Что читали будущие бойцы Великой Отечественной
Всегда приятно обнаружить человека, который разделяет твои вкусы. А поэтому я с удовольствием прочёл в разделе «Правды» «А вы что читаете?» от 10—15 июня с.г. заметку секретаря Аннинского райкома КПРФ Евгения Зинкова, который поведал: «Мой любимый писатель — Аркадий Гайдар». Как и уважаемый Евгений Зинков, я не только люблю творчество Гайдара, но так же, как и он, нередко обращаюсь к литературным образам этого писателя. Произведения Гайдара красочно воспроизводят картины ушедших времён. Мудрое и меткое слово писателя до сих пор звучит злободневно для характеристики событий текущей жизни.
«Писать, как для взрослых, только лучше»
Являясь одним из выдающихся творцов детской литературы, которая так быстро стала развиваться с первых лет Советской власти, Гайдар своими книгами доказал верность принципу: «Для детей надо писать, как для взрослых, только лучше». (До сих пор не прекращаются споры о том, кто первым произнёс эти слова: Лев Толстой, Максим Горький, Корней Чуковский или Самуил Маршак? Также утверждают, что эти слова являются перифразом замечания Константина Станиславского: «Для детей надо играть так же, как и для взрослых, только гораздо лучше, тоньше, культурнее и совершеннее».)
В своей повести «Золотая роза» Константин Паустовский описал, как творил Гайдар, с которым он поселился летом 1937 года в Мещерских лесах. Методично работавшего Паустовского удивляло, что, в то время как он с раннего утра прилежно садился писать в пустовавшей баньке, его сосед, поселившийся в старом домишке, вместо работы над повестью «Судьба барабанщика», казалось, бесцельно бродил по саду. Однако порой Гайдар подходил к баньке и просил коллегу по литературному цеху: «Мне нужно, чтобы ты послушал, какую я чудную фразу придумал: «Пострадал, старик, пострадал, — говорили пассажиры». Хорошо?» В ответ Паустовский сухо отвечал: «Откуда я знаю? … Смотря по тому, где она стоит и к чему относится». Гайдар обижался, уходил, но снова возвращался к другу, чтобы поделиться с ним ещё одним своим творением.
В течение двух недель Гайдар каждый день бродил по саду. Но однажды он пришёл к Паустовскому и «прочёл… повесть наизусть». Последующая проверка Паустовским по написанному тексту показала, что Гайдар «ошибся, да и то незначительно… только в нескольких местах». Совершенно очевидно, что каждая сцена в повести, каждое слово в ней были продуманы и отточены, пока не стали частью сознания писателя. Доводя до совершенства все детали своего произведения, Гайдар в то же время никогда не упускал главной цели: он старался как можно ярче и убедительнее рассказать юным читателям о нашей стране, о её прошлом и настоящем.
В то время немало советских писателей рассказывали о тяжёлой жизни трудящихся до Октябрьской революции, о победе восставших рабочих и крестьян, о начавшемся строительстве социализма. Делился с юными читателями своим опытом борьбы за Советскую власть и вступивший в пятнадцать лет в ряды красных бойцов Аркадий Гайдар. Но почему же произведения Гайдара сразу же сделали его особенно привлекательным для современников и продолжают оказывать мощное воздействие на нынешних читателей? В значительной степени это объяснялось тем, что писатель, талантливый от природы и требовательный к себе, старательно подбирал наиболее подходящие литературные средства и способы описания действительности. Как и Маяковский, Гайдар мог бы сказать про себя: «Я боюсь этих строчек тыщи, как мальчишкой боишься фальши».
Видимо, испытывая отвращение к фальшивым, стереотипным выражениям, Гайдар вкладывал их в уста отрицательных персонажей. Поэтому свой рассказ, в котором мнимый дядя Сергея Щербачёва выдавал пассажирам поезда уголовника Якова за борца против царского строя, пересыпал шаблонными описаниями дореволюционной жизни. «Дядя» упоминал «мрачную тюрьму», стоявшую в Харькове на горе Холодная, «вокруг которой раскинулись придавленные пятой самодержавия домики робких обывателей». «Дядя» так описывал пребывание в тюрьме своего спутника: «Даёшь свободу! — громко тогда воскликнул про себя узник. — Довольно мне греметь кандалами и чахнуть в неволе, дожидаясь маловероятной амнистии по поводу какой-нибудь годовщины, точнее сказать — императорской свадьбы, рождения или коронации!» Другой раз «дядя» прибег к распространённым тогда штампам, для того чтобы пристыдить юного Сергея Щербачёва: «За это ли (не говорю о себе, а спрашиваю тебя, старик Яков!) боролся ты и страдал? Звенел кандалами и взвивал чапаевскую саблю! А когда было нужно, то шёл, не содрогаясь, на эшафот…»
Помпезным и абсурдным словоизвержениям Гайдар противопоставлял естественные и бесхитростные рассказы детей и подростков. Хотя начало Февральской революции было много раз описано в художественной литературе и в воспоминаниях, Гайдар сумел в автобиографической повести «Школа» по-новому осветить эти события, взглянув на них глазами подростка из Арзамаса: «Почему надо было радоваться революции, что хорошего в том, что свергли царя, перед портретом которого ещё только несколько дней назад хор с воодушевлением распевал гимны, — этого большинство ребят, а особенно в младших классах, не понимало». В то же время юного гимназиста «поразило, как удивительно много революционеров оказалось в Арзамасе. Ну, положительно все были революционерами». Среди тогдашних «перевёртышей» были полицейские и люди духовного звания. А «семинарист Великанов прямо заявил с трибуны, что бога нет… и плюнул прямо в небо».
Ярко описал Гайдар тогдашнюю «митинговую стихию»: «Были такие ораторы, которые, взобравшись на трибуну, говорили до тех пор, пока их не стаскивали… Я всё слушал, слушал, и казалось мне, что от всего услышанного голова раздувается, как пустой бычий пузырь… И никак я не мог понять, чем отличить эсера от кадета, кадета от народного социалиста, трудовика от анархиста, и из всех речей оставалось в памяти только одно слово: — Свобода… свобода… свобода…»
В обстановке всеобщей эйфории демагоги очаровывали людей даже заочно. Гайдар засвидетельствовал, как жители Арзамаса вдруг поддались магии Керенского, покорявшего своими пламенными речами сердца многих людей в столичных городах России: «Все точно перебесились. Только и слышно было: «Керенский, Керенский…» В каждом номере газеты помещались его портреты. Член арзамасской городской думы Феофанов ездил по делам в Москву и за руку поздоровался с Керенским. За Феофановым табунами бегали».
Через призму детского восприятия поведал Гайдар в повести (рассказе) «Р.В.С.» о драматических событиях Гражданской войны на примере маленькой украинской деревни, на окраине которой, в заброшенных сараях, любили до войны играть ребята. Однако «с тех пор, как атаман Криволоб, тот самый, у которого жёлто-голубая лента пересекала папаху, расстрелял здесь четырёх москалей и одного украинца, пропала у ребятишек всякая охота лазать и прятаться по заманчивым лабиринтам». И всё же маленький Димка продолжал играть в войну, порой изображая красного и обращаясь к захваченным им «в плен» репейникам и чертополохам: «Против кого идёте? Против своего брата рабочего и крестьянина?» Но иногда он играл за белого, выкрикивая: «Коммунию захотели? Свободы захотели? Против законной власти…»
Однако в Гражданскую войну дети рано взрослели, и, рассказывая о том, как это совершалось, Гайдар переходил на серьёзный тон. Ещё до того, как юный герой «Школы» попал в отряд красных, он застрелил белогвардейца, и это событие стало переломным в его судьбе: «Всё, что происходило в моей жизни раньше, было, в сущности, похоже на игру… И страшно стало мне, пятнадцатилетнему мальчугану, в чёрном лесу рядом с по-настоящему убитым мною человеком».
Гайдар не скупился на светлые краски в своих произведениях о советском предвоенном времени. Но в его повестях и рассказах об этой эпохе часто происходили события, нарушавшие счастливую жизнь. Скрыв пропажу телеграммы, Чук и Гек невольно создали массу неприятностей для мамы и для них самих. Ревность и нелепые подозрения нарушили мир в семье героев «Голубой чашки». Тревожат покой дачников грабители садов из шайки Квакина. Только что назначенный барабанщиком класса Серёжа Щербачёв узнаёт, что его отец арестован за растрату, а вскоре подросток попадает в окружение жуликов, воров и других преступников. Гибнет в лагере Артек от руки пьяного бандита маленький пионер Алька. Однако свои произведения, посвящённые мирным советским годам, Гайдар завершал на уверенной ноте. В конце повести о Тимуре и его команде главный герой говорил: «Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны. Значит, и я спокоен тоже!» Оптимистически завершался рассказ «Голубая чашка»: «А жизнь, товарищи… была совсем хорошая!»
Воспитание будущих бойцов
И всё же почти в любом, даже самом солнечном произведении Гайдара о советском времени звучала тема грядущей войны. Поезд, в котором ехали Чук и Гек, остановился «рядом с могучим железным бронепоездом. Грозно торчали из башен укутанные брезентом орудия. Красноармейцы весело топали, смеялись и, хлопая варежками, отогревали руки. Но один человек в кожанке стоял возле бронепоезда молчалив и задумчив. И Чук с Геком решили, что это, конечно, командир, который стоит и ожидает, не придёт ли приказ от Ворошилова открыть против врагов бой».
Отправившись после семейной размолвки в дальний путь («куда глаза глядят»), папа и дочка из рассказа «Голубая чашка» неожиданно оказались на поле боя. Правда, бой был учебным, но юные читатели получали впечатление о том, как может происходить настоящее сражение: «…Загремела батарея, и мы увидели, что пустое и тихое поле разом ожило, зашумело и зашевелилось. Из-за кустарника, из-за бугров, из-за канав, из-за кочек — отовсюду с винтовками наперевес выскакивали красноармейцы. Они бежали, прыгали, падали, поднимались снова. Они сдвигались, смыкались, их становилось всё больше и больше; наконец, с громкими криками всей громадой они ринулись в штыки на вершину пологого холма, где ещё дымилось облако пыли и дыма».
А в повести «Тимур и его команда» ребята сами организовали военную игру, в ходе которой её участники помогали семьям военнослужащих. Об играх Тимура Гайдар продолжал писать и во время Советско-финляндской войны («Комендант снежной крепости»), и в киноповести «Клятва Тимура», созданной в первые дни после начала войны. Талантливые произведения Гайдара послужили импульсом для создания тимуровского движения в годы Великой Отечественной войны.
В первой повести про Тимура о войне говорят и взрослые. Дядя Тимура, инженер и актёр-любитель Георгий Гараев, разучивает роль «старика-инвалида». По словам Гараева, этот «бывший партизан… живёт близ границы, и ему всё кажется, что враги нас перехитрят и обманут. Он стар, но он осторожен. Красноармейцы же молодые — смеются, после караула в волейбол играют». Старый партизан поёт: «Я третью ночь не сплю в глухом дозоре./ Ползут в тиши враги. Не спи, моя страна!/ Я стар. Я слаб. О горе мне… о горе!» Хотя Гайдар отчасти иронизировал над старым партизаном, было очевидно, что писателя беспокоили настроения тех советских людей, которые не были слишком озабочены надвигающейся угрозой из-за рубежа.
В тревожном ключе писатель говорил о будущей войне в «Военной тайне», и не только в сказке о Мальчише-Кибальчише. Раздумывали о неизбежном нападении врагов пионеры-артековцы Владик и Толя. Как-то, лёжа на пляже, Владик спросил друга: «А что, Толька, если бы налетели аэропланы, надвинулись танки, орудия, собрались бы белые со всего света и разбили бы они Красную Армию… перевешали бы коммунистов, перекидали бы в тюрьмы комсомольцев, разогнали бы всех пионеров, тогда бы мы с тобой как?»
Толик высмеивал фантазии Владика, но тот, упорно повторяя свой пессимистический вариант надвигавшейся войны, говорил другу, что в этом случае «ушли бы мы с тобой в горы, в леса. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы мы на белых и не изменили, не сдались никогда. Никогда! — повторил он, прищуривая блестящие серые глаза».
Гайдар верил в способность советских детей выстоять в тяжёлом испытании. Даже наивный Сергей Щербачёв, которому было скучно читать газетные сводки о происходивших в то время войнах в Испании и Китае и которого легко обвёл вокруг пальца преступный люд, в конечном счёте распознал коварных врагов, завладел украденным ими браунингом и сбежал от них. Спрятавшись в высокой траве, Сергей рассуждал: «Пусть уходят эти страшные люди… Уходите далеко прочь!» И вдруг внутренний голос сказал Сергею: «Как уйдут?… А разве можно, чтобы бандиты и шпионы на твоих глазах уходили, куда угодно?» Голос сурово потребовал: «Выпрямляйся, барабанщик!.. Выпрямляйся, пока не поздно».
Бывший участник Гражданской войны, Гайдар знал, как нелегко юному человеку встать с оружием в руках и стрелять во врагов. Сергей признавался себе: «Выпрямляться мне не хотелось. Мне было здесь хорошо — за сырыми, холодными камнями». Он успокаивал свою совесть: «Я сейчас, я сию минуточку». Но внутренний голос был неумолим: «Выпрямляйся, барабанщик!… Встань и не гнись! Пришла пора!» Выполняя этот приказ, Сергей поднялся и, сжав браунинг, стал стрелять по врагам.
Это был ещё один урок Гайдара для тех, кто через несколько лет поднялся на защиту Родины.
Писатели и их читатели — в одном строю на защите Родины
В то время многие детские писатели Советской страны в своих произведениях старались воспитать из читателей будущих бойцов. Некоторые из авторов публиковали свои рассказы и повести в «Пионерской правде» и популярных детских журналах. Один из номеров детского журнала «Костёр», издававшегося в Ленинграде, открывался рассказом Леонида Пантелеева «Честное слово», который затем был многократно перепечатан и транслировался по радио.
В рассказе речь шла о забытом старшими товарищами по военной игре мальчике, который остался один до позднего вечера в потемневшем парке, потому что он дал честное слово не уходить с поста. Узнав, в чём дело, автор рассказа предложил мальчугану отвести его домой. Но парнишка, которому в ходе игры присвоили звание сержанта, готов был покинуть пост, лишь подчинившись вышестоящему командиру. С трудом автор разыскал военного, который твёрдо сказал мальчишке: «Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост». Но мальчик спросил военного: «А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас шпал». Военный ответил: «Я — майор»… И тогда «сержант» приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал: «Есть, товарищ майор. Приказано оставить пост». «И сказал это он так звонко и так ловко, что мы оба не выдержали и расхохотались. И мальчик тоже весело и с облегчением засмеялся».
На прощание майор сказал мальчику: «Молодец, товарищ сержант… Из тебя выйдет настоящий воин». Мальчик отказался от провожатых, сказав, что он живёт близко и никого не боится. Завершая рассказ, Пантелеев написал: «Мальчик, у которого такая сильная воля и такое крепкое слово, не испугается темноты, не испугается хулиганов, не испугается и более страшных вещей… Ещё не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек».
На обложке журнала «Костёр», в котором был впервые опубликован знаменитый рассказ, значилось: «Июнь 1941». А меньше чем через три месяца после выхода в свет этого журнала Леонид Пантелеев увидел превращение сверстников и земляков героя своего рассказа в «настоящих людей», не испугавшихся «страшных вещей». Вместе с ребятами писатель дежурил на крышах домов Ленинграда и там тушил зажигательные бомбы, помогал раненым и больным. А потом, когда Пантелеев оказался при смерти от крайнего истощения, дети доставили его в больницу на Каменном острове и постоянно навещали писателя. Позже Пантелеев писал: «Присутствие детей подчёркивало великий человеческий смысл нашей борьбы».
Вскоре после начала блокады Ленинграда, в сентябре 1941 года, немецко-фашистские войска окружили Киев. Однажды в расположении одного из спешно созданных под Киевом партизанских отрядов появился немолодой человек, вызвавший подозрение у бойцов. В своей книге «Обыкновенная биография» Борис Камов писал, что человек «радостно улыбнулся, поправил шинель и предложил: «Давайте знакомиться: Аркадий Петрович Гайдар, корреспондент «Комсомольской правды». Бойцы и лейтенант смутились: «Гайдар… «Школа»… «Тимур и его команда». Так с конца сентября 1941 года Гайдар, давно освобождённый от воинской обязанности по состоянию здоровья, стал партизаном вместе с теми, кто вырос на его книгах.
Пытаясь пробиться с новыми боевыми товарищами к частям Красной Армии, Гайдар во время недолгих передышек не прекращал писать. Порой по просьбе партизан он читал на память свои произведения, но решительно отказывался ознакомить их с книгой, над которой работал. Верный установленным им самим высоким требованиям к литературному произведению, Гайдар отвечал: «Это только заготовки… Над ними нужно много работать, прежде чем их можно будет показать. Вот напечатаю книгу, тогда сами и прочтёте».
Это обещание Гайдар не смог выполнить. 26 октября 1941 года группа партизан, в которой он находился, попала под обстрел немецкой засады. Пуля поразила писателя в сердце. Полевая сумка с рукописями не была обнаружена.
Однако миллионы тех, кто был воспитан на книгах Гайдара и других замечательных советских писателей, продолжали сражаться на полях нашей Родины. Как и полюбившиеся им герои, они сохраняли верность воинскому долгу, неукоснительно выполняли полученные ими трудные приказы, смело поднимались навстречу врагам, зная, что никогда не изменят и не сдадутся. И ныне творчество Аркадия Гайдара и других писателей, отстаивавших советские ценности, помогает бороться за восстановление такого порядка в стране, про который герои их произведений говорили: «Всем хорошо! Все спокойны», или уверенно утверждали: «А жизнь, товарищи… была совсем хорошая!»
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
