всем детям в течение всего времени обучения в школе.
Моя бабушка заведовала крупнейшей библиотекой в ГДР в Доме Учителя на Александерплац в Берлине. Мой отец отвечал за безопасность в Министерстве государственной безопасности. Моя мать работала в крупнейшей клинике Берлин-Бух.
Нужно было беречь и защищать эти достижения ГДР. Мы были солидарны с Кубой, Вьетнамом, Мозамбиком, Анголой и многими другими странами, которые, как и мы, попали под санкции как социалистические страны.
Кем ты хотела работать в детстве и юности?
В детстве и юности у меня не было никаких карьерных устремлений, я была полностью сосредоточена на своей спортивной карьере, но я была очень хорошей ученицей, у меня были все знаки отличия за хорошую учебу. Только за поведение у меня была худшая отметка – тройка.
Что ты чувствуешь, когда помогаешь людям?
Это не совсем чувство. Помощь ассоциируется у меня с ответственностью и долгом. Я с детства выступаю за справедливость. И после того, как мы первый раз оказали помощь в Донецке, стало ясно, что мы будем продолжать.
Как изменилась твоя жизнь после объединения с Западной Германией?
После аннексии ГДР я изучала деловое администрирование. Большой спорт ГДР был практически разрушен. Все тренеры были уволены, и мы, спортсмены, два года находились в подвешенном состоянии. Многие уехали за границу. Я осталась, отчасти из-за своей семьи и трех младших братьев.
Ситуация была очень сложной. Тогда я сосредоточилась на своем профессиональном образовании. В это время я вышла замуж и завела семью. Через несколько лет, в связи с состоянием здоровья в семье, я «обосновалась» в сфере амбулаторной помощи. Это была очень самоотверженная работа, которая доставляла мне массу удовольствия, хотя и была очень утомительной. Я проработала в этой сфере 20 лет. Я ухаживала за многими пациентами в амбулаторных условиях.
С началом необъявленной войны Киева против Донбасса, которая, так сказать, происходила у нас на пороге, и с имеющимися знаниями об агрессивной войне против Югославии, которая нарушала международное право – а я, конечно, всегда была политически активна в то время, — быстро стало ясно, что мы должны оказывать гуманитарную помощь. А дальше все пошло своим чередом: основание организации, помощь непосредственно на местах. Мы своими глазами видим, кто в кого стреляет, и каковы последствия для населения Донбасса – разрушения и геноцид.
Ты делаешь что-нибудь хорошее для себя?
Это сложный вопрос, на который я не люблю отвечать, вернее, избегаю ответа. На самом деле, это крайне необходимо и нужно. Но у меня пока не было возможности. Но когда-нибудь я должна это сделать и взять тайм-аут.
Лиане Килинч беспрерывно борется за жертв войны, разразившейся в Донбассе в 2014 году. Сегодня, 27 января, был загружен 80-й грузовик с гуманитарной помощью для Донбасса.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
