1 февраля на сайте газеты «Культура» была размещена статья, посвящённая творчеству Чарльза Диккенса. Публикуем её полностью.
Классиков положено любить, не читая. Да, «золотой фонд» мы признаем априори, но есть вокруг нас занятия и поинтереснее. Такая судьба не миновала и родившегося 7 февраля 1812 года в Портсмуте Чарльза Диккенса, от которого остались бедный, волшебно одаренный счастьем Оливер Твист да славный мистер Пиквик, самые трогательные его герои.
Но только немногие с ходу вспомнят, что, к примеру, случилось с мальчиком, гнувшим спину в работном доме: роман объемный, сюжет насыщен персонажами и поворотами. Кто-то куда-то шел, история творилась, все закончилось, вот и хорошо — и хватит.
С остальными, менее известными произведениями ситуация еще сложнее. Нашумевший в свое время «Домби и сын», блестящий «Дэвид Копперфильд», тяжелые «Большие надежды» стали артефактами викторианской эпохи. Но что уходит, то может и вернуться: если искать претендента на актуальность, нет лучшего, нежели Чарльз Диккенс. Чуть смахнуть пыль с книжных корешков, и все — как будто вчера было сказано.
В позапрошлом веке его популярности на родине мог позавидовать любой. В России он тоже нашел себе умных и преданных поклонников, даже Америка, не всегда тепло относившаяся к чужой литературе, приняла великого романиста. При жизни это мало помогло Диккенсу: он умер, обремененный заботами и тяготами, надорвавшись от каторжного труда. Зато XX век канонизировал писателя, сделав его книги неотъемлемой частью «старой доброй Англии», и каждый читатель обнаруживал в них кусок огромного литературного наследия, каковой можно урвать для себя. Социальным критикам Диккенс пришелся так же впору, как и любителям тихих поместий, а борцы за равенство приписали его себе с тем же энтузиазмом, что и сторонники этатизма.
Если отбросить все это, с чем мы имеем дело? Если вдруг представить себе, что нужно отделить, наконец, неважное от действительно ценного?
Нам останется Диккенс, с которым можно быть наедине. Существует распространенная точка зрения: дескать, не стоит «убегать в книги», потому что где-то, как-то, почему-то протекает так называемая «реальная жизнь». И уж в ней надо соорудить себе то, чему человека честно научила рекламная индустрия, и наслаждаться игрой по правилам. На поверку оказывается, что зачастую ничего настоящего в этом автоматическом пережевывании быта нет (Диккенс любил поиронизировать над мелкими буржуа, коих неплохо знал: они и тогда тянули унылую лямку). Борьба за светлое будущее дискредитирована минувшим веком, и, видимо, здесь-то и кроется ключевой парадокс эпохи: что противопоставить пошлости, кроме механики социального переустройства?
Веру в чудо. Диккенс — реалист, но во всех его романах — от ранних, где много смеха, до поздних, где трудно улыбнуться, — есть место чему-то, что выше простой критики нравов. Писатель не был диванным обличителем пороков, но и изощренного иезуитства, потакания злу в нем не найти. Он не «прогрессивен» ни с современной точки зрения, ни с позиции XIX столетия (даже в «Домби и сыне» маловато преклонения перед техникой). И мы не увидим ни истового наукобесия, ни социал-дарвинизма, ни яростного фрейдизма с унылым копанием «в психологии».
Диккенс — чист. Он, являясь автором огромных по размеру текстов, выглядящих так, будто в небо взмывают невероятной красоты дирижабли, отбросил все лишнее, бережно сохранив только сокровенное, самое живое — неизбежность чуда. У Оливера Твиста все сложится хорошо, однако вовсе не потому, что таковы законы общества, а лишь потому, что так, по мнению автора, устроен мир: зло будет наказано, добро восторжествует, но почти случайно, по чьему-то произволу — чтобы никто не успел возгордиться или приписать себе победу.
Главный классик расцвета британской империи, прекрасно знавший что к чему и не питавший никаких иллюзий, доверяет миру, и именно поэтому с ним не страшно побыть вдвоем. Опыт учит современного человека не поддаваться никому, свято беречь свои воображаемые границы и, ощетинившись, как еж, огрызаться в пространство. Диккенс говорит, что все это — вранье, придуманное одними закомплексованными болванами для других.
«Широкие просторы расстилались перед ними, не омраченные тенью новой разлуки» — так заканчивается роман «Большие надежды», и эти слова кажутся слишком старомодными, чтобы быть правдой. Однако подлинности в них гораздо больше, чем в современной иронии, которая тщится не быть банальной. Чудо придет, стоит остаться с Диккенсом наедине, чтобы понять это со всей определенностью.
От редакции: Творчество Диккенса фактически представляло собой критику всех пороков буржуазного строя. Обличение паразитизма представителей «мира джентельменов» (читай — знати) было свойственно всем прогрессивно настроенным деятелям того периода. С мыслью автора о том, что зло в будущем будет наказано, а добро восторжествует, вполне можно согласиться. Точнее, ход событий XX века их подтвердил. Все это доказывает, что мечта о равенстве отнюдь не является утопией (как бы в настоящее время некоторые не пытались бы доказать обратное).
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
