По мере того как уходит время, отдаляющее нас от 1941 года, всё более настоятельной становится необходимость очищать общественное сознание от искажений правды о тех трагических событиях. Это следует делать потому, что, несмотря на разоблачение их лживости, некоторые из широко распространённых вымыслов о Великой Отечественной войне до сих пор используются в материалах средств массовой информации.
ОДНО из подобных сочинений было изложено Н.С. Хрущёвым 60 с лишним лет назад в докладе на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Говоря о первых днях войны, он заявил: «Было бы неправильным забывать, что после первых серьёзных неудач и поражений на фронте Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесённых в те дни, он сказал: «Всё, что создал Ленин, мы потеряли навсегда». После этого в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще».
Однако публикация тетради, в которой записывали всех лиц, посещавших сталинский кабинет в Кремле, убедительно засвидетельствовала, что с первых дней войны, когда наши войска терпели поражения и отступали — с 22 июня по 28 июня, — И.В. Сталин каждый день подолгу напряжённо работал над разработкой срочных мер для отражения вероломного нападения гитлеровской Германии и её союзников.
Лишь 29 и 30 июня (а не в течение «долгого времени») Сталина не было в Кремле. Однако и в эти дни Сталин не прекращал руководить организацией отпора захватчикам. В воскресенье, 29 июня, Сталин работал на своей даче над рядом важнейших документов, в том числе над «Директивой Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». Также известно, что в этот день Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны и там остро критиковал наркома Тимошенко и начальника Генштаба Жукова за плохую информированность и утрату контроля над ходом боевых действий. Свидетелями этих визитов Сталина в наркомат, последний из которых состоялся поздно вечером 29 июня, были Молотов, Микоян, Жуков.
Из воспоминаний этих людей известно, что визиты Сталина в Наркомат обороны были вызваны тяжёлым положением на фронте. Тогда Сталин выразил крайнее недовольство действиями руководства Вооружённых Сил и говорил о том, что они могут иметь катастрофические последствия для страны. Однако всё это Сталин высказал не в публичной речи, а в разговоре с несколькими высшими руководителями государства и Красной Армии.
Для резких слов Сталина были основания. В течение недели немецко-фашистские войска стремительно продвигались по советской земле. Они уже оккупировали Литву, вели бои в Латвии и на Западной Украине, а 27 июня взяли Минск. Вести об успехах вермахта позволили Гитлеру заявить 29 июня своим приближённым: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана».
Хрущёв уверял, что в этой обстановке растерялся лишь Сталин, но не его коллеги. В своём докладе Хрущёв говорил, что Сталин «вернулся к активному руководству только после того, как несколько членов Политбюро посетили его и сказали, что необходимо немедленно предпринять определённые шаги, чтобы улучшить положение на фронте».
Аналогичным образом излагал в своих воспоминаниях ход событий тех дней единомышленник Н.С. Хрущёва А.И. Микоян. Рассказав о посещении Сталиным и другими Наркомата обороны 29 июня, Микоян писал: «Через день-два около четырёх часов у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Берия сказал, что необходимо создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились».
Как утверждал Микоян, «Молотов… сказал, что Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущённый всем услышанным, сказал: «Вячеслав, веди вперёд, мы за тобой пойдём», — то есть в том смысле, если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас и мы пойдём за ним».
Микоян не упомянул времени принятия решения о Государственном Комитете Обороны (ГКО). На самом деле это произошло 30 июня, то есть через несколько часов после описанного им визита Сталина и других в Наркомат обороны, а не через «один-два дня». Не могло пройти и «два дня», в течение которых Сталин якобы находился в прострации. Говорить о том, что Сталин пару дней бездействовал и был «в прострации», — значит существенно искажать картину быстро развивавшихся драматических событий того времени.
Разумеется, после вечера 29 июня не только Сталин, но также Молотов и другие высшие лица страны, посетившие Наркомат обороны, стали продумывать меры для преодоления тяжёлого положения. Неудивительно, что Молотов, будучи первым заместителем председателя Совнаркома, провёл совещание, участники которого предложили создать ГКО. С этим предложением они отправились к Сталину, который оставался на даче.
Микоян был единственным, кто описал визит членов и кандидатов в члены Политбюро на сталинскую дачу 30 июня. В его книге говорится: «Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем приехали?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать».
Точность слов Микояна никто не решался оспаривать до выхода в свет в 2015 году книги Олега Хлевнюка «Сталин. Жизнь одного вождя». Хотя предвзятое и негативное отношение данного автора к Сталину и советскому времени очевидно, Хлевнюк, как историк, привыкший к аккуратному обращению с архивными документами, был, видимо, возмущён обнаруженным им фактом грубой фальсификации. В своей книге Хлевнюк пишет: «Публикация мемуаров Микояна в 1999 г., подготовленная его сыном С.А. Микояном, в данном фрагменте содержит многочисленные изменения и вписывания в первоначальный текст, сохранившийся в архиве. С.А. Микоян явно старался создать впечатление об испуге Сталина. С этой целью в оригинальные диктовки А.И. Микояна были вписаны такие фразы: «Увидев нас, он (Сталин. — О.Х.) как бы вжался в кресло!; «у меня (Микояна. — О.Х.) не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать». Однако важно помнить, что эти акценты добавлены позднее и не принадлежат Микояну».
Почему Серго Микоян не только поддержал искажённую версию реальных событий, но ещё и усилил её лживость? Можно предположить, что сын Микояна испытывал глубокую личную неприязнь к Сталину. Задолго до того, как он стал доктором исторических наук, Серго Микоян, будучи подростком, был арестован в 1943 году, и автор этой статьи был свидетелем того, как в 1960-х годах в речах на различных мероприятиях Серго именовали жертвой «культа личности» и говорили о том, что он «томился в сталинских лагерях». При этом ораторы умалчивали, почему сын члена Политбюро был репрессирован.
Лишь после выхода в свет книги племянника Сталина Владимира Аллилуева «Хроника одной семьи» стало известно, что Серго Микоян вместе с братом Вано был арестован за участие в тайной организации «Четвёртый рейх». Её члены использовали нацистские понятия и титулы. Это можно было бы рассматривать как игру подростков. Однако и ныне «игры» с использованием фашистской атрибутики вызывают всеобщее осуждение, как это показала недавняя реакция британской общественности на появление фотографий наследника престола Генри с нацистской нарукавной повязкой, которую он нацепил во время какого-то маскарада. Нет нужды говорить, что в нашей стране в разгар Великой Отечественной войны мимо подобных «игр» не могли пройти спокойно.
Кроме братьев Микоянов, членами организации «Четвёртый рейх» были дети видных советских деятелей: сын наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина Владимир, брат Владимира Аллилуева Леонид, Артём Хмельницкий — сын генерал-майора Р.П. Хмельницкого, Леонид Барабанов — сын помощника А.И. Микояна. Все они учились в одной школе. Поскольку дети Микояна имели доступ к огнестрельному оружию, Вано Микоян передал пистолет системы «вальтер» Владимиру Шахурину, который в это время был влюблён в дочь советского дипломата Нину Уманскую. В разгар ссоры между влюблёнными Шахурин застрелил девушку, а затем сам застрелился из этого оружия. Всё это произошло весной 1943 года.
По словам В. Аллилуева, «этот «вальтер», да ещё дневник Володи (Владимира Шахурина. — Прим. авт.) одно время лежали у нас в буфете (на даче в Зубалово. — Прим. авт.). Моя мать этот дневник нашла и тотчас отдала С.М. Вовси, матери Володи… Из этого дневника следовало, что Володя Шахурин был «фюрером» подпольной организации». В дневнике были названы и другие члены «Четвёртого рейха».
Аллилуев писал: «Софья Мироновна, получив от моей матери дневник сына, через некоторое время передала его Л.П. Берия, снабдив своими комментариями. В результате все эти 13—15-летние подростки оказались во внутренней тюрьме на Лубянке». Вероятно, дети высокопоставленных отцов рассчитывали на то, что их быстро отпустят, но этого не произошло. Аллилуев вспоминал: «Следствие длилось около полугода, а затем ребят выслали в разные места: кого в Омск, как Леонида, кого в Томск, а Вано Микояна по просьбе отца — на фронт, обслуживать самолёты, на которых летали братья». Серго был выслан за пределы Москвы на год. Возможно, что в своих несчастьях он винил и Сталина, который не вступился за него и его друзей.
Однако ни судимость, ни пребывание в рядах «Четвёртого рейха» не помешали С.А. Микояну поступить в 1952 году в МГИМО и, успешно окончив институт, работать в различных академических учреждениях Москвы и редакциях их журналов. В то же время опыт работы в научных институтах не научил Серго Микояна тому, как надо обращаться с архивными источниками, и он прибег к их фальсификации.
Впрочем, Серго Микоян лишь усилил искажения исторической правды, которая изначально присутствовала в мемуарах его отца. А.И. Микоян создавал впечатление, будто он и другие советские руководители решили использовать якобы погружённого в прострацию Сталина как символическую фигуру, назначив его Председателем ГКО. Объясняя, почему участники совещания в Кремле «договорились во главе ГКО поставить Сталина», А.И. Микоян писал: «Мы считали, что само имя Сталина настолько большая сила для сознания, чувств и веры народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями».
Однако даже из воспоминаний Микояна следует, что в ходе встречи с группой советских руководителей 30 июня Сталин вёл себя не как безвольная пешка в руках будущих членов ГКО. Сталин принял активное участие в разработке предложений о новом органе управления, ставя перед ним конкретные задачи по руководству обороной страны.
Очевидно, что Сталин увидел в ГКО тот орган власти, который позволит воплотить в жизнь «Директиву Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей», над которой он работал накануне 29 июня. А через три дня в своём первом публичном выступлении после начала войны Сталин изложил содержание этой «Директивы», порой цитируя дословно этот документ.
В своей речи 3 июля Сталин не скрывал тяжёлого положения страны, но не заявлял о том, что всё, что «создал Ленин… потеряно навсегда». Напротив, в своей речи Сталин призвал покончить с проявлениями трусости и паникёрства. Сталин заявил: «Великий Ленин, создавший наше государство, говорил, что основным качеством советских людей должна быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей Родины. Необходимо, чтобы это великолепное качество большевика стало достоянием миллионов и миллионов Красной Армии, нашего Красного Флота и всех народов Советского Союза». Он говорил: «все народы нашей страны… видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить».
Сталин убеждал слушателей, что ситуация находится под контролем, когда он объявлял: «В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве». Он призывал «весь народ сплотиться вокруг партии Ленина—Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы». Сталин заверял слушателей в том, что «наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен скоро убедиться в этом». Он объявлял, что «в этой освободительной войне мы не будем одинокими… Мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки», и с благодарностью отметил «историческое выступление премьера Великобритании господина Черчилля о помощи Советскому Союзу», а также декларацию «правительства США о готовности оказать помощь нашей стране». Он венчал свою речь боевыми призывами: «Все наши силы — на поддержку героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа — на разгром врага! Вперёд, за нашу победу!»
Призыв Сталина к упорной борьбе был воспринят миллионами советских людей как чёткий приказ к действию и неоспоримое доказательство его выполнимости.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
