По материалам публикаций на сайте газеты «Правда»
Автор статьи — Алексей Шахов, кандидат исторических наук
(Продолжение.
Начало в №88, 91)
Из Башкирии — в Рязань
В канун Первомая бригада полковника Горохова получила приказ: убыть в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Известие мигом облетело командиров и красноармейцев. Конечный пункт эшелонов не объявлялся. Люди особенно и не допытывались. Куда ещё? Конечно, на запад, к фронту. Выдадут оружие — и в бой! Расставание с Башкирией не было лёгким. За четыре месяца бойцы крепко сдружились с населением. Многие офицеры здесь оставляли свои семьи. Красноармейцы — уроженцы Башкирии — покидали родной край. Из Башкирии бригада убывала с конским составом и амуницией. Более 700 голов лошадей отправлялись разделить вместе с воинами бригады все тяготы военного лихолетья. На прощание командиру бригады Горохову и комиссару Грекову подарили боевых коней знаменитой башкирской породы. Обоим они служили долго и верно.
Бригада грузилась быстро, но без видимой спешки, суматохи. Каждый ясно представлял свои обязанности и чётко выполнял их. Бросались в глаза не только внешняя, но и внутренняя собранность, культура офицеров. При такой сложной и требующей большой организованности операции, как погрузка многотысячной массы людей, различного снаряжения, конского состава в эшелоны, со стороны офицеров — ни малейшего проявления нервозности, ни грубых окриков.
Перед отправкой личный состав не успел сменить обмундирование, сильно изношенное за четыре предыдущих месяца напряжённой боевой подготовки в полевых условиях и выполнения различных хозяйственных задач. Но внешний вид не только у офицеров, но и у сержантов и солдат был боевой: старые, залатанные брюки и гимнастёрки чисто выстираны, у всех белые подворотнички. По всему было видно, что боевой коллектив сколочен. У него — свои устои, нравы, складывающиеся традиции, а ведь бригада формировалась совсем недолго. Многие тысячи людей, собравшиеся со всех концов страны, разных по национальностям, по специальностям, по возрасту, культурному уровню, за такое короткое время стали членами дружной и единой семьи.
Прощай, Аксаково, прощайте, деревеньки и сёла! Пять тысяч человек, собравшись в одном месте и живя одними интересами, принесли сюда вести со всего мира: все пережитые события 1941 года, ожидания лучшего, порождённые битвой за Москву, горечь поражений, отступления и большие надежды. Главное: на станцию Аксаково будущее войско 124-й бригады собиралось порознь — россыпью, по одному, группками малыми. Уходили же из Башкирии в Рязань не россыпью, а прочно притёршимися боевыми коллективами. И много-много лет спустя ветераны-гороховцы вспоминали не то, что пришлось носить деревянное игрушечное самодельное оружие, а походы, учения, суровую башкирскую закалку.
По прибытии в Рязань 124-я бригада была подчинена 1-й Резервной армии. Акт армейской комиссии, принимавшей её в состав этого фронта, датирован 24 мая 1942 года. Общий вывод комиссии гласил: «1. Политико-моральное состояние бригады здоровое, обеспечивающее высокую боевую подготовку бригады. 2. Коллектив бригады представляет крепко сплочённый боевой организм, который с получением материальной части и с окончательной отработкой тактической и боевой подготовки будет полностью способен выполнить предстоящие боевые задания».
Все заботы комбрига, штаба, политработников, хозяйственные хлопоты — ради главного: как можно лучше подготовиться к фронту и первому бою. Потому в Рязани боевая подготовка только усилилась, условия её учений всё более приближалась к подлинно фронтовым. Каждый свободный час шла учёба. «Тревоги, вылавливание немецких разведчиков, напряжённая боевая подготовка, подготовка командиров отделений, сельскохозяйственные работы. За это время части преобразились: они возмужали, приобрели и усовершенствовали боевую готовность, улучшили мастерство ведения боя. Всё это было добыто упорным трудом в повседневной боевой жизни», — отмечал в своих воспоминаниях ветеран бригады Ф.Д. Сумин. На строевых занятиях старшины и сержанты кадровой службы до хрипоты уставали, «выколачивая гражданщину» из новобранцев. Им подражали запасники-офицеры. Так же, как и в Башкирии, «мы были всё время в поле, бегали и ползали по-пластунски, много занимались боевыми стрельбами. Выходили всем батальоном, а в промежутках — отдельными подразделениями», — вспоминал бывший автоматчик старшина И.С. Грекул.
Бригада вооружается
Получение подразделениями и частями бригады материальной части — вооружения — началось примерно через 2—3 недели после прибытия в Рязань, то есть с середины июня. Вооружение бригады проводилось не сразу, а постепенно. По воспоминаниям С.Ф. Горохова, командование бригады — командир и комиссар, начальник артиллерии, начальник политического отдела — выезжало в части и лично вручало оружие, особенно коллективное. Это проходило в торжественной обстановке, с выработанным в политотделе текстом особой клятвы.
«Получив оружие, — вспоминал С.Ф. Горохов, — мы не теряли времени на топтание полей в районе расквартирования, а выходили на просторы — в лес и прилегающие к нему обширные, малообитаемые поля, благодаря чему приблизили боевую подготовку к действительности». Части бригады уходили на 10—14 дней в леса под Рязанью, где жили в шалашах и вели усиленную боевую подготовку. Там проводили и тактические учения с боевой стрельбой. Это дало возможность хорошо обучить бойцов, что было оценено комиссией в ходе инспектирования бригады по поручению Ворошилова. В шифровке на имя Ворошилова генерал Аргунов, возглавлявший комиссию, дал отличную оценку её боевой и политической подготовке.
Ещё одна возможность улучшить боевую подготовку бригады появилась благодаря знакомству Горохова с начальством научно-испытательного полигона Красной Армии в Щурово (Коломна). Комбриг Горохов, использовав свои старые служебные связи, отправил туда миномётчиков (82-мм), автоматчиков и пэтээровцев, где они получили отличную огневую подготовку. Благо стрельбы на полигоне проходили с утра до темноты ежедневно. О размахе огневой подготовки воинов 124-й бригады на Коломенском полигоне говорит то, что командование полигона дало согласие вести стрельбу на износ, частично совмещая со стрельбой по цели. Благодаря неограниченному количеству боеприпасов при стрельбах на износ пэтээровцев, автоматчиков, миномётчиков бригады удавалось до автоматизма обучить владеть этим оружием.
По прибытии 124-й бригады в Рязань наступил резкий перелом в обеспечении её вооружениями — они стали поступать последовательно, с небольшими промежутками во времени. Но доформирование и доучивание бригады на рязанских просторах за довольно короткий период просто не могло бы состояться без заложенных в Башкирии основ боевой подготовки на бутафорском оружии. Затея по изготовлению и использованию деревянных макетов себя полностью оправдала. Она позволила начать подготовку достойных участников Сталинградской битвы, «не ожидая с моря погоды».
Но люди так наголодались в Башкирии без настоящего вооружения, так им опостылели деревяшки, что в Рязани возник чуть ли не культ поклонения оружию. А тут ещё знакомство Горохова с полигоном. Как милы были всем, начиная от комбрига до рядового на том полигоне, гром и трескотня боевых стрельб! Вот откуда взялась потом в Сталинграде у гороховцев всеобщая стихия самовооружения. Все обзавелись танковыми пулемётами ДТ, противотанковыми ружьями. Личный состав заимел вкус к автоматическому оружию. Оснастили себя трофейным и нашим автоматическим оружием. Очень действенным средством станут у гороховцев ротные миномёты (небольшого калибра) и гранаты. Едва ли не у каждого солдата на его позиции в обороне находился солидный запас гранат-«лимонок», бутылок «КС».
Полковник Горохов считал важным приучить бойцов к взрывам и огню на поле боя. Ведь поначалу немало было таких, кто, выстрелив из винтовки, бросал её. Местность для такого обучения подготавливалась заранее: закладывались небольшие фугасы, бутылки «КС». Всё это маскировалось валками соломы. Когда батальон наступал, передвигаясь перебежками, сапёры взрывали «сюрпризы». Вскоре бойцы убедились, что огонь и взрывы не так страшны, как казалось вначале.
На Коломенском полигоне, где предоставилась возможность провести боевые стрельбы из ПТР, было получено разрешение одну броневую плиту вывезти в Рязань. Она использовалась для стрельбы по ней из противотанковых орудий. Технология была такая: плита крепилась на салазках и, имитируя движущийся танк, тросом перемещалась по полю. Хорошая выучка противотанкистов и пэтээровцев дала потом себя знать в первых же боях с немцами и являлась важным фактором устойчивости гороховской обороны. Как показала жизнь, не было из башкирско-рязанского опыта, из закалки личного состава того, что не пригодилось в Сталинграде. Хотя местность на Волге была совсем иная, но полученная закалка гороховцам привилась и стала их второй натурой.
«Ни шагу назад!»
Однако научить владеть оружием, стрелять — дело не столь трудное, как морально-психологическое формирование характера воина, бойца. Ещё труднее из одиночек сколачивать отделения и взводы, управляемые и волей командира, и привитым сознанием долга. Приходит момент, когда никто не потерпит ослушания, а тем более невыполнения приказа. Самое же главное — научить и приучить командира умело приказывать и обеспечивать исполнение приказа. Найденная в бригаде формула для руководителей была проста и понятна: сладким будешь — съедят, будешь горьким — выплюнут. Главное, что характеризовало 124-ю стрелковую бригаду на этом этапе: ко времени получения оружия в Рязани — это уже было войско.
Вероятно, то, что бригада была хорошо подготовлена, явилось причиной её перевода из 1-й Резервной армии в состав Московской зоны обороны (МЗО) через полтора месяца после прибытия в Рязань. Уход 124-й бригады в Московскую зону обороны датируется 7 июля 1942 года. Согласно документам штаба округа, которые подводили итоги недолгого пребывания 124-й бригады в МЗО, с 13 июля она занималась по двухмесячной программе боевой подготовки для стрелковых дивизий. Было отработано 50 процентов тем. Проведено три батальонных учения в поле с выходом за 30 километров. Проведено два бригадных учения под руководством группы генерал-майора Аргунова.
Между получением боевого оружия и началом итогового бригадного учения, проводимого Н.Е. Аргуновым, не было продолжительной паузы. На проверку от имени маршала К.Е. Ворошилова бригада вышла обученной, сплочённой, управляемой боевой единицей. Итоговый вывод комиссии командующего Московским военным округом генерала Артемьева гласил: «Бригада сколочена и готова к выполнению боевой задачи».
Конец июля 1942 года. С полученным вооружением бригада в полном составе походным порядком ушла из мест расквартирования в Рязани за Оку и углубилась километров на 25—30 в глухие леса Мещёры. Трое суток на большом поле, затерянном среди дремучих лесов и топких болот, стрелковые батальоны с артиллерией и миномётами вели настоящие боевые наступательные действия.
После только что завершённых манёвров офицеры бригады собрались на открытой просторной лесной поляне. Такого ещё не было — построение офицерского состава всей бригады! Почему отдельное офицерское построение, ведь разбор учений уже проведён? Перед строем выходят комбриг и комиссар бригады. Греков начинает читать приказ. Это приказ Народного комиссара обороны Союза ССР И.В. Сталина от 28 июля 1942 года. Первые же строки его приковывают к себе внимание всех стоящих в строю: «Враг бросает на фронт всё новые силы и… лезет вперёд, рвётся в глубь Советского Союза, захватывает новые районы… Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге… …Мы потеряли более 70 миллионов человек населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тон металла в год… Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину… …Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв».
Слова были страшные. Больше поражала доверительная откровенность и в цифрах, и в оценке положения. Комиссар читал приказ с подъёмом, с выражением, чётко чеканя каждое слово. И каждое слово гвоздём забивалось в мозг и сердце. Комиссар передохнул, набрал полную грудь воздуха и с ещё большим подъёмом отрубил: «Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования…» Слова приказа №227 124-я стрелковая бригада в Сталинграде выполнит в полном объёме и точно. Целых пять месяцев подряд — без перерыва, без отдыха, без смены!
На фронт
8 августа 1942 года, Рязань. Поле у какой-то деревушки. На нём вся бригада — пять тысяч человек — замерла перед импровизированной трибуной. Воины только что выслушали речи командира бригады С.Ф. Горохова, комиссара В.А. Грекова, представителей отдельных подразделений. Наступил самый торжественный момент. Над полем — полная тишина. Командир и комиссар бригады спускаются с трибуны, подходят к представителю командования Московского военного округа, который держит за древко большое знамя. На нём золотыми буквами: «124 отдельная стрелковая бригада». Отныне у бригады своё Красное знамя. Вот командир и комиссар бригады подошли к нему, опустились каждый на колено, целуют алое полотнище. Громогласное «Ура!», гром оркестра, торжественный марш всей бригады мимо трибуны. Теперь 124-я бригада стала полноправным воинским соединением!
Получен долгожданный приказ на погрузку для следования на фронт. Во исполнение распоряжения Ставки командующему МВО за подписью начальника Генерального штаба А.М. Василевского было приказано направить в пункты нового назначения войсковые соединения. Пункт «е» приказа гласил: «124-я ОСБр. Погрузка ст. Рязань, 6:00 15.08, темп — 3 эшелона в сутки».
12 августа части бригады приступили к погрузке. Под покровом темноты головной эшелон 124-й стрелковой бригады отошёл с глухого пути Рязанского вокзала. Согласно шифровке командующего Московской зоны обороны и Московского военного округа генерал-полковника Артемьева, начиная с 15 августа 124-я отдельная стрелковая бригада семью железнодорожными эшелонами убыла в направлении Астрахани. С первым эшелоном ехал начальник штаба бригады П.В. Черноус. Следом, со вторым эшелоном, — комбриг. С последним — заместитель командира бригады по тылу капитан Довгополый.
Конечный пункт назначения в бригаде известен не был. Лишнего никому знать не полагалось. Яснее ясного — ехали на фронт. Это понятно, но куда именно? В вагонах судили-рядили по-всякому. Совсем удивительно стало, когда подъезжали к Саратову, а дальше движение пошло через Волгу на восток. Бесконечные вопросы: почему везут в тыл? В штабных вагонах — точно муравейник: почему в сторону от фронта? Спорили, гадали… Начальству виднее…
Первые дорожные впечатления: встречные эшелоны с эвакуированными, их разнопёрый скарб. Пассажирские поезда, на стенах, крышах огромные красные кресты. Порожняк из подбитых, обгорелых вагонов. Платформы с крошевом самолётных останков. Поначалу в пути — песни, шутки. Но, не доезжая до Балашова, на небольшой станции увидели раненых, наслушались их рассказов. А потом сами увидели разбитую станцию — месиво из стоявших там эшелонов. Пошли разговоры мрачные и серьёзные: «Что же он делает, гад проклятый?»
Не доезжая до Саратова, стали встречаться санитарные поезда, много раненых. Раненые рассказывали, кто что видел. Каждый толковал по-своему. Из гороховцев каждый тоже по-своему воспринимал. Помогали разобраться разъяснения командиров, комиссаров. А вообще, расстраивались в меру. Из эшелона никто, ни один человек не затерялся. Все прибыли к месту назначения. Командиры и политработники поначалу опасались таких встреч. Думали, чего ободряющего скажет изувеченный человек?
Но опасения оказались напрасными. Голоса охающих заглушили уверенные, бодрые пожелания: «Бейте его, ребятки! Он, подлюга, почище нашего драпает, когда его долбанут. Желаем победы, ждите нас на подмогу». Получалось совсем обратное от этих встреч. Молодые бойцы привыкали реально видеть неизбежное. Ожесточились их сердца против виновника этих страданий. Желание у людей было одно — побыстрее определиться к настоящему делу. Только очень не хотелось быть раненым или убитым до настоящего боя. Верилось в лучшее.
В пути следования командиры и политсостав наладили учёбу и партийно-политическую работу. Повторение уставов, наставлений, сборка, разборка оружия, устранение возможных неисправностей. Бдительность, дисциплина — основной мотив бесед с людьми в эшелонах. Приближение к фронту мобилизует людей. Пополняются ряды партийной и комсомольской организаций бригады. Сухой язык справки за подписью начальника политотдела К.И. Тихонова сообщает: в пути личным составом бригады подано заявлений в ВКП(б) — 115 человек, принято — 55. В ВЛКСМ — 109, принято — 71.
Поворот к Сталинграду
24 августа. Бригадные эшелоны проехали Саратов, Энгельс и продолжали путь по калмыцким степям. Стояла невероятная жара. Первая, довольно достоверная ориентировка о маршруте — в Саратове. Помощник коменданта майор ориентирует: направление — через Энгельс на Астрахань. Длинный мост через Волгу. Кварталы чистенького Энгельса — и на юг, в степи.
Эшелонов с эвакуированными и ранеными попадалось меньше. И те и другие ехали на чём попало, переполняя порожняк: тормозные площадки, цистерны, крыши, платформы (большинство, видимо, на север, вдоль обжитого левого берега Волги). На север тянулись огромные гурты скота. Подъехали к Красному Куту, и движение на восток резко сменили поворотом на юг. И все пришли к выводу: быть бригаде в Астрахани. В то время бои шли в Сальских степях. Но поезд круто повернул. Теперь уже ясно: не на Кавказ, а наверняка на Сталинград.
…Бескрайняя, рыжая, ржавая степь. Пылящее марево. Воинский эшелон со штабным вагоном командира 124-й отдельной стрелковой бригады полковника С.Ф. Горохова подходил к узловой станции Верхний Баскунчак. Комбрига ожидали два посланца штаба фронта. Они были неразговорчивы и, едва поздоровавшись, предъявили боевое распоряжение штаба Сталинградского фронта. Теперь в архиве этот документ значится как дополнительное боевое распоряжение №00328 штаба Сталинградского фронта от 24.08.1942 г. На основании распоряжения Ставки Верховного Главнокомандования движение эшелонов бригады к Астрахани на станции Верхний Баскунчак приостанавливалось. Всем составом бригаде надлежало следовать к Сталинграду.
Из весьма отрывочных пояснений представителей штаба фронта командование бригады могло заключить, что они чем-то сильно озабочены. О положении на фронте те говорили неопределённо и скупо. Никто в гороховской бригаде тогда не мог знать, что в районе Сталинграда произошло накануне, 23 августа 1942 года. Да и в самом Сталинграде ещё утром того дня никто не знал о нависшей над городом новой и страшной угрозе: над его заводами, работавшими на оборону, сотнями тысяч его жителей и приютившимися в городе эвакуированными из захваченных немцами местностей. Над госпиталями, пристанями, пароходами на Волге… Последние часы оставались до большой беды, до тех мгновений, когда огненный смерч войны ворвётся в город, а само слово «Сталинград» на века войдёт в мировую историю, во многие языки мира без перевода.
Трагедия 23 августа
Август 1942 года в Сталинграде, междуречье Дона и Волги, в Заволжье выдался как никогда жарким. Воскресный день 23 августа 1942 года в Сталинграде был обыкновенный. Было знойно и пыльно. Обычное оживление в рабочем посёлке у Тракторного завода началось ранним утром: рабочие — на завод, домохозяйки — на базар, ребятишки — с удочками. Тракторный завод напряжённо работал на оборону. Многие были на своих рабочих местах, немало тракторозаводцев и членов их семей трудились на строительстве оборонительных рубежей. Людно было и на огородах, бахчах. Не пустовали пляжи на волжских островах, тенистая Дубовая роща.
На втором году войны сталинградцы ко многому притерпелись. У горожан не вызывала заполошности часто вспыхивавшая залповая стрельба зенитных батарей. В заводских шумах на Тракторном тонули грохот танковых двигателей, лязг гусениц учебно-боевых машин, курсировавших от завода через рабочие посёлки к испытательному полигону, к учебным полям, где готовились красноармейцы для комплектования танковых экипажей, проводились ходовые и другие обязательные испытания каждой новой машины для сдачи военной приёмке.
Официальные истолкования исхода борьбы за Москву настроили людей на укрепление уверенности в растущем превосходстве Красной Армии над зарвавшейся армией фашистских захватчиков, хотя всего в 70 километрах западнее, на Дону, шли тяжёлые бои. Маршевые роты танкистов затемно прямо от главного конвейера СТЗ уводили Т-34 к линии фронта своим ходом. Не только новые, но и из ремфонда, восстановленные из покалеченных в боях боевых машин.
Правда, с приближением военных действий налёты немецкой авиации участились. Производились они в ночное время. Ровно в 11 часов почти каждую ночь объявляли воздушную тревогу, гасили свет. Немецкие самолёты сбрасывали фугасные и зажигательные бомбы. Зенитные батареи вели заградительный огонь. Они стояли во всех посёлках СТЗ, около Спартановки, Рынка, Латошинки и на прилегающей к ним местности. Но в житейских повседневных прикидках близость яростной кровавой битвы на Дону многими воспринималась как что-то отдалённое, вроде временного вклинивания противника, с которым вот-вот наши войска разделаются. Хотя после Севастополя полных два месяца люди не слышали пусть бы малого, но доброго известия с фронта.
Жаркое воскресенье 23 августа перевалило за полдень. И вот всё привычное обрушилось. Началось это внезапно, как удар грома. В считанные десятки минут ничего не осталось от прежнего размеренного течения дел, забот людских. В тучах пыли, в рвущей землю и воздух пальбе танковых, зенитных пушек, под штурмовкой дико завывающих пикировщиков угасал последний день мирной жизни в тракторозаводских посёлках Рынок и Спартановка.
Противнику удалась полная внезапность стремительного прорыва с заблаговременно подготовленного плацдарма на восточном берегу Дона. Южнее Сталинграда к Красноармейску и, следовательно, к южной оконечности города приблизились дивизии 4-й танковой армии Гота с поддерживающим её авиакорпусом Фибига. Предполагая, что именно здесь будет сделана попытка захвата советских войск в клещи, командованием фронта именно сюда, естественно, были перенацелены резервы. И вдруг — как гром среди ясного неба: немцы в северной части города!
Не сразу, а шаг за шагом выявлялось, что к Волге, к стенам Тракторного, к Латошинской железнодорожной и автогужевым переправам через Волгу, к впадающим в неё в этих местах устьям Мокрой и Сухой Мечёток в полном составе выкатилась 16-я танковая дивизия — головная в наступавшей тремя корпусами 6-й армии Паулюса. Авангардная группировка высокоподвижных соединений 6-й армии Паулюса, тесно взаимодействуя с эскадрами пикировщиков воздушного флота Рихтгофена, лавиной смяла всё встретившееся ей в восьмикилометровом коридоре, пробитом от Дона к Волге. Передовые части немецкого танкового корпуса во второй половине дня 23 августа вышли на берег Волги у Рынка и в районе Латошинки.
Вольфганг Вертен, составитель двухтомной «Истории 16-й танковой дивизии», так сообщает о прорыве дивизии от Дона к Волге и первых боях за Рынок: «…К вечеру 23 августа первый немецкий танк, минуя предместье Рынок, выехал на западный берег Волги, возвышающийся на 500 метров над рекой двухкилометровой ширины. Внизу темнела водная гладь. Цепочка пароходов и буксиров тянулась вверх и вниз по течению. С другого берега виднелись мерцающие огоньки азиатской степи: привет из мрачной бесконечности. Ближе к ночи дивизия потихоньку подтянулась к могучей реке. Это была северная граница города. Здесь был оборудован командный штаб дивизии… Всю ночь кипела работа: оборудовались огневые позиции, закладывались минные поля, ремонтировались танки и другая боевая техника, производилась заправка горючим, выдача боеприпасов для предстоящих боёв по овладению индустриальными пригородами северного сектора Сталинграда».
Картина успеха немецкой военной машины, победоносно выкатившейся на берег Волги, дополняется описаниями Энтони Бивора в книге «Сталинград»: «В 4 часа пополудни, когда августовский жар стал понемногу спадать, немцы вышли к Волге. Солдаты 16-й танковой дивизии, широко раскрыв глаза, смотрели на великую реку. Они просто не могли поверить в это чудо. То и дело слышались восклицания: «Подумать только, ведь засветло мы были на берегу Дона — и вот уже у Волги. А ведь не прошло и суток!» Тут же защёлкали фотоаппараты, каждому солдату хотелось сфотографироваться на живописном берегу. Позднее несколько фото подкололи к рапорту штаба 6-й армии. «Волга достигнута!» — гласила надпись на обороте».
Штаб 16-й танковой дивизии гитлеровцев вечером 23 августа бойко радировал своему начальству: «79-й полк в 18 ч. 35 мин. достиг берега Волги близ Рынка. Передовой отряд 64-го полка с сапёрным батальоном видит Волгу. 2-й танковый полк занимает Спартановку. 8-й авиакорпус отлично поддержал наступление». Да, к сожалению, тогда противнику было отчего ликовать. Жёсткая и горькая для нас правда дошла до партийных и советских руководителей города, Военного совета фронта: противник был на северной окраине, и его части подтягивались в район Тракторного, Латошинки и Ерзовки.
Немецкие танки находились всего в одном-двух километрах от Тракторного завода. С высоких точек на заводской территории, совсем близко от СТЗ, они были видны на буграх у посёлков Рынок и Спартановка. С этих позиций немецкая артиллерия и миномёты могли методично и прицельно обстреливать завод. Что и говорить: нормальное производство военной продукции, прежде всего танков Т-34, по жёсткому графику Ставки в таких условиях было невозможно. А танки как воздух нужны были фронту!
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
