По материалам публикаций на Центральном сайте КПРФ
До сих пор и среди коммунистов, и среди сочувствующих, и просто среди людей неравнодушных обсуждаются события конца 80-х годов и все что связано с разрушением Советского государства, 100-летний юбилей образования которого мы недавно дружно отметили. Каждый из нас пытается ответить на вопросы: как такое могло произойти? почему рабочий класс не стал на защиту своего государства?
Дать однозначный ответ на эти вопросы не так просто. Но, давайте, взглянем на эту проблему еще с одного исторического ракурса.
Первое, что необходимо отметить, что трагедия социализма в нашей стране тесно связана с отказом от диктатуры пролетариата, о чем заявил ХХII съезд КПСС, принявший в 1961 году третью Программу партии. В противовес известному марксистскому постулату, вводилось новое положение, что диктатура пролетариата перестаёт быть необходимой раньше, чем государство отомрет. Это был серьезный элемент ревизионизма.
Тем более, что, начиная с рубежа 50-х годов, стало заметным появление мелкобуржуазных и буржуазных элементы в обществе, бороться с которыми можно было только в условиях диктатуры пролетариата. В идеологической и воспитательной работе партии по воспитанию нового человека, человека с социалистическим сознанием все больше стал присутствовать догматизм и формализм. Хотя и Ленин, и Сталин считали, что воспитание нового человека является первостепенной задачей партии. В.И. Ленин говорил: «Рабочий никогда не был отделен от старого общества китайской стеной. И у него сохранилось много традиционной психологии капиталистического общества. Рабочие строят новое общество, не превратившись в новых людей, которые чисты от грязи старого мира, а стоя по колени еще в этой грязи. Приходится только мечтать о том, чтобы очиститься от этой грязи. Было бы глубочайшей утопией думать, что это можно сделать немедленно».
Более того, в работе «Что делать?» Ленин социалистическое сознание рабочих масс определяет, как «единственный базис, который может обеспечить нам победу». Эту же мысль высказал и И.В. Сталин в своей последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «В конечном счете самое главное, самое важное для победы нового строя — это новая, всесторонне развитая народная масса, новый человек социализма».
Но в КПСС со временем стали «забывать» о «родимых пятнах капитализма», объективно присущих этапу социалистического строительства и проявлявших себя в просыпавшейся мелкобуржуазности и буржуазности общества, в том числе и внутри партии, когда стали смываться границы между инициативностью и предприимчивостью, деловитостью и делячеством. Эти «пятна» проникли в саму партию вместе с их носителями, после чего началось вполне сознательно оттеснение рабочего класса на «вторые роли» в политической жизни общества, ссылаясь на ускоряющийся научно-технический прогресс, усложнение социальных процессов и т.д. Понятно, что диктатура пролетариата не могла существовать без самого рабочего класса.
Как представляли Ленин и Сталин место рабочего класса в условиях
диктатуры пролетариата?
Вопрос о механизме осуществления рабочим классом своей диктатуры в партии широко обсуждался в начале 1920-х годов. Строго говоря, предметом дискуссии была именно проблема поиска политического субъекта, через который пролетариат мог бы осуществлять свою диктатуру. Ленин и его единомышленники исходили из того, что эту роль успешнее всех способны выполнять советы рабочих депутатов и правящая в них большевистская партия. После смерти Ленина эстафету защиты и проведения в жизнь этой принципиальной позиции принял на себя Сталин. В работе «Вопросы ленинизма» он указал не только на руководящую роль РКП(б), но и на то, что партия является орудием в руках рабочего класса. Он писал: «Партия есть высшая форма организации пролетариата. Партия является основным руководящим началом внутри класса пролетариата и среди организаций этого класса. Но из этого вовсе не следует, что партию можно рассматривать как самоцель, как самодовлеющую силу. Партия есть не только высшая форма классового объединения пролетариев, — она есть вместе с тем орудие в руках пролетариата для завоевания диктатуры, когда она еще не завоевана, для укрепления и расширения диктатуры, когда она уже завоевана».
Тем не менее у некоторых видных партийцев возникали сомнения в том, что партия является авангардом пролетариата, поскольку, как они считали, она, во-первых, составляет его меньшинство. Во-вторых, у рабочего класса есть другие, более массовые свои организации. Сталин в работе «Вопросы ленинизма» тоже обращает внимание на это обстоятельство, что «у пролетариата имеется еще целый ряд других организаций, без которых он не может вести успешную борьбу с капиталом: профессиональные союзы, кооперативы, фабрично-заводские организации, парламентские фракции, беспартийные объединения женщин, печать, культурно-просветительные организации, союзы молодежи, революционно-боевые организации, Советы депутатов, как государственная форма организации и т.д.». Но при этом подчеркивал, что именно«Партия, есть высшая форма классовой организации пролетариата».
Действительно, партия присутствовала во всех этих организациях. Она создавала из своих членов, работающих в этих организациях, партийные фракции, которые вырабатывали консолидированную позицию, стремясь проводить ее в этих организациях, проводить в них линию партии. В то же время ни одна из других рабочих организаций не имела такого опыта практической деятельности и возможностей организации этой деятельности как партия. Кстати, от создания своих фракций и групп в рабочих, молодежных, женских и других общественных организациях КПСС отказалась в 1960-е годы.
И.В. Сталин был убежден, что у большевистской партии для успешной реализации своей роли есть все данные. Он, в частности, утверждал, что это возможно, потому, что «во-первых, партия есть сборный пункт лучших элементов рабочего класса, имеющих прямые связи с беспартийными организациями пролетариата и очень часто руководящих ими; потому, во-вторых, что партия, как сборный пункт лучших людей рабочего класса, является лучшей школой выработки лидеров рабочего класса, способных руководить всеми формами организации своего класса; потому, в-третьих, что партия, как лучшая школа лидеров рабочего класса, является по своему опыту и авторитету единственной организацией, способной централизовать руководство борьбой пролетариата и превратить, таким образом, все и всякие беспартийные организации рабочего класса в обслуживающие органы и приводные ремни, соединяющие ее с классом».
Убедительнейшим доказательством тесной связи большевистской партии с рабочим классом явились события 1924 года после смерти В.И. Ленина. Уже в номере за 24 января 1924 года «Правда» начала печатать коллективные письма рабочих с просьбой принять их в ленинскую партию. Начавшийся поток с каждым днем нарастал. Пленум ЦК РКП(б) 31 января принял постановление о Ленинском призыве. Это был уникальнейший документ «О приеме рабочих от станка в партию». ЦК принял решение, что в ходе Ленинского призыва 90 %, принимаемых в РКП(б), должны составлять «рабочие от станка», а остальные 10% — крестьяне из бедняков и середняков, особенно участники Гражданской войны. Вторая особенность заключалась в том, что ЦК разрешил рассматривать коллективные заявления в ряды РКП(б), но решать вопрос о приеме каждого, подписавшего их, индивидуально. ЦК рекомендовал партийным ячейкам принимать в партию рабочих от станка на открытых собраниях, предоставив беспартийным рабочим право участвовать в решении вопроса об индивидуальном приеме только того или иного товарища.
Во время этого призыва в работе «Об основах ленинизма» Сталин писал: «Недавно были приняты в нашу партию двести тысяч новых членов из рабочих. Замечательно тут то обстоятельство, что эти люди не столько сами пришли в партию, сколько были посланы туда всей остальной беспартийной массой, которая принимала активное участие в приеме новых членов и без одобрения которой не принимались новые члены. Этот факт говорит о том, что широкие массы беспартийных рабочих считают нашу партию своей партией, партией близкой и родной, в расширении и укреплении которой они кровно заинтересованы и руководству которой они добровольно вверяют свою судьбу. Едва ли нужно доказывать, что без этих неуловимых моральных нитей, связывающих партию с беспартийными массами, партия не могла бы стать решающей силой своего класса. Партия есть неразрывная часть рабочего класса».
Подобный подход к формированию руководящих организаций, когда в этом процессе участвует беспартийная масса, был прообразом необходимой обратной связи от общества к руководящему звену, о необходимости которой для успешного функционирования общества сегодня можно услышать от некоторых авторов работ в области социологии, политологии и т.д. Этот подход приветствовался партией и находил применение в других направлениях функционирования государства, например, в формировании советов народных депутатов, когда кандидатов в депутаты выдвигал трудовой коллектив, где работал будущий депутат.
Во время Ленинского приема в партию было подано 350 тысяч заявлений. В результате индивидуального обсуждения на собраниях с массовым участием рабочих кандидатами в члены РКП(б) было принято 241тысяча человек, из них 92% — рабочие от станка, остальные 8% — крестьяне.
17 июня 1924, когда Ленинский прием был только что завершен, Сталин выступил с докладом «Об итогах XII съезда РКП(б)» на курсах секретарей укомов при ЦК партии. В этом докладе он в нескольких словах емко подвел политический итог закончившейся акции: «Я не буду распространяться о том, что Ленинский призыв, то есть факт приема в нашу партию 250 тысяч новых членов из рабочих, говорит о глубокой демократичности нашей партии, о том, что наша партия является, по сути дела, выборным органом рабочего класса. В этом смысле значение Ленинского призыва, безусловно, колоссально».
Через 66 лет Горбачев и его сторонники сделали все, чтобы использовать ХXVIII съезд КПСС для отречения и от клятвы у гроба Ленина, данной от имени коммунистов Сталиным, и от ленинизма, и от рабочего класса — классовый основы и социальной базы Коммунистической партии, и от коммунистического характера партии.
Здесь будет к месту вспомнить тезис Сталина, содержащийся в работе «Об основах ленинизма»: «Отмечают обычно исключительно боевой, исключительно революционный характер ленинизма. Это совершенно правильно. Но эта особенность объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что ленинизм вышел из недр пролетарской революции, отпечаток которой он не может не носить на себе; во-вторых, тем, что он вырос и окреп в схватках с оппортунизмом II Интернационала, борьба с которым являлась и является необходимым предварительным условием успешной борьбы с капитализмом. Не следует забывать, что между Марсом и Энгельсом с одной стороны и Лениным — с другой, лежит целая полоса безраздельного господства оппортунизма II Интернационала, беспощадная борьба, с которым не могла не составить одной из важнейших задач ленинизма».
Сегодня можно часто слышать вопрос: как могло случиться, что партия, наследовавшая принципы большевизма, пошла на поводу у ренегатов? Сталин это объяснял на примере партий II Интернационала следующим образом: «Оппортунисты приспосабливались к буржуазии в силу своей приспособленческой, мелкобуржуазной природы, — «ортодоксы» же в свою очередь приспосабливались к оппортунистам в интересах «сохранения единства» с оппортунистами, в интересах «мира в партии». В результате получилось господство оппортунизма, ибо цель между политикой буржуазии и политикой «ортодоксов» оказалась замкнутой». Пожалуй, такое объяснение сдвига социал-демократических, а потом и коммунистических партий вправо является методологически верным и продуктивным. Это и случилось с КПСС.
Отход от сути Советской власти
Советская власть была безусловно рабочей, трудовой. Советская власть была формой диктатуры пролетариата и носила антиэксплуататорский характер. Она действительно усердно старалась учить слесарей, пахарей и кухарок управлять — если не всем государством, то государственными предприятиями. Учила их как в живом деле, так и направляя на рабфаки, в Коммунистические университеты, в Промакадемию, в сотни открытых технических, педагогических, сельскохозяйственных вузов и техникумов.
Её житейские, бытовые щедроты были суровыми. Отрез ткани в награду — это не чья-то придумка. Ещё живы люди, которые получали подобные премии за ударничество, стахановские достижения, изобретательство. В скудное время власть и таким способом подтверждала, что она рабоче-крестьянская, что труд в СССР есть дело чести, дело славы, доблести и геройства.
Благодаря своему рабоче-крестьянскому характеру Советская власть не допускала, чтобы руководитель предприятия и даже министр имели доходы, стократно и тысячекратно превышающие доходы рабочего человека, как это повсеместно можно наблюдать сегодня. В РСФСР в 1970 году средняя зарплата рабочего была 152 рубля 90 копеек, а республиканского министра — 450 рублей. К 1980 году зарплата у рабочего увеличилась в среднем на 52 рубля 30 копеек, а министра РСФСР — на 50 рублей. Да, у министра была ещё ежегодная путёвка в санаторий и даже, говорят, премии. Но всего в России в 1980 году в санаториях и домах отдыха побывали 23 миллиона 237 тысяч рабочих и служащих. Кстати, рабочих много больше, чем служащих. Причём большинство — по льготным путёвкам. В 1970 году бесплатно получили новые квартиры 877 тысяч семей россиян, в 1975 году — 1 миллион семей, а в 1980-м — 985 тысяч семей. И опять-таки при получении квартир первоочередниками были рабочие.
Но главное состояло в том, что каждый рабочий, крестьянин или служащий ощущали: их жизнь ежегодно улучшается. Цены были стабильные. Никому не грозила безработица, а повышать квалификацию (а следовательно, и зарплату) даже понуждали.
Впрочем, всё это было в доперестроечную пору. Сегодня наши противники в споре о социализме любят приводить факты и цифры только последних пяти лет существования Советского государства, когда оно всё более переставало быть советским и отказывалось быть рабоче-крестьянским.
Указывая на рукотворные проблемы перестроечных лет, надо в то же время признать, что они накручивались на ошибки и изъяны, которые накапливались и в предыдущие десятилетия. Темпы производства товаров массового спроса постоянно отставали от темпов роста производства средств производства. При этом в 1950-е годы отрыв был более чем двукратный, в 1960-е он достиг 2,5 раза, в 1970-е приблизился к трёхкратному, а в 1980-е стал практически трёхкратным.
Приверженность к экстенсивному росту экономики была естественной и объяснимой в довоенные и первые послевоенные пятилетки. Но позже стала всё больше тормозить развитие народного хозяйства. В 1970-е годы ежегодный рост промышленного производства превышал 8%, в первой половине 1980-х годов он снизился почти до 3%. Правда, стабильный многолетний рост производства промышленности в 3% нынешняя российская власть посчитала бы за манну небесную.
Застоя в экономике брежневских времён, конечно же, не было. Тут даже не требуются экономические выкладки: достаточно вспомнить создание территориально-производственных комплексов в Иркутской области и Красноярском крае, Западно-Сибирского нефтегазового комплекса, территориально-промышленного комплекса в Восточной Татарии, строительство БАМа и т.д. Но время требовало перехода на другие, интенсивные методы хозяйствования, внедрения современных достижений науки и техники, достижений научно-технического прогресса. И когда Горбачев объявил курс на ускорение социалистического развития, советские люди поначалу встречали это аплодисментами.
Но весьма скоро и рабочий класс, и партия, и даже сам генсек обнаружили, что ускоряется только поток слов и пустозвонство. Новая руководящая команда не смогла подняться до масштаба государственного мышления. Не хватало ни знаний, ни опыта, ни умения. Да и цели у нее были другие.
Между тем честолюбие и властолюбие Горбачёва распирали, он жаждал мировой славы. Вот именно тогда было запущено малосодержательное словцо «перестройка». Рабочий класс, как и все люди труда, привыкшие к созиданию, поначалу подумали, что это способ осуществить ускорение, однако вскоре пришлось разочароваться: горбачёвская перестройка была начинена разрушением, так как покушалась на опорные конструкции советского социализма. И первой её целью стало оттеснение на общественно-политическую обочину рабочего класса, для чего требовалось его раздробить, разрушить его единство, а значит, и единство партии.
Давайте вспомним, какой первый реальный шаг осуществили архитекторы и прорабы перестройки? Это создание кооперативов. Обещали за полгода-год обеспечить страну самыми нужными дешёвыми товарами и услугами. Экономический итог новшества был ничтожным, а политический — невиданных разрушительных масштабов.
Цель создания кооперативов заключалась в дроблении рабочего класса на такие социальные группы, которые ориентировались бы на буржуазное жизнеустройство. Новые кооперативы не завалили страну товарами, как было обещано. Зато они плодились на базе заводских участков, от которых технологически наиболее сильно зависело всё производство. В результате такой кооператив начинал диктовать условия всему заводу. В том числе и финансовые. К тому же кооперативы, вопреки советской практике, получили право обналичивания средств.
В общем, разрыв в зарплате рабочих одной профессии и одинаковой квалификации, занятых на заводском и кооперативном участках, достигал двух, трёх и более раз. Так горбачёвская политика искусственно создавала трещины внутри рабочего класса. Но антирабочая политика не ограничилась кооперативами. Создавались совместные предприятия с зарубежными фирмами. Уровень заработной платы на этих предприятиях в 2—3 раза был выше, а производительность труда всего на 10—15%.
Рабочие выражали недовольство, но Горбачёву и его единомышленникам теперь был нужен раскол в рабочем классе для разрушения партии, для трансформации её в прислуживающую капиталу социал-демократию.
Подобная диверсия осуществлялась и в области идеологии. Идеологическое обеспечение формирования массовых антисоциалистических настроений было поручено выполнять СМИ, в том числе партийным. Для этого руководство ЦК осуществило тотальную смену главных редакторов. Особая роль была отведена журналу «Огонёк», руководителем которого был назначен недавний автор стихов о Ленине, а теперь ярый антисоветчик В. Коротич, и газете «Московские новости» (главный редактор Е. Яковлев). Были сменены руководители практически всех центральных изданий. Так, главным редактором «Правды» вместо фронтовика, талантливого философа В. Афанасьева был назначен помощник генерального секретаря ЦК КПСС И. Фролов. Вместо принципиального коммуниста, профессора Р. Косолапова руководить журналом «Коммунист» был направлен удобный для горбачёвцев Н. Биккенин, а его первым заместителем стал не скрывавший своего оппортунизма О. Лацис. Активно дирижировал этими процессами А. Яковлев.
Организаторскую работу по разрушению социалистического единства выполняли сначала диссиденты со стажем, кучковавшиеся возле «Демократического союза», затем эстафету приняла вдохновляемая А.Н. Яковлевым «Демократическая платформа в КПСС», а потом и вылупившаяся из неё Демократическая партия.
Кнут лжедемократии и «гласности»
Рубеж 1980—1990 годов дал немало примеров использования демократических процедур против интересов рабочего класса и всего советского общества. Например, выборность руководителей предприятий в промышленности сплошь и рядом оборачивалась падением не только трудовой, но и технологической дисциплины.
Пародией на демократию стал закон о выборах народных депутатов СССР, предусматривавший, что каждый третий из них должен представлять… отдельные общественные организации. Таким образом, члены ЦК КПСС, ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ, академики и члены-корреспонденты АН СССР и т.п. получали определенные привилегии. Зато ни один трудовой коллектив такой привилегии не получил.
Наиболее цинично демократические процедуры были использованы при формировании делегатского корпуса XXVIII съезда КПСС. Он впервые в истории партии избирался не на партийных конференциях, а абсолютно демократично: прямым тайным голосованием и обязательно на конкурсной основе. Число кандидатов в делегаты не ограничивалось. Их программы и дебаты становились основным инструментом отбора. Результат не заставил себя ожидать: через лукавую процедуру, в которой было фактически заложено преимущество для «говорливых» профессоров, директоров и иных мастеров разговорного жанра, прошли те, кого и хотели иметь на съезде Горбачёв и его присные.
Председатель мандатной комиссии XXVIII съезда КПСС Ю.А. Манаенков сообщил, что из 4683 делегатов «на съезд избраны 543 рабочих, или 11,6% всего делегатского корпуса, и 255 колхозников, что составляет 5,4% всех делегатов». Для сравнения: из 5002 делегатов XXVII съезда (1986 год) было «1370 рабочих социалистической индустрии» и «877 работников сельского хозяйства». Выходит, на последнем съезде КПСС на долю представителей серпа и молота приходилось 17% делегатов, тогда как на предыдущем съезде — 45%. Как говорится, чувствуете разницу?
Это было осознанное отлучение рабоче-крестьянской части партии от решения глобальных вопросов об изменении экономического базиса советского общества. Ренегат Горбачёв и его подельники боялись коммунистов-рабочих.
Чтобы вызвать негодование рабочих против Советской власти, горбачевцы пошли даже на создание в стране искусственного дефицита ряда товаров. Можно ли допустить, что в результате чьего-то головотяпства все отечественные заводы по производству моющих средств были поставлены на ремонт одновременно на несколько месяцев? В результате во всей стране образовался ажиотажный спрос на стиральный порошок, а вслед за этим и на мыло. Вернее предположить, что это была политическая диверсия верхов. Более того, вскоре она повторилась: на ремонте оказались все табачные фабрики. Гнев прокатился не на кухнях хозяек, а в рабочих цехах, шахтах, на стройках. Вспомним диверсию на Чернобыльской АЭС, которая должна была продемонстрировать неспособность власти обеспечить безопасность на ядерных объектах. А какой здравый государственник придумает борьбу с алкоголем в условиях резко обострившегося бюджетного дефицита из-за небывалого падения цен на нефть — один из главных валютных источников государства? А какие общественно-политические мотивы могли подвигнуть продавать водку по талонам? А в это время в популярной тогда телепрограмме «600 секунд», реализуя лозунг «Больше гласности!», Александр Невзоров показывал прямые репортажи о том, как уничтожают колбасу и закапывают мясо. Факты искусственного создания дефицита как сторонниками горбачёвской власти, так и «демократами», рвавшимися во власть, в последние годы документально подтвердили М. Полторанин, Г. Попов и ряд других деятелей горбачевской эпохи.
Рабочие протестуют
В конце мая 1989 года открылся I съезд народных депутатов СССР. На него народные избранники принесли боль своих избирателей. Вот что говорил бригадир шахты «Распадская» из Междуреченска (Кемеровская область), депутат от КПСС В.М. Гвоздев: «Сегодня уровень жизни, особенно шахтёров Кузбасса, здорово снижается. И нельзя тут судить только по заработной плате, ибо она уже не в полной мере определяет уровень жизни. На свои заработанные деньги шахтёры не могут приобрести простые вещи: валенки, полушубки, тёплую одежду, обувь, которые необходимы в Сибири. Огромным дефицитом являются холодильники, стиральные машины, телевизоры». В то врем, как совсем недавно, в 1982 году, потребление мяса и мясопродуктов в Кузбассе было заметно выше среднероссийского. Редко кто из шахтёров в начале 1980-х брал положенное ему хозяйственное мыло в шахтёрских мойках: предпочитали покупать в магазинах. В шахтёрских буфетах и столовых всегда продавались 2—3 сорта колбасы, сало, ветчина, горячие пирожки 3—4 наименований, молоко, кефир, творожники. Можно было свободно купить одежду и товары культурно-бытового назначения.
Напряжение в обществе нарастало. В Донецке шахтеры проводят свой I съезд, который принял решение о выходе шахтеров из КПСС, о выводе парторганизаций за пределы предприятий и о национализации партийного имущества. Шахтёрский съезд трудно назвать рабочим протестом, так как он лишал именно рабочих-шахтёров даже права на выбор собственной политической позиции. И все же и здесь раздавались трезвые голоса, как, например, выступление секретаря парткома «Печенганикель» Н.Н. Сидоркина: «Народ уже не столько разумом, сколько сердцем предчувствует надвигающуюся беду. Неверие, а потом и раздражение не могут не появиться, когда полки магазинов пусты и бесконечны очереди за тотальным дефицитом, поглощаются время и здоровье нации, усиливается экономический хаос». Выступившие железнодорожники и металлурги не поддержали шахтеров в их намерении провести всесоюзную политическую стачку, усмотрев в их требованиях интересы тех, кто рвался к власти.
Пожалуй, из состава Политбюро только председатель ВЦСПС Г.И. Янаев поставил политический диагноз происходящему: «Товарищи, мы потеряли политическую инициативу. Мы отдаём рабочий класс разного рода людям, которые преследуют более чем сомнительные политические цели. Рабочее движение пытаются заквасить на своих платформах различного рода антикоммунистические силы, которые просто рвутся в него».
Наиболее яростно рабочие выступили при обсуждении XXVIII съездом КПСС вопроса о переходе к «рыночной экономике». Делегаты-рабочие классовым чутьём поняли, что речь идёт не о совершенствовании механизмов функционирования социалистических производственных отношений, одним из которых является социалистический рынок. Нет, под этикеткой рынка партии, государству, народу навязывался капитализм. Не случайно Горбачёву, Рыжкову, Абалкину и др. чаще всего задавался вопрос: в предлагаемой ими экономике рынок труда, рынок рабочей силы предусматривается? И когда рабочие не слышали отрицательного ответа, то понимали, чувствовали, что пахнет контрреволюцией. К тому же новые, спекулятивные кооперативы дали возможность прикоснуться к самому краешку этого рынка, учуять его гнилой запах.
Люди от станка в своих выступлениях разоблачали антисоветский замысел горбачевского руководства. Например, бригадир монтажников треста «Карачаево-Черкесскстрой» А.И. Скориков решительно выступил за рынок, но не тот, невидимая рука которого всё расставляет по местам и решает все проблемы (в пользу толстосумов), а за управляемый социалистический рынок. И по-пролетарски требовал: «Если мы говорим о регулируемом рынке, то мы должны предусмотреть средства экономического регулирования натурального обмена, не допускать наживы на дефиците. Да и вообще надо наконец начать применять правовые, экономические, да и административные меры в управлении народным хозяйством».
Его поддержал бригадир слесарей Череповецкого металлургического комбината имени 50-летия СССР Ю.В. Архипов: «Мы считаем политически ошибочными действия руководства партии по некоторым направлениям за последние годы. Это — поспешность реформ в экономике, непродуманная антиалкогольная кампания вместо конкретных мер по культурному и нравственному воспитанию, просчёты в развитии кооперативного движения и другие. Рынок, который начинается с роста цен, народ не примет. Исходя из этого напрашивается предложение: в партии должен утвердиться порядок, по которому все крупные программы в первую очередь должны обсуждаться внизу, в первичных организациях, а затем, с учётом предложений коммунистов и трудовых коллективов, рассматриваться Центральным Комитетом и вноситься в Верховный Совет. При таком положении на деле, а не на словах будет действовать власть партийных масс, утверждаться внутрипартийная демократия».
Продолжил эту тему электросварщик «Азовмаша» (Донецкая область) В.А. Гайворонский: «Определяющим моментом становится — за кем пойдёт рабочий класс. Размытость платформы КПСС в связи с этим тревожит. И вот почему. Ситуация, при которой наиболее влиятельный и многочисленный класс не будет иметь авангарда, защищающего и отстаивающего его политические интересы, ненормальна. Любое деклассирование партии приведёт неизбежно к тому, что рабочие создадут свою партию. Партия потому и партия, что под своим знаменем она не собирает абсолютно всех».
Делегаты-рабочие решительно выступали против навязываемого оппортунистами раскола партии. «Наша делегация ехала сюда, на съезд, с самой большой надеждой, — говорил водитель Клайпедского морского торгового порта И.Н. Исаченко, — сохранить целостность нашей Компартии… Наша Компартия разделилась на две части в республике, но своего влияния не увеличила, то есть мы утратили свой, так сказать, авторитет в народе. На выборах, это было показано наяву, проиграли. Если бы мы остались монолитной партией и сохранили единство, то мы бы и выборы в республике не проиграли, и не имели бы того печального результата, который сейчас у нас в республике».
Электромонтёр «Братскгорстроя» Г.А. Першин вернулся к проблеме навязываемого сверху рынка: «Почему вопрос о переходе к рыночной экономике не обсуждается широко и гласно? Многие просто не знают, что стоит за рыночной экономикой, а программу правительства подают как единственно на сегодняшний день приемлемую. Но надо, чтобы народ мог выбрать, что ему больше подходит. А для этого нужна альтернатива. Выступление же по Центральному телевидению товарища Рыжкова о переходе к рыночной экономике было для страны не меньшей неожиданностью, чем посадка Руста на Красной площади столицы… оно тут же отозвалось опустошающим набегом людей на и без того пустые прилавки магазинов».
Четкую позицию коммунистов-рабочих выразил водитель производственного объединения «Мосавтолегтранс» И.М. Болтовский: «Никто не спорит, что рынок нужно регулировать. Вопрос заключается в том, кто его будет регулировать: или трудящиеся, или частные собственники… Значит, надо указать, кто будет регулировать рынок. Надо записать, что рынок будут регулировать трудовые коллективы. А экономическая власть в трудовых коллективах базируется на общественной собственности. Значит, надо указать на принцип господства общественной собственности и на принцип самоуправления трудовых коллективов. Тогда это будет социалистический документ».
Слесарь Термезского домостроительного управления (Узбекская ССР) Ш. Мухамедиев заявил: «Товарищи, я воин-интернационалист. Нам упорно пытаются навязать идею деполитизации государственных институтов, в том числе армии и флота. Куда нас толкает новоявленная демократия в кавычках? К чему они нас призывают? Видел ли кто-то где-нибудь деполитизированную армию, а тем более службу безопасности, охрану общественного порядка, которые выполняют определённые функции в государстве? А ведь государство — это общественный строй, это политика. По нашему мнению, сама постановка этого вопроса направлена на подрыв нашего строя».
Бригадир Семипалатинского цементного завода В.С. Белоусов сделал единственно возможный вывод: «В наших документах следует записать, что партия возвращается на классовые позиции и будет исходить из интересов рабочего класса, всех трудящихся. Неужели не понятно, что ни одна прослойка общества не может быть счастливо и благополучно устроена без учёта интересов рабочего человека или за счёт его интересов. Именно с классовой позиции нам легче давать оценку происходящему в стране, запутанным явлениям и процессам. Я не согласен с товарищем Яковлевым А.Н. в том, что сегодня классовый подход к оценке явлений надо заменить общечеловеческими ценностями. Класс рабочих, класс крестьян, интеллигенция, но у нас появился сейчас и класс подпольных миллионеров. Но я не хочу быть с ними в одном классе. Раскол в партии идёт не снизу, не от нас, рядовых коммунистов, а сверху, от центра. И ещё надо, чтобы сама партия твёрдо стояла на позициях ленинского учения, не допускала ревизии марксизма-ленинизма».
К сожалению, взяв курс на возрождение капитализма, к голосу рабочих руководство партии не прислушалось.
Приведены позиции делегатов-рабочих, выступавших на XXVIII съезде, отражали политическое видение своего класса. Отношение рабочих-коммунистов, как на съезде, так и вне его, и после него к горбачёвскому руководству КПСС было явно отрицательным. Рабочий класс отторгал предложенную смену курса. Но он остался без своей партии. Возглавляемая Горбачёвым КПСС отказалась от рабочего класса. Их дороги разошлись. Об этом была вынуждена писать даже редактируемая ярым горбачёвцем И. Фроловым «Правда». Так, 15 августа 1990 года в газете была напечатана статья киевского рабочего В. Гриценко, где он писал: «Стыдно и обидно за руководство КПСС, призывающее нас, рядовых коммунистов, к рыночным отношениям, а сказать напрямик — к отходу от социализма. Все газетные речи пестрят теперь истерическими призывами к свободе предпринимательства да коммерции. А ведь если вдуматься, то это не что иное, как отказ от нашей коммунистической идеологии».
ГКЧП: кого поддерживать?
Как видим, руководство КПСС усиленно отталкивало от себя рабочий класс, делая это от имени партии.
Но возникает вопрос: пролетариат не заявил о себе 19 августа 1991 года, когда появился ГКЧП, когда появилась возможность изменить ситуацию, спасти партию и Советское государство? Ведь большинство рабочего класса не скрывало своего удовлетворения опубликованными заявлениями Госкомитета по чрезвычайному положению.
Давайте вспоминать события тех дней. Во-первых, все эти заявления были лишь слова. Не было никаких решительных мер, которые позволяли бы рабочему классу, трудовому советскому народу полагать, что это всерьёз. Народ не поверил, что эта группа людей настроена на решительные действия. Более того, гэкачеписты уверяли, что Горбачёв вернётся. Так что же должен был поддерживать рабочий класс?
Во-вторых, кого поддерживать? Г.И. Янаев был известен стране не тем, что он достойный, порядочный человек, а тем, что его усиленно продавливал Горбачёв на должность вице-президента. В массовом сознании это был безусловный горбачёвец.
А чем лучше в народном восприятии был В.С. Павлов, даже если забыть денежную реформу, украшенную его именем? Для всех нас это был человек, согласившийся с ликвидацией Советского правительства и возглавивший созданный вместо Совета Министров СССР некий Кабинет министров при президенте. Разве он может восприниматься оппонентом Горбачёва?
То же самое и А.И. Лукьянов, который всегда рекламировался как личный друг Горбачёва со студенческих лет. Ведь о том, что другом был другой Лукьянов, мы услышали только в 1992 году. Да и поведение Председателя Верховного Совета СССР в августовские дни, когда требовалось противостоять контрреволюции, решительностью не отличалось. Для советских людей он был человеком из горбачёвской команды.
Д.Т. Язов тоже не стал народным героем, введя зачем-то танки в столицу.
В.А. Крючков? Или те, кто летал в Форос засвидетельствовать своё почтение Горбачёву? Они сами усердно делали вид, что являются птенцами гнезда «человека с отметиной».
Так какой смысл у рабочего класса был их защищать? Вопрос риторический, а ответ очевидный.
Чувствует ли свою вину рабочий класс?
Безусловно. Впрочем, он и не оправдывается. Но горше всего осознавать вину всех нас, тем, кто остался убеждёнными коммунистами, кто не сжигал публично свои партбилеты, не торопился бежать в Кремль на полусогнутых…
Ну да ладно: как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Но и забывать о прошлом тоже нельзя. Уроки из прошлого извлекать надо. Коммунистическая партия должна быть партией рабочего класса. И сделать таковой её должен сам рабочий класс. У него нет другого выхода.
Подводя итоги ленинского призыва рабочих от станка в РКП(б), И.В. Сталин с гордостью говорил, что большевистская партия стала выборным органом рабочего класса. При Хрущёве, Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачёве она перестала им быть. Шлюзы были открыты, и партия постепенно выродилась и переродилась, заполнившись балластом карьеристов, приспособленцев и даже предателями Советской власти. Попытки рабочих спасти ее не увенчались успехом. Опоздали! Потому и случилась буржуазная контрреволюция.
Но на этом история не заканчивается. Народ России постепенно прозревает, все больше осознавая, что альтернативы социализму нет, что только социализм дает рабочему человеку возможность реализовать себя в условиях полной демократии, жить полноценной жизнью в уважении к своему труду и в достатке. Об этом свидетельствуют в наши дни многочисленные опросы общественного мнения. Задача современных коммунистов поддержать рабочих в их насущных потребностях, возглавив движение по возрождению социалистической России, и победить.
И. Никитчук,
Председатель ЦС РУСО.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
