Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Эти трагические бессмертные строки, созданные нашей прекрасной поэтессой – фронтовой медсестрой Юлией Друниной, часто вспоминаются мне, особенно сейчас, накануне Великой Победы советского народа над гитлеровским и общеевропейским фашизмом. Есть тут и личная деталь. Так получилось, что мальчики в нашей семье появились на свет в конце 1927 года и позднее, так что попасть на фронт мы не успели. Нас называют тружениками тыла, ветеранами труда, еще как-то, никак не желают считать «детьми войны», видя, что проблема уходит вместе с нами…
А вот девочки наши постарше, они добровольно, как и Юлия Владимировна, ушли защищать Родину… Виктор, Сережа, я в этом не виноваты, однако, как сказал другой поэт, «но все же, все же, все же…» Наших сестер уже нет, а вечное чувство долга не оставляет меня перед Светой, Зоей, простыми девчатами, педагогами, наяву видавшими рукопашный…
***
Рукопашный бой – действительно страшное дело, хотя далеко не всегда исход сражения завершается именно им – времена Куликовых битв прошли давно. Один из наших маршалов сказал как-то, что «при двухстах орудиях на километр фронта о противнике не запрашивают и не докладывают. Докладывают о достижении намеченных рубежей и запрашивают о дальнейших задачах», т.е. тут уже не до рукопашной – противник, раздавленный артиллерией, или сам уйдет из окопов, или останется в них навсегда. А наши штабы начиная с наступления 19 ноября 1942 года под Сталинградом планировали не только по двести, но и по триста и более стволов, имели и боеприпасы для них.
Однако среди германских офицеров и генералов было немало хорошо подготовленных военных, да-да, настоящих профессионалов, и это лишь повышает цену окончательного результата – нашей Победы. Они умело уводили от обстрела свою пехоту и энергично возвращали ее в окопы к моменту нашей атаки и ее завершения, часто рукопашного. Для такого боя атакующим надо было сосредоточить батальоны храбрецов и умельцев, которые обеспечивали бы успех всей операции. Обычно такие батальоны называли «штурмовыми», в них уровень планируемых потерь (какое все-таки суровое фронтовое словосочетание – «планируемые потери»!) доходил до 50 процентов, реальные бывали и большими. Все это – военное искусство, и проявлялось оно более всего на самых ответственных участках фронта.
***
Такими участками на завершающем этапе операции «Багратион» стали Мангушевский, Пулавский (1-й Белорусский фронт К.К. Рокоссовского) и Сандомирский (1-й Украинский фронт И.С. Конева) плацдармы на левом берегу Вислы. К некоторым событиям на одном из них я и хочу обратиться, вспоминая беседу с Героем Советского Союза, сибиряком, полковником М.Н. Гурьевым, именно от него я впервые услышал и об этих событиях и о «батальоне Славы». Честно говоря, сначала я не совсем поверил некоторым, казавшимся неправдоподобными, деталям рассказа Михаила Николаевича, но кое-что дополнили его товарищи из этого батальона (наши беседы проходили в начале 90-х годов на встречах выпускников Асиновского военно-пехотного училища), кое-что узнал сам из разных источников и от разных людей.
Асино – город неподалеку от Томска. Училище в нем образовано в январе 1942-го, оно с 23 февраля 1942 года по 4 января 1946 года готовило командиров младшего и среднего звена, способных грамотно руководить воинскими подразделениями – от отделения до батальона. Может быть, я не стал бы писать об этой детали, если бы не желание упомянуть имя одного из первых начальников училища, ветерана Гражданских войн в России и Испании, участника (командовал дивизией, был ранен) обороны Москвы, одного из создателей Войска Польского и руководителей борьбы за освобождение Польши от гитлеровского фашизма, участника штурма Берлина и Праги, заместителя министра обороны Польши, генерала Советской, Испанской и Польской армий Карла Карловича Сверчевского. В 1945 году на банкете в честь Победы И.В. Сталин, провозглашая тост за него, сказал: «За лучшего русского генерала в Польской армии!»
***
Так вот. Немцы считали, что успешное наступление русских войск с Пулавского плацдарма невозможно и из-за природных условий, и благодаря отлично организованной обороне. Три-четыре траншеи, минные поля, заграждения из колючей проволоки, артиллерия. Командующий 69-й армией генерал В.Я. Колпакчи считал иначе, но был убежден в необходимости применения особых сил, применения штурмовых батальонов.
Из 77-й гвардейской дивизии генерала В.А. Аскалепова (участника Сталинградского и Курского сражений, Героя Советского Союза за форсирование Днепра, Вислу его дивизия тоже форсировала одной из первых) был выделен батальон майора Б.Н. Емельянова. Ему и было поручено на участке шириной 900 метров прорвать позиции противника, даже если все его подразделения вернутся в обстрелянные нашей артиллерией траншеи. Трем ротам батальона с тремя танками и четырьмя самоходками надо было выполнить задачу масштаба отдельной дивизии. По сути, задача решалась только мастерством солдат и офицеров. Аскалепов мог бы бросить всю дивизию, да еще и попросить поддержки, но тут были нужны, повторяю, мастера боя, а не собрание хороших людей, воевать еще не умеющих, грубо говоря, не пушечное мясо, не окопы, засыпанные трупами. Но и командованию, и участникам боя было ясно – батальон идет на смерть.
***
14 января 1945 года батальон гвардии майора Б.Н. Емельянова совершил уникальный подвиг, за который весь рядовой и сержантский состав был награжден орденами Славы, командиры взводов – орденами Александра Невского, командиры рот – орденами Красного Знамени, а комбат и командир взвода гвардии старший лейтенант Гурьев стали Героями Советского Союза.
В последней битве Великой Отечественной войны батальон фактически получил задачу провести разведку боем. Но он с ходу прорвал первую линию обороны противника и ворвался в глубину его позиций. За два часа батальон успешно занял три линии немецкой обороны, батальон уничтожил около четырехсот солдат и офицеров противника, вышел к Одеру, уничтожил дот, четыре дзота, два 37-миллиметровых орудия, три самоходки, бронетранспортер, десять пулеметов, захватил четыре дальнобойных орудия, взял в плен более ста солдат и офицеров. 69-я армия вошла в прорыв. Военный совет армии присвоил батальону Емельянова почетное наименование «Батальон Славы».
Остается добавить, что второго такого батальона в истории Великой Отечественной не было. Очень многие солдаты и сержанты батальона – выпускники нашего Асиновского училища. Более половины из них погибло.
***
И еще, уже из других моих поисков. С судьбой 77-й стрелковой дивизии и ее батальона Славы связаны судьбы многих других дорогих мне людей, в том числе генерал-лейтенанта танковых войск И.А. Нагайбакова, несколько лет работавшего в Томском артиллерийском училище, генерал-майора В.Н. Марцинкевича, участника Первой мировой и Гражданской войн, погибшего летом 1944 года в боях по овладению Пулавским плацдармом и посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза, многих солдат, офицеров.
Не раз уже писал: чем более я познаю великое чудо нашей Победы, тем выше ценю ее творцов, всех – от уже совсем немногих еще здравствующих, до тех, кого так или иначе коснулась моя собственная судьба. Какое же это счастье – знать, что вокруг тебя всегда были и есть замечательные люди, жизнью которых, знакомством с которыми, знанием о которых можно и должно гордиться!
***
Несколько слов о дальнейшей судьбе тех, кто здесь упомянут.
Маршал К.К. Рокоссовский 24 июня 1945 года командовал Парадом Победы, он остановил своего каракового (почти вороного) Полюса для встречи принимавшего парад заместителя Верховного Главнокомандующего Маршала Г.К. Жукова, тот был на светло-сером, почти белом Кумире. Всадники встретились напротив Мавзолея В.И. Ленина. Думаю, что это был высший момент славы двух крупнейших полководцев Второй мировой войны. Их дальнейшая послевоенная судьба хорошо известна, подчеркну только, что урны с их прахом погребены в Кремлевской стене, за Мавзолеем.
Генерал-полковник В.Я. Колпакчи блестяще завершил Висло-Одерскую операцию, за три недели его армия прошла с боями более трехсот километров, он стал Героем Советского Союза. Командовал войсками ряда округов. Он, уже генерал армии, погиб при исполнении служебных обязанностей начальника Сухопутных войск СССР в 1961 году в авиационной катастрофе. Для меня он – участник Первой мировой войны, Гражданских войн в России и в Испании, выпускник военной Академии – аргумент против ряда утверждений доклада Н.С. Хрущева на ХХ съезде КПСС.
Генерал-майор К.К. Сверчевский стал генералом брони Войска Польского (генерал-полковником). В 1947 году он погиб от рук бандеровцев. На Украине установлен памятник организаторам этого убийства. Памятники Сверчевскому в Польше уничтожаются, как и многие другие следы ее освобождения от гитлеровцев, в 1939 году сделавших эту страну не Польшей, а «Областью государственных интересов Германии». Уничтожаются, как и памятники шестистам тысячам «лежащим в земле сырой за Вислой сонной Сережкам с Малой Бронной и Витькам с Моховой», трем тысяч томичам, погибшим за свободу нашей «славянской сестры», десяткам тысячам воинов, оставшихся на Пулавском плацдарме. Не могу не попросить задуматься вот над чем. Уничижение памяти, уничтожение памятников всегда было, есть и будет считаться варварством. Робкие попытки оправдать его – безнравственны и кощунственны. Правительство Польши уничтожает память об армии-освободительнице и ее героях. Оценка этому очевидна, даже несмотря на то, что Красная Армия действительно была армией другой державы. А наше нынешнее правительство, закрывая фанерой (кстати, эстетически – это убожество!) Мавзолей, перед которым прозвучал доклад К. Рокоссовского о готовности войск к Параду Победы, с трибуны которого Г. Жуков подвел итоги войны, к подножью которого были брошены знамена поверженного врага, мимо которого проходили войска наших фронтов-победителей, кого, собственно, унижает? Чужеземцев? Вражеских завоевателей? Или нас с вами и всех тех, святую память о ком надо беречь и лелеять, даже если в жизни их не все было гладко. И нам не стыдно больше чем польским дипломатам, журналистам и военным?
Неужели я чего-то не понимаю?
***
На плацдарме 30 июня остался и генерал-майор В.Н. Марцинкевич, который еще в 1918 году командовал конным отрядом, дравшимся против деникинцев, а в июне 1944 года командовал 134-й дивизией, одной из первых форсировавшей Вислу у города Пулавы. В г. Крупка (Белоруссия), на родине генерала, в его память установлен бюст, его именем названа улица, его имя носит средняя школа. Его судьба – тоже аргумент в оценке упомянутого доклада Никиты Сергеевича.
Генерал-майор В.А. Аскалепов – тоже из этой категории. Шахтер, участник Гражданской, выпускник Академии имени М.В. Фрунзе (1934 г.), он провел свою дивизию от плацдарма на Висле до встречи с союзниками на Эльбе. Интересная (хотя бы для меня!) деталь: в начале 20-х годов он служил командиром взвода в дивизии, которой командовал будущий начальник Томского пехотного училища и Томского гарнизона генерал П.И. Воскресенский. В мае 1945 года Павел Иванович со своей 21-й Пермской Краснознаменной дивизией встретился с союзниками на реке Энс в Западной Австрии. У этих двух генералов есть еще одно биографическое совпадение, которому не позавидуешь. Оба были арестованы в 1937 году, оба далеко не скоро были освобождены, восстановлены в правах и возвращены в РККА на командные должности.
Генерал-майор Найгабаков, начальник штаба Кантемировской дивизии, долгое время служил в Германии, позднее руководил Высшей офицерской школой самоходной артиллерии имени Ф.И. Толбухина, был советником в Китае, получил звание генерал-лейтенанта. В 1959 году он скончался, похоронен в Курске.
Майор Б.Н. Емельянов после войны окончил Академию имени М.В. Фрунзе, служил в Советской армии, ушел в запас в 1965 году в звании подполковника. Скончался 10 марта 1969 года, похоронен в Щёкино Тульской области. Кроме Золотой Звезды Героя и ордена Ленина награжден двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Александра Невского, орденом Красной Звезды, многочисленными медалями. Его именем названа улица, на ней установлена мемориальная доска, доска установлена также на здании знаменитого Подольского училища.
Старший лейтенант М.Н. Гурьев окончил курсы «Выстрел», продолжал службу в армии, в 2000 году стал полковником. Похоронен в 2004-м в Майкопе, почетным гражданином которого он был.
Старший лейтенант Пластинин. Выше он не упоминался, я даже инициалов его не знаю, но именно он больше и ярче всех рассказывал нам, курсантам Томского артиллерийского училища, о последнем годе войны в Польше и Германии. За глаза мы звали его паном поручиком Пластиньским, ибо он еще недавно был командиром одной из батарей Войска Польского. Когда это войско создавалось, армия генерала В. Андерса, возникшая в СССР в 1941 году, все 70–80 тысяч человек, отправились не на советско-германский фронт (под Сталинград, например), а в Иран, ибо польские воины не хотели вместе с нами освобождать от немцев советскую территорию. Опускаю подробности, но Сталин при последней встрече с Андерсом сказал: «Мы не торопимся. Поляки могут выступить и когда Красная Армия подойдет к границам Польши. И без вас справимся». Лишь в 1944 году в Италии эти поляки вступили в бой со своими врагами. В СССР были и другие поляки, но когда у нас была создана и сразу же вступила в бой дивизия имени Т. Костюшко, оказалось, что честных и храбрых солдат-поляков в России не так уж мало, а вот офицеры, извините, драпанули по приказу лондонского правительства Польши и по воле своего командарма. И в дивизию, а потом и в обе польские армии, воевавшие на советско-германском фронте, послали наших ребят, способных запомнить, что граната называется granat, а гаубица – haubica. Пан поручик рассказывал нам о десанте в Варшаву во время восстания, о боях с власовцами, о спасении немногих восставших, об освобождении Варшавы 17 января и о взятии Берлина 2 мая. Орденов он имел, наверное, не меньше, чем ранений. И наше Красное Знамя, и Отечественной войны, и Красной Звезды, и польские – Крест Грюнвальда, Virtuti Militari, и другие. Сейчас я догадываюсь, что к нам его направили, чтобы он дослужил в армии до какого-то срока, дававшего более приличную пенсию. Наверное, сегодня его уже нет, но если вам не совсем ясно, что такое интернационализм и братство народов, перечитайте эти строчки про советского товарища старшего лейтенанта – польского пана поручика. Нынешние власти полонофобом меня не сделают…
***
А старшина Ю.В. Друнина, не выдержав распада страны, за которую она пролила свою кровь, добровольно – она всегда всё делала добровольно! – ушла из жизни в 1991 году.
***
Пулавский плацдарм. Батальон Славы. Одно из множества событий войны, закончившейся нашей Победой 75 лет назад. Сколько вспоминается имен! Не забыть бы еще кого-нибудь из этих генералов, офицеров, солдат и сержантов! Когда-то Василий Андреевич Жуковский написал:
«Не говори с тоской – их нет, / Но с благодарностию – были».
Но чтобы говорить с благодарностью об этих людях, их надо знать. Что-то сделал. Что-то еще постараюсь успеть. Верю, среди молодых найдутся те, кто сделает все остальное, – наши правнуки и праправнуки должны знать имена и дела всех победителей.
Лев ПИЧУРИН
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
Четыре строчки Юлии Друниной обессмертили её имя. Она ушла из жизни, когда распался СССР. Пошла в гараж Приколола записку зятю — «Андрюша, не пугайся. Вызови скорую и милицию.» Вошла внутрь. Села за руль и направила выхлопную трубу в салон.
Есть ролик в Инете. Рукопашный бой. Воспоминания ветерана. И ещё.
Стихотворение Семёна Гудзенко. Перед атакой.
Когда на смерть идут, поют, а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою, час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной.
Разрыв и умирает друг. И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед, За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины.
Разрыв, и лейтенант хрипит. И снова смерть проходит мимо.
Но нас уже не удержать И нас ведет через траншеи
окоченелая вражда, штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий. А потом глушили самогонку злую.
И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую.