21 марта на сайте Движения за возрождения отечественной науки была опубликована статья, в которой речь шла об информационной войне, ведущейся в настоящее время против нашего народа. Также содержится размышление о выработке системных мер, направленных на оказание противодействия информационно-психологической агрессии Запада.
В начала автор статьи вспоминает, как в наиболее критические моменты конца 1941 года, когда немцы стояли вблизи от Москвы, всё же удалось переломить ситуацию – в настоящей войне. Приводим его мысли:
» Мои начальные представления относительно явлений, описываемых в терминах прямой и обратной перспективы, сложились как раз в годы Великой Отечественной войны 1941−1945 годов. То был опыт наблюдения за тем, как в ходе войны произошла смена фронтовой перспективы − смена движения фронтовой линии в восточном направлении на движение в западном направлении. Это наглядное представление позволило впоследствии перейти к изучению прямой и обратной перспективы применительно к широкому спектру явлений в области искусства, естествознания, истории, философии. Но при всём при том военный аспект двойственной перспективы никогда не выпадал из моего сознания, а теперь он выступил на передний план в связи с актуализацией философской тематики войны и мира
Александр Твардовский в своей поэме «Василий Тёркин» выразил чувства тех наших солдат, которые в первые дни военной страды, отступая, уходили на восток. Я помню, как в те жаркие июльские дни 1941 года, когда они покидали территорию Белоруссии, мне тоже хотелось присоединиться к ним. Да только возраст не позволял, шести лет было маловато. Оставалось лишь горестно наблюдать за их уходом, за тем, как они скрывались за горизонтом. Запомнился облик отступающего солдата Красной армии: на голове пилотка с красной звездой, за спиной скатка шинели, за плечом винтовка, та самая, инженера Мосина образца 1891 года, пара ручных гранат (далеко не у всех), тощий вещмешок, фляжка для воды; на ногах ботинки с обмотками. И такой мимолётный эпизод: один солдатик снял с ног сапоги-маломерки, подал их моей матери и попросил у неё взамен калоши. Калоши, к счастью, нашлись, а сапоги потом пригодились партизанам.
Восприятие ухода в неизвестные края − это видимость исчезновения за горизонтом. Но поскольку линию горизонта можно пересечь в одном и другом направлении, к лету 1943 года у меня возникло стойкое убеждение в том, что наряду с исходом есть восход, потому должен состояться возврат тех, кого мы проводили в даль. Такое осознание по существу своему означало предвосхищение того, что впоследствии выразилось в понятии военно-фронтовой перспективы − перспективы в двух противоположных направлениях. Ведь сначала всё наше внимание было обращено на восток, в сторону Москвы (как там Москва, устоит ли?!), а затем − на запад, на Берлин. На возможность перемены указывал опыт исторической памяти: помнили и знали о том, как когда-то с триумфом шёл на Москву Наполеон, а потом с позором бежал обратно в свои европы….
Ассоциация фронтовой линии с линией горизонта у меня усилилась после того, как фронт, повёрнутый на запад, остановился в нашей местности, под Чаусами на реке Проня. Шесть месяцев, начиная в 3-го октября 1943 года, мне пришлось пребывать во фронтовой обстановке, провожая прибывающих бойцов на передовую и встречая раненых в расположении военно-полевого госпиталя… Мне пришлось ещё убедиться в том, сколь важна деятельность хозяйственных служб на фронте, которой по всему советско-германскому фронту успешно руководил во втором периоде войны генерал-лейтенант интендантской службы Николай Александрович Антипенко (1901−1988). Для него, как стало известно впоследствии, фронтовая полоса, по части хозяйственной деятельности, охватывала практически весь советский тыл.
Важно, однако, иметь в виду различие между фронтовой полосой и фронтовой линией. Фронтовую линию можно уподобить государственной границе. Только вот в современных войнах она уже не имеет того значения, какое имела раньше. И здесь очень важно будет, касаясь философской проблематики войны и мира, попытаться обобщить одно предсказание о характере предстоящих войн, которое высказал вскоре после окончания Второй мировой войны наш соотечественник Е.Э. Месснер (1891− 1971). Читаем в его книге «Хочешь мира, победи мятежвойну»: «В будущей войне воевать будут не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади окружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический; воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трёхмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а − в четырёхмерном, психика воюющих народов является четвёртым измерением»…»
Далее автор ставит вопрос: как получилась, что наша страна, одержавшая победу во множестве «горячих» схваток с внешним противником, потерпела сокрушительно поражение в информационно-психологической войне? По его мнению, «двигаясь к намеченной цели, нельзя не смотреть вперёд, туда, где она расположена». Но этого явно недостаточно. Дело в том, что успех может ожидать лишь того, кто «умеет сверять прямую перспективу перспективой обратной, т.е. кто умеет состоятельно обращать свой взор в противоположную сторону». В качестве примера он приводит рассказ Д.Д. Лелюшенко об атаке во время начала контрнаступления под Москвой в ночь с 5 на 6 декабря 1941 года. ««Мы, − вспоминал Лелюшенко, − долго размышляли о том, как помочь подразделениям выдержать направление ночью на незнакомой местности. Решили зажигать по два костра в тылу каждого наступающего в первом эшелоне батальона, чтобы костры находились в створе направления движения, на расстоянии около километра один от другого. Если командир, оглянувшись, увидит два огня совмещёнными в одной плоскости, значит направление движения выдержано. Если же два огня будут видны порознь, значит, сбились с курса»… Немцы не могли предвидеть атаки в ту кромешно-снежную ночь, и, будучи застигнутыми врасплох, панически бежали, что стало началом их дальнейшего отступления в ходе последующих этапов войны».
По словам автора статьи, «диалектическая связь прямой и обратной перспективы с её эвристическим значением в художественном творчестве, науке, в практическом жизнеустройстве была досконально исследована и описана в трудах П. А. Флоренского. В центре всех его исследований находится статья «Обратная перспектива», в которой обращается внимание на особый изобразительный метод, используемый при изображении лиц святых и предметов в старинных православных иконах: отмечаемые на них параллельные линии, которые перспективно должны были бы быть сходящимися к линии горизонта, изображаются, напротив, расходящимися… Не вдаваясь в детали словесного описания обратной перспективы, мы просто сошлёмся на один замечательный образец её наглядного изображения. Это − икона Андрея Рублёва «Троица», на которой видно, чем и как отличается обратная перспектива от прямой линейной перспективы. Обращение к «Троице» Рублёва может поспособствовать постижению глубинных оснований информационной войны».
«О всевозможных приёмах этой войны существует огромная литература, и здесь нет необходимости ссылаться на какого-либо отдельного автора. Достаточно отметить, что все такие приёмы сводятся к манипуляции человеческим сознанием на психологическом уровне. Поэтому успешная борьба с этой манипуляцией просто немыслима до тех пор, пока мы не докажем, что у каждого человека, помимо психологической стороны его бытия, есть сторона онтологическая. Доказать и ввести ее в действие − залог победоносного контрнаступления.
Человек, как личность, живёт в определённой системе координат, выделяющей его из среды других природных существ. Эта координатная система соотносится с культурой. Культура, указывал П. А. Флоренский, есть связное целое, иерархия целей. Если ставится вопрос о том, как расчленяется это целое и где центры целей и их осуществлений, то ответ на него один: эти центры суть личности, лица. «Если природа, − пишет Флоренский, − расчленяется на вещи, то история − на лица. И если категорией природоведения мы должны признать имя нарицательное, имя вещи, то категорией истории должны признать имя собственное, имя лица» ….. Поскольку наука о природе, отмечает Флоренский, занимается вещами, то и необходимая связь вещей есть та, которая уничтожилась бы, стёрлась бы лишь с уничтожением вещей. Эта связь, полагающая вещи, есть связь причинно−следственная. А в науках о культуре, занятых лицами, «такою связью лиц, без которой не понять лица и с уничтожением которой уничтожились бы самые лица, есть связь рождения»….
За этой родословной связью человека находится самая важная составляющая его координатной системы − четвёртое (месснеровское) измерение, т.е. время, наполненное жизненным содержанием. Его принято называть экзистенциальным, чтобы отличать от абстрактного, механически-нивелированного времени, пригодного для описания механических процессов. Соответствие между экзистенциальным временем, с одной стороны, и прямой и обратной перспективой, с другой, состоит в том, что ход времени реализуется в ритмической смене направлений его течения − от прямого к обратному, от обратного к прямому. В этом ритме находит место борьба беспорядка и порядка, Хаоса и Логоса (по терминологии Флоренского).
Человек, не осознающий, не чувствующий экзистенциального хода времени, лишён возможности понимать значение своей родословной. «Иван, не помнящий родства» есть всего лишь получеловек, которым легко манипулировать со стороны тех, кто преуспевает в информационной войне. Труднее сбить с толку того, кто обращён не только к современности, но и устремлён в будущее. Однако человек ощущает полноту своего бытия лишь в том случае, если к его устремлённости в будущее добавляется внимание к прошлому. Вот эта жизнетворческая связь будущего и прошлого теперь стала предметом строгого научного анализа. Флоренский, возможно, не был первым среди тех мыслителей, которые обратили внимание на феномен обратной перспективы в православной иконописи и попытались раскрыть его духовно-смысловое значение, как это сделано в его статье «Обратная перспектива»…. Но он был первым, кто пространственное содержание понятий прямой и обратной перспективы переключил на время, сформулировав тем самым гипотезу о прямом и обратном течении времени, которая затем нашла прямое подтверждение в квантовой теории физики (подробнее см. в работе…)».
Далее автор начинает обращаться к истории, пытаясь найти наиболее оптимальные способы решения рассматриваемой нами проблемы. Так, он прямо идеализирует практику дореволюционной России. В качестве примера приводит уваровскую теорию официальной народности «лозунг «Самодержавие, православие, народность» Причем обращает внимание на провозглашение «народности» в качестве одного из базовых основополагающих принципов. Пытаясь найти ответ на вопрос, что имелось в виду под соответствующим термином, автор полагает, что «подразумевалось простонародье, потому как немыслимо было относить к одному и тому же народу сословие дворян и сословие крестьян, несмотря на их, казалось бы, единое подданство одному и тому же государству. Немыслимо хотя бы потому, что баре (высшая знать поголовно) и крестьяне говорили на разных языках. Для одних языком общения был французский, для других же − русский».
Далее он пишет, что «Василий Осипович Ключевский (1841−1911) красочно поведал нам, как впервые русские дворяне, участники I-й Великой Отечественной войны 1812−1814 годов, узнали и удивились тому, что разные европейские народы, независимо от сословной принадлежности, говорят на своих собственных языках. Перед их глазами, пишет Ключевский, пронеслись великие события, которые решили судьбы народов и в которых они сами участвовали. Воротившись из похода домой, они чувствовали, что ушли от своих стариков «на сто лет вперёд». «Они с прискорбием узнали, что Россия − единственная страна, в которой образованнейший и руководящий класс пренебрегает родным языком и всем, что касается родины. Потом ещё с большей скорбью они убедились, что в русском народе таятся могучие силы, лишённые простора и деятельности, скрыты умственные и нравственные сокровища, нуждающиеся в разработке, без чего всё это вянет, портится и может скоро пропасть, не принесши никакого плода в нравственном мире» [12,c.423].
Читая Ключевского, как бы воочию видишь, что при его жизни уже остро стоял вопрос о том, кто и как воспользуется теми могучими силами, которые таились в русском народе. А между тем приходится констатировать, что официально русского народа в России не существовало. Вместо графы «национальность» в паспорте стояла отметка о вероисповедании. При этом православным мог стать человек любой национальности и любой другой конфессиональной принадлежности, оставаясь при этом этнически тем, кем он был рождён, без потери своего национального духа. Если нужны примеры, то лучший из них − китайцы. Изучая проблему заселения китайцами дальневосточных территорий России, наш выдающийся путешественник и этнограф В.К. Арсеньев (1872−1930) отмечал: «…Рассчитывать на обрусение китайцев не приходится. Скажу более – это наивно!.. Я видел крещёных китайцев, но не обрусевших. Ни в строе жизни, ни в обычаях, ни в одежде, ни в привычках христианин-китаец не изменяется». К такому выводу он пришёл ещё в 1914 году (речь идёт об очерке «Китайцы в Уссурийском крае»). Беда, однако, не столько в том, что христианин-китаец оставался и остаётся китайцем, сколько в том, что христианин – русский зачастую переставал быть русским.
Но обратимся снова к формуле Уварова «Самодержавие, православие, народность». Излишне будет напоминать, что российское самодержавие − дело рук державообразующего русского народа. И существовало-то оно до тех пор, пока опиралось на русский народ. Другие народы и племена Российской империи входили в её состав на других основаниях. Так грузинам грозила опасность быть покорёнными либо Турцией, либо Персией, откуда они не ждали ничего хорошего, армяне по тем же причинам боялись турецких завоевателей, для азербайджанцев опасность представляли персы-шииты и т.д».
Целый ряд утверждений носит весьма дискуссионный характер. Так, под «народностью» подразумевалось единение народа с помещиками и царем. Но как можно скрестить «ужа с ежом» (противоположные интересы эксплуататоров и эксплуатируемых)? Вполне понятно, что идеологи самодержавия подразумевали, что народ должен смириться со своей бесправной участью и не протестовать. Записывание в «смутьяны» всех прогрессивно настроенных деятелей прямо говорит об этом. Но это не способствует установлению подлинного мира. Более того, дальнейший ход исторических событий прямо показал, что по мере обострения классовых противоречий, свойственных антагонистическому строю, нарастание борьбы трудящихся за свои права, схватка с угнетателями неизбежны. Следовательно, объединяющей идей должен быть не консерватизм, а левая идеология.
Далее автор ссылается на мнение одного из видных деятелей евразийского течения П.П. Сувчинского, отметившего в 1923 году следующее: «Помнить и сознавать недавнее прошлое как страшный опыт необходимо, но не это прошлое нужно ставить в основу идеологического и эмпирического возрождения России. Необходимо во всей остроте и глубине пробудить историческую память (конечно, не только эстетически и без искусственной архаизации), которая за последние века стала мельчать, потеряла способность синтетически охватывать всю прошлую судьбу своей веры, культуры и государственности, перестала воскрешать в настоящем. <…>. Далеко назад и далеко вперёд, но ни в коем случае не к близкому прошлому»»
С этим утверждением вполне можно согласится. Восстановление исторической памяти, недопущение фальсификации Отечественной истории – являются теми средствами, которые позволят сформировать весьма четкое представление о прошлом нашего государства, укрепить патриотическое сознание. В то же время не менее важной стороной дела является смена культурно-информационной политики, которая не будет поощрять информационно-психологическую агрессию против народов нашей страны.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
