Брать только россыпное

Есть в известной песне “Ленинградки” пронзительные строчки:

“Листочки из школьной тетрадки: “Все умерли. Таня одна.”

Они почти дословно передают слова, записанные в середине мая 1942 года в блокадном Ленинграде 12-летней девочкой Таней Савичевой:

“Савичевы умерли”

“Умерли все”

“Осталась одна Таня”

Копии страниц из этого страшного дневника смерти я смог увидеть в 2012 году в сегодняшнем Санкт-Петербурге в музее перед входом на Пискарёвское мемориальное кладбище.

На Аллее Памяти среди мемориальных плит от городов и регионов России, бывших республик СССР и зарубежных стран есть и плита от города Архангельска в память об уроженцах города на Северной Двине, умерших от голода или защищавших город на Неве.

С Архангельском связаны годы моей студенческой жизни. И поныне там живут мои родственники по линии мамы. Мне часто приходится там бывать, в частности, при подготовке и проведении наших волонтёрских проектов.

Городу Архангельску в 2009 году было присвоено почётное звание “Город воинской славы”.

Но я бы назвал его ещё и городом гражданской славы, поскольку не только военные, но и гражданские в Архангельске внесли свой вклад в Победу.

В годы Великой Отечественной войны через речной порт Архангельск, как и через соседний морской порт Молотовск/ ныне Северодвинск, где я родился через 14 лет после войны, проходили грузы, поступавшие по ленд-лизу от западных союзников.

Архангельск почти как прифронтовой город подвергался бомбёжкам. Но это был и тыловой город, где работали заводы и предприятия, где люди жили повседневной гражданской жизнью.

Есть, правда, одна деталь, о которой лично я узнал относительно недавно от своей учительницы по истории Галины Павловны Останиной, которая однажды поведала мне, что в годы войны нормы снабжения хлебом в Архангельске были те же самые, что и в блокадном Ленинграде.

А ещё врезались в память слова, вынесенные в заголовок этой публикации: “Брать только россыпное” (с ударением на предпоследнее “о”), которые принадлежат контр-адмиралу Ивану Дмитриевичу Папанину, который в 1941-1945 гг. был уполномоченным Государственного Комитета Обороны по перевозкам на Белом море и организации погрузки и выгрузки в Архангельском порту.

Именно такую команду военным и гражданским дал ставший ещё до войны дважды Героем Советского Союза легендарный полярный исследователь в отношении продовольственных грузов, выгружавшихся с судов союзников.

И архангелогородцы чётко выполняли эту команду. Если при разгрузке происходил какой-нибудь сбой и что-то, например, повреждённый мешок с крупой рассыпался, то это только и брали. Всё за исключением россыпного шло транзитом в центр страны и оттуда на фронт.

О нормах снабжения в военном Архангельске на рубеже 1944/1945 гг. мне недавно рассказала другая учительница из нашей школы № 11 в Северодвинске — Эмилия Зосимовна Горбова (девичья фамилия Пулькина), с которой я вместе работал некоторое время после окончания педвуза в Архангельске.

Детям — а ей тогда было полных шесть лет — полагалось по 300 грамм хлеба в день. Её маме как служащей и брату Льву, 1922 г.р., ставшему в начале войны в результате несчастного случая на лесоперевалочной базе инвалидом 1-й группы, полагалось по 400 грамм. Но карточки отоваривались не всегда. Хлеб, за которым перед магазинами выстраивались длинные очереди, зачастую просто не привозили.

Маленькая Миланочка, как в семье называли Эмилию Зосимовну, написала для себя небольшой рассказ о последних месяцах войны с примерным названием “Как меня брат Лёвушка кормил”.

Там присутствуют почти как в дневнике Тани Савичевой две скорбные даты:

“26.01.1945 — умер от истощения папа Зосима Харлампиевич Пулькин…”

А брат Лёвушка ростом под два метра, у которого разница в возрасте с младшей сестрёнкой составляла без малого 16 лет, очень любил Миланочку. Когда она ещё до войны была младенцем, он носил её на руках (колясок не было) на прогулки к пруду рядом с пединститутом (туда после школы поступила Эмилия Зосимовна) и не только не обращал внимания на шуточки друзей, что мол вот такой детина нянькается с такой малышкой, но даже на их просьбы показать сестрёнку закрывал её личико уголком одеяла — так старший брат защищал младшую сестрёнку.

Эмилия Зосимовна вспоминает, как протекала первая половина дня в их семье, когда шёл последний год войны. Папы уже не стало, мама уходила на работу и за хлебом, оставив детям маленькую кастрюльку с варёной полусгнившей мелкой картошкой, а Лёвушка принимался учить будущую студентку педвуза.

Первым уроком было декламирование. Миланочка вставала на скамеечку у шкафа и начинала вслух читать стихи. Одно из них начиналось словами: “На Арбате, в магазине за окном устроен сад…” (стихотворение “Снегирь” Агнии Львовны Барто).

Когда все стихи на полуголодный желудок (утром мама давала обоим немного тёплой водички из чайника с печки и, если было, чуть сахарного песочка россыпью на ладошку) были продекламированы, начинался урок пения. Под звуки мандолины или гитары, на которой играл брат, Миланочка распевала разные песни, в основном взрослые. Наверное, и песню “Синий платочек” тоже.

Третьим уроком шли тайны. Уже под балалайку, на которой играл старший брат, младшая сестрёнка танцевала и “барыню”, и гопак, и другие танцы.

Заключительным и самым трудным уроком был четвёртый — обучение рисованию. Лев Зосимович, которому шёл 23-й год, расстилал какую-то использованную бумагу и начинал с помощью чернил, которые сам делал из кирпичей, рисовать на глазах сестры-дошкольницы Эмилии отдельные предметы.

Поначалу это были разные виды оружия: автомат, пистолет, пулемёт, пушка. И тогда на глазах у шестилетней голодной девочки появлялись слёзы. Но не от страха.

Миланочка всё ждала, когда же брат начнёт рисовать куклу, поскольку хорошо знала, что именно вслед за этим из чёрной тарелки репродуктора раздастся полуденный звон курантов, после чего брат достанет со шкафа приготовленное для неё блюдце с половиной тонкого куска хлеба, и они оба отправятся на “перемену”, то есть на обед.

Эмилия Зосимовна вспоминает, что считать она научилась в том числе и благодаря тому, что брат заставлял её 33 раза пережёвывать каждый откусанный кусочек картошки или хлеба, объясняя ей, что так будет сытнее. Такая вот арифметика на исходе войны в Архангельске.

Вторая скорбная дата в рассказе:

“02.05.1945 — умер от истощения брат Лёвушка…”

Он очень просил маму в те весенние дни как-то поддержать его, потому что очень старался дожить до Победы. Всего семь дней не дожил…

Сложенные в корзинку несъеденные братом кусочки хлеба были отданы ослабевшему от голода соседу, который осторожно съел этот “похоронный хлеб”, в результате у него появились физические силы, и он смог выкопать могилу на кладбище для умершего.

А потом настал День Победы со слезами на глазах…

Летом 1945 года в Архангельск приехала тётя и увезла маленькую племянницу к себе в Киев.

Маме, по словам Эмилии Зосимовны, удалось устроиться на новую работу в контору под названием “Рыбторг”, где сотрудникам выдавали тюлений жир, во многом благодаря которому она и выжила, и прожила потом ещё много лет, наверное, и за мужа тоже…

А самой Эмилии Зосимовне идёт уже 83-й год, и она помнит, как фактически брат спасал её, подкармливая своим хлебом в полуголодном Архангельске. И потому жить ей ещё долго-долго за себя и за брата…

…

Татьяна Николаевна Савичева умерла от истощения в 14-летнем возрасте уже в эвакуации в Горьковской области 01.07.1944 — до Парада Победы на Красной площади 24.06.1945 оставался год без одной недели…

Лев Зосимович Пулькин умел от дистрофии в полных 22 года в Архангельске 02.05.1945 — в этот день капитулировал берлинский гарнизон — до Дня Победы оставалась ровно неделя…

…

Светлая память!

В. Михайлов

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.