По материалам публикаций на сайте газеты «Советская Россия».
Джордж Кеннан, автор секретной «длинной телеграммы» от 23 февраля 1946 года, остался в истории первого послевоенного времени не только благодаря ей, но и благодаря еще одному важному высказыванию.
6 ноября 1947 года, через 20 месяцев, уже не в качестве посла в Москве, а в качестве влиятельного чиновника Госдепартамента, он кратко написал: «Правительство Советского Союза не хочет и не ждет от нас войны в обозримом будущем». Здесь можно выделить два утверждения: «не хочет» и «не ждет от нас». Первое – более чем реалистично. Оно точно. СССР вышел из войны с потерями в 20 миллионов убитых, военных и гражданских. И с огромными разрушениями. При том же направлении советской политики, как оценил Кеннан, потребуется пятьдесят лет, чтобы восстановить страну. Сразу же после окончания военных действий Коммунистическая партия Советского Союза решила снова перенести на прежние места промышленные предприятия, эвакуированные на восток и на север, очень далеко от Москвы, чтобы избежать их захвата или разрушения от немецких бомбардировок. Американские и британские спецслужбы следили за этими, огромного масштаба, перемещениями целых фабрик и их персонала и легко могли сделать вывод о военном и политическом значении этого решения. Кеннан это знал и сказал об этом открыто. Если Сталин принимал такие решения, их значение было недвусмысленным. Он не опасался других нападений и рассчитывал, что их не будет долго. Перед СССР, кроме того, стояла проблема, как «включить» в свою систему, интегрировать в промышленном и политическом смысле весь уже захваченный европейский восток. Не приходилось опасаться советской атаки на Западную Европу.
Второй
вывод (Москва «не ждет от нас…») может означать две противоположные мысли: не
будем атаковать – или: если мы их атакуем, то легко сможем победить. Пока Запад
готовил переворот и отменял, как мы видели, подписанный в Потсдаме договор,
военное решение было хорошо обдумано и подготовлено. Не знаем, что делал или
что думал по этому поводу сталинский штаб. Из советских военных архивов
просочилось немного, несмотря на то, что российский президент Борис Ельцин
открыл все окна и двери. Совсем не исключено, что и в Москве строили
параллельные военные планы из-за уже ставшего ожесточенным политико-дипломатического
противостояния по поводу будущего Германии. Но если такие планы существовали,
они были ответом на западные замыслы атаки.
Об этих западных планах известно многое, если не всё. Война против Советского
Союза планировалась, можно сказать, «сию минуту». План назывался «Полумесяц»
(Halfmoon) и указывал, к каким военным действиям следует готовиться «на случай
войны в ближайшем будущем». На плане была обозначена дата 21 июля 1948 года.
Америка в тот момент обладала атомной монополией.
Атомные бомбы США были сброшены на Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года, тремя годами раньше. У США было достаточно атомных бомб, чтобы стереть с лица земли все главные советские центры в европейской зоне, и достаточно ракет-носителей, чтобы доставить бомбы по назначению. Первый советский атомный эксперимент будет отмечен в Семипалатинске 29 августа 1949 года. Однако, по оценке плана Halfmoon, несмотря на ядерное превосходство, «война с Советским Союзом в ближайшие годы будет напоминать по своему характеру и продолжительности Вторую мировую войну». В другом документе, датированном 11 мая 1949 года, на основе данных о советском военном потенциале оценивались последствия стратегической ядерной бомбардировки: «2 миллиона 700 тысяч убитых, более 400 тысяч раненых, а 28 миллионов человек в 70 городах останутся без крова». Был составлен список городов, на которые предполагалось напасть.
Отсюда следует, что Соединенные Штаты уже разработали и считали эффективной доктрину первого наступательного ядерного удара. Но другие проекты, такие, как получивший название Off Tackle, от 26 марта 1949 года, указывали и дату начала, «предположительно» назначенную на «1 июля 1949 года». А в проекте Dropshot предполагалось применить 300 атомных бомб и 29 тысяч тонн – неатомных при бомбардировке ста советских городов. Проекты этой войны были чрезвычайно детально разработаны в том, что касалось политических последствий, которых хотели добиться. СССР считался «геополитическим конкурентом», которого нужно было уничтожить «как социалистическую структуру». В мирное время предполагали применять «различные формы психологической войны», а во время войны считали нужным «снабжать оружием любое некоммунистическое политическое формирование и оказывать ему поддержку» так, чтобы «можно было уничтожать коммунистические банды методами русской гражданской войны».
В уже упоминавшемся плане Dropshot кроме атомных бомб назывались и другие многочисленные меры и цели политического характера. Во-первых, «отнять у нынешних систем управления поддержку народов СССР и их сателлитов». И убедить русских людей, что «уничтожение Политбюро – в ряду возможных вещей». Указывалось, что «тип отношений между Кремлем и советским народом представляет собой слабое место Кремля». Поэтому еще одна цель – «добиваться, чтобы предательство советских людей достигло высочайшей степени» и «организовывать манифестации и восстания в самых стратегически важных вассальных странах»…
Нюрнберг
и «денацификация» Германии
Для нас является неизбежным вернуться на шаг назад, чтобы посмотреть, как победители поступали не только с государством, но и с побежденным режимом. Заявление Москвы в октябре 1943 года, подписанное Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем, определило критерии, которые они считали главными для решения проблемы. Забраковали идею общей казни виновных, – которая имела сторонников среди журналистов и западных политических лидеров, – и решили, что только торжественный приговор и законный судебный процесс может прочертить на будущее юридическую и этическую границу, указывающую, что не только и не столько незаконна война, сколько незаконно использовать ее для нарушения всех моральных правил в отношении мирного населения и прав каждого человека на жизнь и человеческое достоинство.
Решено было, что главных руководителей нацистской партии будут совместно судить союзники, тогда как все соучастники не немцы будут принудительно депортированы в родные страны и там судимы по тем законам, которые будут там действовать на момент подписания перемирия. Через шесть с половиной месяцев после капитуляции Германии, 20 ноября 1945 года, в Нюрнберге начался судебный процесс над самыми высокопоставленными германскими функционерами, оставшимися в живых. Международный военный трибунал был составлен из судей, назначенных в равном количестве Соединенными Штатами, Великобританией, Францией и Советским Союзом. Каждый из четырех победителей назначал судью и группу прокуроров, которые должны были выдвигать обвинения. Необходимо было определить юридические нормы, которым надо было следовать в ходе процесса, – задача нелегкая, так как критерии, существовавшие в четырех странах-победительницах, были неодинаковыми. Сам выбор главных подсудимых не обошелся без споров и проблем. В конце концов было достигнуто согласие насчет 24 подсудимых, которых на самом деле выбрали для того, чтобы они представляли весь класс нацистских руководителей в его военной, политической, экономической и дипломатической составных частях.
Трое из этих подсудимых – конечно, главные – не могли сесть на скамью подсудимых, потому что покончили с собой перед концом войны: Адольф Гитлер, Генрих Гиммлер, Йозеф Геббельс. В числе подсудимых должен был быть и Густав Крупп – крупный промышленник, главная опора германской милитаризации. Крупп, хотя его и включили в первоначальный обвинительный акт, перед судом не предстал. Во время предварительных слушаний с общего согласия решили, что возраст и слабое здоровье – достаточный мотив исключить его из числа обвиняемых. В конце концов, перед судом предстал 21 человек. Мартин Борман, личный секретарь Гитлера, не был задержан, и его судили заочно. Роберт Лей, занимавший пост одного из 18 рейхсляйтеров (руководителей рейха) в качестве главы Deutsche Arbeitsfront (Немецкого рабочего фронта), покончил с собой накануне процесса.
Их обвиняли в преступлениях против мира, военных преступлениях, заговорах, преступлениях против человечности. В число последних входили убийства, истребление, депортация, преследование по расовому, политическому и религиозному признаку. Трибунал постановил, что каждое решение, чтобы быть принятым, должно получить согласие по крайней мере троих из четверых судей. Впоследствии предстали перед судом все главные нацистские организации: рейхсканцелярия, специальные военные формирования – такие как СС, служба безопасности – СД, гестапо (тайная полиция), штурмовые войска (СА) и верховное командование германских вооруженных сил. Вердикт первого и самого важного процесса в Нюрнберге был вынесен 1 октября 1946 года. Двенадцать подсудимых приговорили к смертной казни, кремировали в Дахау и сбросили пепел в реку Изар. Трое подсудимых получили пожизненное тюремное заключение, других приговорили к более мягким наказаниям. Трое были освобождены.
24 главных обвиняемых были выбраны как предупреждение и как символ. В истории, на страницах учебников, в воспоминаниях того поколения остался процесс над руководителями. За ним последовали мириады менее значительных процессов, на которых судили офицеров и чиновников менее высокого уровня. Гарри Трумэн назначил главным прокурором американца, который расследовал дела 183 обвиняемых немцев на 12 отдельных процессах. В послевоенные годы в зоне, находившейся под советским контролем, последовали друг за другом сотни процессов. Другие судебные процессы состоялись в Италии, Австрии и Франции. Но история германской «денацификации» совсем не так ясна, как представляется на Нюрнбергском процессе.
Достаточно вспомнить, что 10 октября 1945 года комиссия американского сената под председательством сенатора Килгора опубликовала результаты расследования об ответственности немецких промышленников, «несомненно замешанных в преступлениях, совершенных нацистами», где фигурировали 42 крупных промышленника, среди них названы были Крупп, Стиннес, Клик, Тиссен, Сименс, Пфердменгес. 23 марта того же года, за восемь месяцев до «главного» процесса, генерал Маршалл распорядился арестовать 1800 промышленников. Еще была крепка в умах и в сердцах, и на Западе, и в Советском Союзе, мысль, что очищение страны не должно быть поверхностным, иначе нельзя создать демократическую страну. Но достаточно вспомнить дату «длинной телеграммы» Джорджа Кеннана (23 февраля 1946 года) и Фултонской речи Черчилля (5 марта 1946 г.), чтобы понять, почему 29 ноября 1946 года целых 27 из 42 немецких нацистских промышленников были освобождены как невиновные.
Западные страны уже начали снова принимать бывших нацистских главарей на гражданские и административные должности на всех уровнях. Начали терпимо относиться к формированию военных объединений неонацистского толка. «Денацификация» Германии начала терять поддержку именно тогда, когда начинался Нюрнбергский процесс. То же относится и к «демилитаризации». Создание НАТО уже шло полным ходом. В конце 1949 года генерал Клэй открыто поддержал необходимость создать западноевропейскую армию и включить в нее германский контингент. 25 мая 1950 года западные министры иностранных дел, собравшись в Лондоне, решили, что «Германия должна быть освобождена от всякого контроля». По этой новой колее, на которой уже неуместно было говорить о денацификации, пошло создание вооруженных сил Федеративной Республики Германия.
Статья
5 Потсдамского соглашения была забыта:
«Военные преступники и те, кто участвовал в планировании или осуществлении
нацистских мероприятий, влекущих за собой или имеющих своим результатом
зверства или военные преступления, должны быть арестованы и преданы суду.
Нацистские лидеры, влиятельные сторонники нацистов и руководящий состав
нацистских учреждений и организаций и любые другие лица, опасные для оккупации
и ее целей, должны быть арестованы и интернированы».
Для сравнения с высказанными здесь намерениями – вот несколько фактов:
Адольф Хойзингер, командир дивизии, генеральный инспектор и глава генерального штаба бундесвера – его мы вскоре встречаем на посту председателя военного комитета НАТО, который до 1946 года был высшей руководящей структурой этой организации. Следует добавить, что его имя открыто называлось в списке военных преступников – там он фигурировал в качестве экс-главы главного штаба Гитлера. И весь список производит впечатление. Вот еще пример:
Фридрих Руге, вице-адмирал, кавалер ордена Креста, врученного по приказу Гитлера, сотрудник военного преступника Кессельринга в Италии – он тоже занял высокое положение в Атлантическом альянсе. Так же как и Ганс Шпайдель, ставший командующим наземными силами НАТО в Центральной Европе, имея не вызывающее сомнений прошлое организатора нацистской агрессии против Франции и потом главы гитлеровского генерального штаба. Йозеф Каммхубер, дослужившийся до командира дивизии, генерал-инспектор государственных сил истребительной авиации – после того как был питомцем Геринга и бомбил (10 мая 1940 года) немецкий город Фрибург, чтобы дать нацистам предлог для воздушного терроризма против мирного населения Франции. Итак, достаточно запомнить это краткое перечисление, чтобы понять, какой политический и моральный переворот совершился в эти послевоенные годы: в 1957 году гитлеровских генералов, занимавших посты в командовании бундесвера, было 38; в 1960-м их стало 160.
Этот процесс стал даже более явным, когда формировались первые правительства Федеративной Республики Германия под руководством Конрада Аденауэра. Приводим здесь текст статьи 6 Потсдамских соглашений:
«Все члены нацистской партии, которые были больше, чем номинальными участниками ее деятельности, и все другие лица, враждебные союзным целям, должны быть удалены с общественных или полуобщественных должностей и с ответственных постов в важных частных предприятиях. Такие лица должны быть заменены лицами, которые по своим политическим и моральным качествам считаются способными помочь в развитии подлинно демократических учреждений в Германии». Но в середине 1961 года из 18 министров 13 были членами акционерных обществ тяжелой промышленности при гитлеровском режиме, а целых 9 сотрудничали с режимом или занимали должности в Национал-социалистической партии, в СС, в нацистском государственном аппарате.
Несколько примеров будут полезны, чтобы лучше понять происходившее. Людвиг Эрхард, вице-канцлер и министр экономики ФРГ, был руководителем нацистского института промышленных исследований. Франц Йозеф Штраусс, министр обороны при Аденауэре, был офицером-инструктором вермахта. Ганс Кристоф Зеебом, министр транспорта, был командиром в СС. Теодор Оберлендер, министр по вопросам беженцев, руководил пресловутыми СА и был председателем фашистского союза «Восточная Германия». Ганс Иоахим фон Меркатц, министр юстиции, начинал свою карьеру в гестапо – гитлеровской спецслужбе.
Стоит упомянуть о таком наглядном эпизоде. 22 октября 1952 года канцлер Аденауэр в ответ на запрос депутата от Социал-демократической партии Эрлера, заявившего, что в государственных органах боннского правительства слишком много нацистов, заметил: «Господин Эрлер утверждает, впрочем, вполне справедливо, что чем выше взбираешься по лестнице правительственных должностей, тем больше увидишь нацистов. Это правда, что среди функционеров, перечисленных господином Эрлером, начиная с должности советника и выше, около 66% составляют нацисты. Но я думаю, что нужно рассматривать этот вопрос с должной беспристрастностью, и можно сказать, что нельзя было действовать иначе. Было бы невозможно, например, восстановить наше министерство иностранных дел, если бы не были возвращены, по крайней мере на высшие должности, лица, имевшие определенный опыт в этой области. Я считаю, что мы должны перестать требовать удаления этих нацистов».
(Продолжение следует.)
Джульетто КЬЕЗА
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
